"Михаил Семенович Бубеннов. Белая береза " - читать интересную книгу автора

стороны, ища глазами укрытия.
Затихнув, Лозневой выглянул из окопчика. В левой стороне - шагов за
тридцать - матово блеснула над жнивьем каска. "Хмелько! - догадался
Лозневой. - А где же Костя?" Он взглянул вправо и увидел, что совсем
недалеко - ложная огневая позиция для противотанковой пушки, каких немало
наделали за ночь артиллеристы по приказу Озерова: над бруствером земляного
дворика торчало вершинкой на запад небольшое бревно, а над ним клонились
почти голые березки. Лозневой понял, что и он попал в один из ложных
окопчиков, заодно отрытых старательными артиллеристами для обмана врага.
Лозневой до боли стиснул зубы.
С передней линии едва внятно донеслись голоса: кто-то из командиров
кричал на солдат. Лозневой посмотрел вперед. Невдалеке, в бороздке,
проделанной рожком сеялки, в аллейке срезанных ржаных стеблей копалась
пепельно-серая полевая мышь. Глаза у нее блестели весело, как росинки.
Испугавшись Лозневого, она юркнула и пропала, но через секунду в бороздке
вновь блестели ее светленькие глазки: рядом была ее норка. "Вот у нее
блиндаж, это да! - подумал Лозневой. - Ее не возьмешь!" И тут он, взглянув
на свой ложный окопчик, опять почувствовал, что в жаркой груди скопился
кашель.
Но искать другое место было поздно. Ведущий "юнкерс", дико воя, с
большой высоты перешел в пике. Пролетев несколько сот метров, он
выравнялся, чтобы опять взмыть в небо, и в этот миг Лозневой увидел, что
от его фюзеляжа оторвались четыре бомбы. Тяжелыми черными каплями они
пошли вниз, но через несколько мгновений потерялись из виду, и в душу
Лозневого ворвался острый, режущий, быстро нарастающий свист. Закрыв в
страхе глаза, Лозневой сунул лицо в угол окопа и тут же всем телом ощутил,
как четыре раза кряду, почти одновременно, рвануло землю и как по всей
ближней округе пронесся, плещась по урочищам, обвальный горный грохот.
Бомбы упали в левой стороне. Оттуда понесло над рубежом клубы дыма.
Поправив каску, Лозневой выглянул из окопа. Ведущий "юнкерс" вышел из
пике, а второй в цепочке, приотстав, только еще заходил на рубеж обороны.
Выдалась коротенькая минутка тишины. И Лозневой, не веря глазам своим,
вдруг опять увидел невдалеке перед собой знакомую мышь. Как ни в чем не
бывало, она выскочила из своей норки и собирала колоски. Она работала
весело, хлопотливо, и у Лозневого мелькнула мысль: эта веселая мышь
наверняка переживет бой, сделает в своей норе большие запасы зерна, тепло
перезимует, встретит новую весну...
И Лозневому стало жутко.
Он уже не видел, как пикировал второй самолет и сколько сбросил бомб.
Когда вновь раздался леденящий кровь вой сирены, он застонал, как ребенок,
и в беспамятстве сжался в своем окопчике. И тут же, чувствуя, что его едва
не выбросило из окопчика, он закричал и вцепился пальцами в землю: бомбы
рванули вокруг ложной огневой позиции, сверху посыпалась, застучав по
спине и каске, жесткая земляная крошка, пахнущая гарью, и кругом стало
темно от дыма.
С этой минуты, обезумев от страха, Лозневой уже плохо соображал, что
происходило вокруг на поле. Вероятно, немцы и в самом деле большую часть
своего груза сбрасывали на ложные артиллерийские позиции и стрелковые
окопы, - бомбы рвались позади настоящего огневого рубежа - как раз на том
участке, где были Лозневой и его спутники. Бомбили немцы спокойно,