"Мартин Бубер. Встречи с Бубeром" - читать интересную книгу автора

призывает мысль, которой он - по праву - вполне доверяет: она снова должна
все уладить. Ибо в этом и состоит высокое искусство мысли - нарисовать
достоверную и вероятную картину мира. И вот он говорит своей мысли: "Взгляни
на эту вот, разлегшуюся здесь, какие злые у нее глаза - не с ней ли я
некогда играл? Помнишь, как эти же глаза мне улыбались и как хороши они были
тогда! И взгляни на мое жалкое Я; признаюсь тебе: оно пусто, и чем бы я ни
был занят внутри себя, ни опыт, ни использование не проникали в этот провал.
Не уладишь ли ты снова все между ею и мной, чтобы она простила, а я
выздоровел?" И мысль, услужливая и искусная, с быстротой, ее прославившей,
рисует ряд - нет, два ряда изображений, на правой и левой стене. На одной
изображается (вернее - вершится, ибо картины мира, нарисованные мыслью, -
достоверная кинематография) Вселенная. Из вихря звезд выныривает крошечная
Земля, из копошения на Земле выныривает маленький человек, и вот история
проносит его дальше, через времена, чтобы он снова и снова упорно
восстанавливал муравейники культур, которые рассыпаются под ее стопами. Под
этим рядом изображений - надпись: "Одно и все". На другой стене вершится
душа. Пряха прядет - орбиты всех звезд и жизнь всех творений и вся мировая
история; все - из одной нити и больше не зовется звездами, творениями и
миром, но называется ощущениями и представлениями или даже переживаниями и
состояниями души. И под этим рядом изображений - надпись: "Одно и все".
Отныне, если человеком некогда овладеет ужас отчуждения и мир устрашит
его, он взглянет (направо либо налево, как случится) и узрит картину. И вот
он видит, что Я помещено в мире и что этого Я, собственно, вообще нет, и
поэтому мир не может причинить этому Я ничего дурного, и человек
успокаивается; или он видит, что мир помещен в Я, и что этого мира,
собственно, вообще нет, и поэтому мир не может причинить этому Я ничего
дурного, и человек успокаивается. А в другой раз, когда человеком овладеет
ужас отчуждения и Я устрашит его. он посмотрит и узрит картину и какую бы он
ни увидел, все равно пустое Я начинено миром или поток мира захлестывает это
Я, и он успокаивается.
Но настанет миг, и миг этот близок, и вот смотрит объятый трепетом
человек и видит в свете молнии обе картины разом. И глубочайший ужас
охватывает его.


* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

Продолженные линии отношений пересекаются в Вечном Ты.
Каждое взятое в отдельности Ты есть прозрение к Вечному Ты. Через
каждое взятое в отдельности Ты основное слово обращается к нему. Через это
посредничество Ты Всех Существ осуществляется исполненность отношений к ним,
а также неисполненность. Врожденное Ты делает себя действительным в каждом и
не завершает ни в одном. Врожденное Ты становится завершенным единственно
лишь в непосредственном отношении к тому Ты, которое по своей сущности не
может стать Оно.
К своему Вечному Ты люди обращались, называя его многими именами. Когда
они воспевали его, наделенное именем, они всегда подразумевали Ты: первые
мифы были гимнами и хвалебными песнями. Потом имена вошли в язык Оно; людьми
овладевало неодолимое побуждение размышлять об их Вечном Ты как о некоем
Оно. Но все имена Бога оставались священными; ибо они были не только речью о