"Юрий Буйда. Кенигсберг" - читать интересную книгу автора

растворения в Творце, творчестве и творении...

2

Во время шторма в Датских Проливах, закончившегося трагедией для
девяноста членов экипажа и оверкилем - для траулера, двадцатидевятилетний
красавец штурман Макс Урусов получил страшный удар сзади и сбоку по голове
концом оборвавшегося троса. Он выжил, но стал почти беспомощным безумцем,
лишившимся дара связной речи и поначалу не узнававшим ни жену, ни дочь.
Врачи сказали Вере Давыдовне, что Макс безнадежен, и предложили помочь
определить его в дом инвалидов. Она отказалась, улыбнувшись при этом так,
что у главврача чуть не отнялись ноги. "Как это у нее получается? удивлялся
он потом. - Я вообще не понял, что случилось. Понял только, что что-то
случилось". Когда Вера Давыдовна поднимала ресницы и взглядывала человеку в
лицо, казалось, будто в ярко освещенном зале наконец-то включили свет.
Который светит где хочет.
Красавицей была и их дочь Катя. К тому времени, когда я впервые увидел
Макса, ей исполнилось девятнадцать. Она училась на втором курсе русского
отделения, а я - на четвертом английского, и разница в возрасте между нами
была - если учесть, что я отслужил в армии, - всего-то шесть лет. За нею
ухаживали парни не чета мне. Но иногда я ловил ее взгляд, глубокий и
какой-то темный, как у красавиц утопленниц из ночных кошмаров моего детства,
превращавшихся в моих сновидениях в прекрасных змей. В детстве я боялся
утопленниц, красавиц и змей.
В университете было много разговоров о замужестве Кати: ее мужем стал
какой-то парень из комсомольских работников, сын высокого гэбэшного
начальника, подарившего молодым на свадьбу новенькую "Волгу". А вскоре
молодые въехали в собственную квартиру - благодаря тому же влиятельному
папе, как все понимали.
Когда Вера Давыдовна привезла мужа-инвалида домой и все поняли, что
ради него ей придется оставить работу и отказаться от многого из того, что
принято называть радостями жизни, Катя, тогда еще подросток, с изумлением
спросила: "Ма, зачем он тебе? Конечно, он мой папа, но ты же видишь..." Вера
Давыдовна повернула шею - одно это движение сводило с ума мужчин - и
сказала: "Некоторых вопросов не существует. И не потому, что их неприлично
задавать. А просто не существует, потому что их нет в жизни. Во всяком
случае, в моей".
Они жили в особняке, который пришлось обменять на трехкомнатную
квартиру, чтобы облегчить жизнь больному. Вдобавок особняк требовал ухода,
на что Макс был уже не способен, а тратиться на рабочих Вера Давыдовна уже
не могла себе позволить: от былых штурманских заработков почти ничего не
осталось. Максу платили пенсию. Машину и дачу тоже пришлось продать. Вера
Давыдовна ушла из Главного аптекоуправления, где занимала какой-то высокий
пост по фармакологической линии, и стала брать работу на дом. Она
зарабатывала перепечаткой на машинке студенческих дипломов, чужих
диссертаций и рукописей местных писателей.
Поначалу друзья навещали их каждую неделю, но не прошло и года, как
Урусовы остались одни. Вера Давыдовна твердо отказала всем мужчинам, которые
предлагали ей руку и сердце или хотя бы "хотя бы", после чего телефон в их
квартире перешел почти в полное распоряжение дочери. Остался только круг