"Чарльз Буковски. Капитан ушел обедать, верховодит матросня" - читать интересную книгу авторанедели. Что-то ест меня живьем. Я чешусь, поворачиваюсь, осматриваюсь,
пытаясь обнаружить Охотника. Но Охотник умен. Ты не увидишь его. Или ее. Этот компьютер должен вернуться в магазин. Не осчастливлю вас деталями. Когда-нибудь я буду знать о компьютерах больше, чем сами компьютеры. Но сейчас эта машина держит меня за яйца. Я знаю двоих редакторов, которые дико обижаются на компьютер. У меня есть письма, в которых оба на него жалуются. Скорбью этих писем я был очень удивлен. И их инфантилизмом. Я сознаю, что компьютер за меня писать не может. А если бы и мог, я был бы против. Просто оба слишком долго за ним сидели. Вывод был таков, что компьютер не очень полезен для души. Ну, в чем-то да. Но я за удобство, и если я могу писать вдвое больше, а качество остается тем же, я предпочту компьютер. Когда я пишу, я парю птицей, я развожу костер. Когда я пишу, я вынимаю смерть из левого кармана, бросаю в стену и ловлю, когда отскакивает. Эти ребята считают, чтобы иметь душу ты должен висеть на кресте и кровоточить. Ты нужен им полоумным, слюнявящим манишку. Я повисел достаточно, в моей писанине этого хоть отбавляй. И если я обхожусь без креста, у меня впереди еще много миль. Слишком много. Пускай эту умники лезут на крест, а я их поздравлю. Но не боль создает литературу, а писатель. Как бы то ни было - обратно в магазин. А когда эти два редактора увидят мою работу вновь, но уже в машинописном виде, они подумают "А, Буковски вернул себе душу". Так идет гораздо лучше. Эх, куда мы без наших редакторов! А, точнее, куда они без нас? 9/13/91 17:25 собираюсь пуститься в эту жаркую поездочку. Вероятно, я закруглюсь на ночных скачках в Лос Аламитос. Компьютер опять не в магазине, но уже не поправляет мою грамотность. Я вдоволь понадругался над самим собой, пытаясь выкорчевать эту функцию. Возможно, придется звонить в магазин и спрашивать: - Что мне теперь делать? А парень скажет что-нибудь типа: - Вам нужно перенести файл с одного диска на другой. Возможно, кончится тем, что я все сотру. Печатная машинка сидит передо мной и говорит: - Смотри, я все еще здесь. Бывают ночи, когда эта комната - единственное место, где хочется быть. До тех пор, как я очухиваюсь здесь полой оболочкой. Я знаю, что могу восстать из ада и отплясывать словами польку-дудочку на этом экране, если напьюсь, но я должен встретить сестру Линды в аэропорту завтра днем. Она приезжает в гости. Сменила имя с Робин на Джару. Когда женщины стареют, они меняют имена. Многие, я имею ввиду. Допускаете, чтобы мужчина такое сделал? Представьте меня звонящим кому-нибудь: - Привет, Майк, это Тюльпан. - Кто? - Тюльпан. Когда-то Чарльз, а теперь Тюльпан. Я больше не буду отзываться на Чарльза. - Иди на хуй, Тюльпан. Майк вешает трубку... Стареть очень странное занятие. Главное, ты должен продолжать твердить |
|
|