"Дарья Булатникова. Распылитель Пухольского" - читать интересную книгу автора

-- Богоробов здесь? -- коротко спросил Игнат на ходу.
-- Не появлялся, -- ответил конопатый Свиридов, командир охраны.
Игнат удивился. Его начальник Богоробов обычно приходил на службу
раньше, потому как жил неподалеку, у пышнотелой булочницы Натальи. У
начальника имелись и стол, и дом, и пуховая постель -- не то, что у Игната в
Камергерском. Ну да ладно, и без Богоробова известно, что делать.
Войдя в длинный мрачный коридор, освещаемый единственным окошком да
едва тлеющей лампочкой на голом проводе, Игнат повел носом. Пахло
привычно -- ружейной смазкой, химическими чернилами, плесенью. И страхом.
В который раз стало обидно, что другие сейчас седлают коней, проверяют
пулеметы, готовятся к битве за революционное дело, а он тут -- в затхлости,
среди бумажек. И пусть уверен, что правое дело вершит, все равно --
противно.
Машбарышня Зина подняла от "Ундервуда" бледное личико, отвела глаза.
Ишь, буржуйское отродье, давно бы быть тебе в подвале, да больше никто с
этим проклятущим аппаратом обращаться не умеет. Ладно, живи пока, ненавидь,
бойся... Игнат подошел, нарочно стал близко, чувствуя, как задрожала
барышня, не зная, куда девать взгляд. Быстро просмотрел напечатанные списки,
хмыкнул, сунул один листок в карман штанов. Заметил, как дернулись тонкие
пальцы над клавиатурой, ещё раз хмыкнул и вышел.
В небольшой комнатушке, которую Игнат важно называл кабинетом, было
влажно -- надуло из открытой форточки. Он скинул куртку, посидел за старым
конторским столом, пощёлкал выключателем настольной лампы. Потом полез в
стол Богоробова и достал из верхнего ящика запасной ключ с фанерной биркой,
на которой фиолетовыми чернилами была выведена косая буква "Р".
В последний момент что-то насторожило Игната, показалось странным. Но
революционный долг - прежде всего. Вот вернется и выяснит, что не так. А
сейчас ему пора.
В подвале всё было, как всегда: равнодушные каменные стены, толстые,
кое-где изъеденные древоточцем двери. Поворачивая от лестницы, Игнат
прислушался. Сегодня должно быть восемь, это немного. Раньше приходилось
тяжко, иногда к утру свозили до полусотни. Сейчас уже не вспомнить, сколько
их было, да они и не считали. Разве что списки взять, да заставить
машбарышню на счетах пощелкать. Но зачем? Списки те давно подшиты в толстые
папки и уложены в сейф, для сохранности. Игнату нравилось думать, что
когда-нибудь дети и внуки скажут им спасибо за то, что они делают сейчас.
Морщатся, но делают. Во имя светлого будущего.
Дремавший на табуретке у стены красноармеец Харитоненко вскочил, едва
не уронив трёхлинейку, отрапортовал:
-- Всё спокойно, товарищ Пирогов!
-- Ну, давай, минут через пять, по одному, как всегда, -- ответил Игнат
и, поправив ремни и кобуру, отворил дальнюю дверь.
Блеснули металлические щитки, два полукруглых, вертикальных и один --
сверху, куполом, словно шапочка. А под ним -- черная площадка. Распылитель.
Игнат хорошо помнил тот ясный сентябрьский день, когда председатель
районной ЧК Кривцов привел к ним худосочного лохматого парня.
-- Пухольский, -- представился тот, поправляя сползающие набок очки. --
Сигизмунд Янович Пухольский, бывший студент, а ныне -- изобретатель.
-- Ну, вы тут, товарищ, всё сами объясните, -- буркнул ему Кривцов. И
добавил для Богоробова: -- Потом доложишь, что да как. И это... учти,