"Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (Черновые редакции романа)" - читать интересную книгу автора

Самым дисциплинированным показал себя все-таки кот. Он поступил именно
так, как и всякий гражданин, которого изгоняют из трамвая, но которому ехать
нужно, чего бы это ни стоило.
При первом же визге кондукторши он легко снялся с подножки и сел на
мостовой, потирая гривенником усы. И лишь снялся трамвай и пошел, он,
пропустив мимо себя и второй, и последний вагон, прыгнул и уселся на заднюю
дугу, а лапой ухватился за какую-то кишку, выходящую из стенки вагона, и
умчался, сделав на прощание ручкой.
Иван бешеным усилием воли изгнал из пылающей головы мысли о странном
коте, естественно напросившиеся молниеносно вопросы о коте в кооперативе,
покупающем масло, о коте в сберкассе, о коте, летящем на аэроплане.
Его воля сосредоточилась на том, чтобы поймать того, кого он считал
главным в этой подозрительной компании, - иностранного консультанта. Тот,
проводив взором своих разлетевшихся в противоположные стороны компаньонов,
не сделал никаких попыток к позорному бегству. Нет, он тронулся не спеша по
Садовой, а через несколько времени оказался на Тверской,
Иван прибавлял шагу, начинал бежать впритруску, порою задыхался от
скорости собственного бега и ни на одну йоту не приблизился к неизвестному,
и по-прежнему плыл метрах в десяти впереди его сиреневый желанный берет.
Одна странность ускользнула от Иванушки - не до этого ему было. Не
более минуты прошло, как с Патриарших по Садовой, по
Тверской............................................ оказались на
Центральном телеграфе. Тут Иванушка сделал попытку прибегнуть к помощи
милиции, но безрезультатно. На скрещении Тверской не оказалось ни одного
милиционера, кроме того, который, стоя у электрического прибора, регулировал
движение.
Неизвестный проделал такую штуку: вошел в одни стеклянные двери, весь
телеграф внутри обошел и вышел через другую дверь. Соответственно этому
пришлось и Ивану пронестись мимо всех решительно окошек в стеклянной
загородке и выбежать на гранитный амвон. Далее пошло хуже. Обернувшись,
Иванушка увидел, что он уже на Остоженке в Савеловском переулке. Неизвестный
вошел в подъезд дома N 12.
Собственно говоря, Ивану давно уже нужно было бы прекратить неистовую и
бесплодную погоню, но он находился в том странном состоянии, когда люди не
отдают себе никакого отчета в том, что происходит.
Иван устремился в подъезд, увидел обширнейший вестибюль, черный и
мрачный, увидел мертвый лифт, а возле лифта швейцара.
Швейцар выкинул какой-то фокус, который Иван так и не осмыслил. Именно;
швейцар, заросший и опухший, отделился от сетчатой стенки, снял с головы
фуражку, на которой в полутьме поблескивали жалкие обрывки позумента, и
сипло и льстиво сказал:
- Зря беспокоились. Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть.
Сказали, что каждую среду будут ходить, а летом собираются на пароходе с
супругой. Сказали, что хоть умрут, а доедут.
И швейцар улыбнулся тою улыбкою, которой улыбаются люди, желающие
получить на чай.
Не желая мучить себя вопросом о том, кто такой Боря, какие шахматы, не
желая объяснять заросшему паршивцу, что он, Иван, не Он, а другой, Иван
уловил обострившимся слухом, что стукнула дверь на первой площадке, одним
духом влетел и яростно позвонил. Сердце Ивана било набат, изо рта валил жар.