"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Призрак" - читать интересную книгу автора

разногласий. У него не было детей; он решился усыновить ребенка из народа и
воспитать его своим последователем. Он выбрал сироту самого темного
происхождения, уродство и вид которого были для него сперва причиной
сострадания, а позже причиной слепой и чрезвычайной привязанности. В этом
оборвыше он любил не только сына, но и свою теорию. Он воспитал его согласно
философским принципам французских энциклопедистов. Гельвеции доказал ему,
что воспитание может все, и до восьми лет любимым девизом маленького Жана
было: Свет и Добродетель. Ребенок выказывал способности, в особенности к
искусству.
Его покровитель стал искать учителя, такого же, как он сам, и выбрал
живописца Давида. Этот художник, такой же отвратительный, каким стал его
ученик, был, конечно, также материалистом и атеистом, как того желал
покровитель.
Ребенок рано почувствовал свое безобразие. Его благодетель напрасно
старался философскими афоризмами тешить его; но когда он объяснял ему, что
на этом свете деньги покрывают множество грехов, ребенок жадно слушал его и
забывал причину своей тоски. Собирать деньги своему протеже, единственному
существу, которое он любил в этом свете, - вот в чем состояла страсть
покровителя. Читатель видел, как он получил свою награду.
- Но я рад, что он убежал, - сказал старик, вытирая себе глаза. - Он
оставил бы меня в самой ужасной нищете, и я все-таки не мог бы решиться
обвинить его.
- Так как вы сами виновник его преступлений.
- Как! Я, который никогда не переставал твердить ему о красоте,
добродетели! Объяснитесь.
- Увы! Если ваш ученик не объяснил вам этого вчера своими признаниями,
то ангел бы напрасно спустился с неба, чтобы доказать вам это.
Старик беспокойно заметался на постели и собирался возразить, когда его
родственник, за которым он посылал, вошел в комнату. Это был человек немного
старше тридцати лет, лицо его, сухое, худое, не выражало ничего, глаза были
постоянно неподвижны, а губы сжаты. Он выслушал с возгласами ужаса рассказ
своего родственника и старался всеми средствами уговорить его донести на
своего любимца.
- Нет, Рене Дюма! - воскликнул старик. - Вы адвокат, вы привыкли ни во
что не ставить человеческую жизнь. Как только человек нарушил закон, вы
кричите: "Повесить его!"
- Я! - закричал Дюма с поднятыми руками и выпученными глазами. -
Почтенный философ, вы очень дурно судите обо мне. Никто не сожалеет больше
меня о строгости нашего свода законов.
Адвокат остановился, тяжело дыша. Иностранец пристально посмотрел на
него и побледнел. Дюма заметил эту перемену и обратился к нему:
- Разве вы не такого же мнения, сударь?
- Простите меня; я старался подавить в себе неопределенный ужас,
который кажется мне пророческим.
- И этот страх?..
- Заключался в том, что если мы с вами снова увидимся, то ваши мнения
не будут теми же!
- Никогда!
- Вы восхищаете меня, кузен Рене, - сказал старик, жадно
прислушивавшийся к словам своего родственника. - Ах! Я вижу, что в вас есть