"Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун " - читать интересную книгу автора

и древний Рим, казалось, смешивались между собой - одинаково печальные и
разрушенные, собралась разнородная и негодующая толпа. Утром того дня
солдаты Мартино ди Порто, насильно ворвавшись, разорили дом одного римского
ювелира с дерзкой наглостью, превосходившей обыкновенное своеволие вельмож.
Мысли и чувства, возбужденные этим событием во всем городе, были глубоки и
зловещи.
- Никогда я не покорюсь этой тирании!
- Ни я!
- Ни я!
- Ни я! Клянусь в том костями св. Петра!
- Что такое, друзья мои? Вы не хотите покоряться тирании? - сказал один
молодой патриций, обращаясь к толпе раздраженных, гневных и полувооруженных
граждан, которые, жестикулируя с итальянским темпераментом, стремительно шли
по длинной и узкой улице, к мрачному кварталу, занятому семьей Орсини.
- Ах, синьор! - вскричали вдруг двое или трое из граждан. - Вы
оправдаете нас, вы потребуете для нас правосудия, вы Колонна.
- Ха, ха, ха! - презрительно захохотал человек гигантского роста,
подымая вверх огромный молот - знак своего ремесла. - Правосудие и Колонна!
Боже мой! Эти два имени не всегда ладят между собой.
- Прочь его! Прочь его! Это орсинист, прочь его! - вскричали по крайней
мере десять голосов из толпы; но ни одна рука не поднялась на великана.
- Он говорит правду, - сказал другой голос с твердостью.
- Да, - сказал третий, нахмуривая брови и вынимая свой нож, - и мы это
терпим! Орсини тираны, а Колонны много-много хуже их.
- Лжешь, негодяй! - вскричал молодой нобиль, входя в толпу и становясь
против поносителя Колоннов.
Перед сверкающим взором и угрожающими жестами кавалера крикун отступил
на несколько шагов и оставил, таким образом, пустое пространство между
огромной фигурой кузнеца и небольшим, тонким, но сильным станом молодого
нобиля.
С детства приучаясь презирать храбрость плебеев, даже тогда, когда сами
не могли похвалиться ею, римские патриции привыкли к подобным ссорам, и
нередко одного присутствия какого-нибудь нобиля было достаточно для
рассеяния целой толпы, которая за минуту перед тем провозглашала мщение
против его сословия и фамилии.
Поэтому, подойдя к кузнецу и решительно не обращая внимания на оружие,
которым размахивал этот великан, молодой Адриан ди Кастелло, дальний
родственник Колонны, махнул рукой, гордо приказывая дать дорогу.
- Домой, друзья! И знайте, - прибавил он с некоторым достоинством, -
что вы очень оскорбляете нас, если думаете, что мы участвуем в дурных делах
орсинистов или подчиняемся единственно своим страстям в распрях между их
домом и нашим. Суди меня, святая матерь, - продолжал он, набожно подымая
глаза к небу, - если я говорю ложь, утверждая, что я вынул этот меч против
Орсини, для защиты Рима и вас от несправедливостей.
- Так говорят все тираны, - сказал кузнец дерзким тоном, прислоняя свой
молот к каменному обломку - остатку древнего Рима. - Они никогда не воюют
друг с другом, иначе как для нашего блага. Один Колонна перерезывает горло
орсиньевскому хлебнику, это для нашего блага, другой Колонна отнимает дочь у
орсиньевского портного, это для нашего блага! Для нашего блага - да, для
блага народа! Уж не для пользы ли хлебопеков и портных?