"Сергей Булыга. Убей меня! ("Черная сага" #5)" - читать интересную книгу автора

и к тому же варварское наречие обладает опасной способностью проникать в
наше сознание и заставляет нас мыслить и рассуждать по-варварски. Но если
это даже так, то что в этом плохого? Ведь если я смогу мыслить как варвар,
то я, значит, смогу поставить себя на место варварского архонта в тот самый
момент, когда он расставляет свои отряды на поле битвы и задумывает, как бы
это ему меня лучше всего одолеть - и тут-то я, обладающий варварским
разумом...
Ну, и так далее. А если серьезно, то я не люблю пользоваться услугами
толмача, ибо никакой толмач никогда не передаст, не исказив, всего того, что
вам было сказано, особенно как это было сказано и, главное, что при этом
было недосказано. Вот почему я, не жалея времени, учил ерлпольское наречие.
И, надо вам сказать, учил весьма успешно! Правда, особой радости мне
это не доставляло. Ибо одно дело, когда ты что-то постигаешь сам, пусть даже
с большим трудом, и совсем другое, когда кто-то посторонний берет и
закладывает в тебя все то, что он посчитает нужным. Да-да, именно
закладывает, словно в пустой мешок! Ибо когда абва Гликериус, неотрывно
глядя на меня, произносил новое варварское слово, я явственно чувствовал,
как оно беспрепятственно проникает в мою голову и укладывается на дне моей
памяти, а вслед за этим словом укладывается и второе, третье, пятое,
десятое. А абва смотрит на меня и улыбается! А если он вдруг пожелает
вложить в меня нечто такое, что начнет мне вредить, время от времени вдруг
думал я. И тогда почти сразу вставал и резко говорил ему:
- На этот раз достаточно!
Абва не спорил, отводил глаза. Я уходил, командовал и принимал
подчиненных с докладами. Мы шли невдалеке от берега. На берегу мы покупали
хлеб. Да, покупали! Хотя, конечно, можно было просто брать, но, во-первых,
мы шли еще мимо подвластных нам и, следовательно, союзных нам берегов, а
во-вторых, у меня был свой, особый расчет на будущее - и поэтому я приказал
не скупиться. И нам давали дважды, трижды пропеченный хлеб. А от
сигнальщиков я получал депеши. Потом, когда мы дошли до так называемых
чуждых, ничьих берегов, я начал расставлять на них свои сигнальные посты - и
снова получал и отправлял депеши.
А тех сигнальщиков, которых весной расставлял Полиевкт, уже и в помине
не было. Их кто-то снял. Хотя там никто не живет, там совершенно глухие,
безжизненные места. А вот кто-то пришел и снял. Возможно, скоро снимут и
моих - так думал я, глядя на те пустынные и на вид очень неприветливые
берега. Но, тут же думал я, у нас ведь тоже не очень приветливый вид. Ну так
на то это и война! И мы продолжали двигаться вдоль берега. Гликериус учил
меня, закладывал в меня все новые и новые варварские слова - и улыбался. Я
перед ним робел. Я его ненавидел. И он, я думаю, об этом знал, ибо он, как
мне уже тогда казалось, мог читать чужие мысли. И, возможно, я бы давно уже
приказал выбросить его за борт... но каждый раз останавливал себя, убеждая,
что если обуздать его и сделать своим послушным орудием, то...
Нет! И еще раз нет! Я просто думал об одном: как только Тонкорукий
умрет, абва сразу же оповестит меня об этом. Он сам мне это обещал, едва
только мы отчалили от Наиполя. Он так сказал:
- Наш повелитель очень плох. Боюсь, что он долго не протянет.
Я, некоторое время помолчав, спросил как можно равнодушнее:
- И что тогда?
- Тогда, - сказал Гликериус, - я сразу тебя упрежу.