"Григорий Булыкин. Точка на черном (Повесть) " - читать интересную книгу автора

где обычно ходят путейцы-обходчики. Выражаясь тем же языком, он прошляпил
майора Чхеидзе. Вот снимки следов... Он побежал по влажной земле. Судя по
размеру - очень небольшого роста мужчина, А вот, - тут лицо Ануфриенко
осветила прямо-таки ангельская улыбка, - вот еще одна гильза. И тоже от
"ТТ".
"Так, - отчетливо понял я, - бедный стажер Лунько увидел за мгновение
перед тем, как исчезла луна, что позади меня возник этот третий. Наверняка
увидел и оружие в его руках. Это было слишком много для него. Тут бы и
Джеймс Бонд растерялся... Впрочем, Лунько не растерялся - он выбрал
единственно возможное решение. Ванечка Лунько..."

- Мне кажется крайне важным выяснить вот что, - генерал повертел в
руках гильзу, поданную Ануфриенко, - вот что... В кого стрелял тот третий -
в Чхеидзе или же в журналиста?
- Полагаю, в Чхеидзе он бы не промахнулся. Был в трех метрах... Не
исключаю, естественно, случайность... Но если он стрелял почти во тьме в
журналиста, то он стрелок экстра-класса, - сказал Ануфриенко.

- А как ты мог не расслышать выстрел? - Генерал исподлобья

глянул на меня.

- Видимо, выстрелили они одновременно и звук слился... - Ануфриенко
развел руками, - бывает. К тому же шел товарняк...
Откровенно говоря, в этот миг я почувствовал страшную усталость.
Многовато было для человека: пережить на глазах две смерти, осоанать, пусть
и запоздало, какой опасности ты подвергался сам... И даже обретение вновь
своего прежнего положения - полноправного "коллеги" - это тоже неожиданно
обрушилось на меня непосильной ношей.

В кабинет вошли вызванные генералом Липиеньш, Соколов и, Демидов.

- А где Илюхин? - спросил он.
- Встречает москвичей...

- Так. Очень хорошо... А ты, майор, - генерал взглянул на меня из-под
очков, - иди и хорошенько выспись. Пять часов тебе на это.
Я встал, ожидая, что он скажет мне еще что-то. Но генерал молчал. И
тут я понял, что, хотя эксперт Ануфриенко вернул меня в положение
полноправного "коллеги", генерал считает меня виновным. Именно виновным -
никак не иначе. Слишком велик был перечень моих просчетов этой страшной
ночью. Не генерал - я сам мог бы их перечислить. Несмотря на дикую
усталость, навалившуюся на меня, я вполне ясно сознавал это.

Генерал молчал. Молчали и те, кого он вызвал. И хотя они-то молчали,
поскольку затянулась пауза, это общее молчание было, может быть, самым
страшным наказанием за всю мою жизнь.

Я повернулся и пошел к двери. И уже открывая ее, услышал любимую
поговорку генерала: