"Иван А.Бунин. Воспоминанiя" - читать интересную книгу автора

Карамазовы", "Клара Милич", "Пeснь торжествующей любви". Так ли уж
реалистичны были печатавшiеся тогда "Вечернiе огни" Фета, стихи В.
Соловьева? Можно ли назвать сeрыми появившiяся в ту пору лучшiя вещи
Лeскова, не говоря уже о Толстом, о его изумительных, несравненных
"народных" сказках, о "Смерти Ивана Ильича", "Крейцеровой сонатe"? И так ли
уж были не новы -- и по духу и по формe -- как раз в то время выступившiе
Гаршин, Чехов?
В литературную среду я вошел в серединe девяностых годов. Тут я уже не
застал, к несчастью, ни Фета, ни Полонскаго, не застал Гаршина, -- его
прекрасный человeческiй образ сочетался с талантом, который, если бы не
погиб в самоубiйствe, развился бы несомнeнно так, что поставил бы его в ряд
с самыми большими русскими писателями. Но я застал еще не только самого
Толстого, но и Чехова; застал Эртеля, тоже замeчательнаго человeка и автора
"Гардениных", романа, который навсегда останется в русской литературe;
застал Короленко, 21 написавшаго свой чудесный "Сон Макара", застал
Григоровича,-- видeл его однажды в книжном магазинe Суворина: тут передо
мной был уже легендарный человeк; застал поэта Жемчужникова, одного из
авторов "Кузьмы Пруткова", часто бывал у него и он называл меня своим юным
другом... Но в тe годы была в Россiи уже в полном разгарe ожесточенная война
народников с марксистами, которые полагали оплотом будущей революцiи
босяческiй пролетарiат. В это-то время и воцарился в литературe, в одном
станe ея, Горькiй, ловко подхватившiй их надежды на босяка, автор "Челкаша",
"Старухи Изергиль", -- в этом разсказe какой-то Данко, "пламенный борец за
свободу и свeтлое будущее", -- такiе борцы вeдь всегда пламенные, -- вырвал
из своей груди свое пылающeе сердце, дабы бeжать куда-то вперед, увлекая за
собой человeчество и разгоняя этим пылающим сердцем, как факелом, мрак
реакцiй. А в другом станe уже славились Мережковскiй, Гиппiус, Бальмонт,
Брюсов, Сологуб... Всероссiйская слава Надсона в тe годы уже кончилась,
Минскiй, его близкiй друг, еще недавно призывавшiй грозу революцiй:

Пусть же гром ударит и в мое жилище,
Пусть я даже буду первый грома пищей! --

Минскiй, всетаки не ставшiй пищей грома, теперь перестраивал свою лиру тоже
на их лад. Вот незадолго до этого я и познакомился с Бальмонтом, Брюсовым,
Сологубом, когда они были горячими поклонниками французских декадентов,
равно как Верхарна, Пшебышевскаго, Ибсена, Гамсуна, Метерлинка, но совсeм не
22 интересовались еще пролетарiатом: это уже гораздо позднeе многiе из них
запeли подобно Минскому:

Пролетарiи всeх стран, соединяйтесь!
Наша сила, наша воля, наша власть! --

подобно Бальмонту, подобно Брюсову, бывшему, когда нужно было, декадентом,
потом монархистом славянофилом, патрiотом во время первой мiровой войны, а
кончившему свою карьеру страстным воплем:

Горе, горе! Умер Ленин!
Вот лежит он хладен, тлeнен!