"Иван А.Бунин. Воспоминанiя" - читать интересную книгу автора

ней, но, вeроятно, потому что я, владeющiй многими языками мiра, не владeю
языком "зулю", эта вeдьма кинулась на меня с толстой палкой, и я принужден
был спастись бeгством...
"Я, владeющiй многими языками мiра..." Не один Бальмонт так безсовeстно
лгал о своем знанiи языков. Лгал, напримeр, и Брюсов. Это, конечно, на
основанiи того, что сам Брюсов распространил про себя, сказано в книгe
какого-то Мясникова ("Поэзiя Брюсова"), изданной в 1945 г. в Москвe: "Брюсов
свободно владeл французским и латинским языками, читал без словаря свободно
по-англiйски, по-итальянски, по-нeмецк, по-гречески и отчасти по-испански и
по-шведски, имeл представленiе о языках: санскритском, польском, чешском,
болгарском, сербском, древнееврейском, древнеегипетском, арабском,
древнеперсидском и японском..." Не отставал от него и его соратник по
издательству "Скорпiон" С. А. Поляков: его сотрудник М. Н. Семенов разсказал
недавно в газетe "Русская Мысль", что этот Поляков "знал всe европейскiе 27
языки и около дюжины восточных..." Вы только подумайте: всe европейскiе
языки и около дюжины восточных! Что до Бальмонта, то он "владeл многими
языками мiра" очень плохо, даже самый простой разговор по-французски был ему
труден. Однажды в Парижe, в годы эмиграцiи, он встрeтился у меня с моим
литературным агентом, американцем Брадлеем, и когда Брадлей заговорил с ним
по-англiйски, покраснeл, смeшался, перешел на французскiй язык, но и
по-французски путался, дeлал грубыя ошибки... Как же всетаки сдeлал он
столько переводов с разных языков, даже с грузинскаго, с армянскаго?
Вeроятно, не раз с подстрочников. А до чего на свой лад, о том и говорить
нечего. Вот, напримeр, сонет Шелли, вот его первая строчка, -- очень
несложная: в пустынe, в песках, лежит великая статуя, -- только и всего
сказал о ней Шелли; а Бальмонт? "В нагих песках, гдe вeчность сторожит
пустыни тишину..." Что же до незнанiя "языка зулю", проще говоря,
зулусскаго, и печальных послeдствiй этого незнанiя, то бывало множество
столь же печальных послeдствiй и в других случаях, когда Бальмонт говорил на
языках, ему болeе или менeе извeстных, только тут уже в силу пристрастiя
Бальмонта к восклицанiям: знаю, как нещадно били его -- и не раз --
лондонскiе полицейскiе в силу этого пристрастiя, как однажды били его ночью
полицейскiе в Парижe, потому что шел он с какой-то дамой позади двух
полицейских и так бeшено кричал на даму, ударяя на слово "ваш" ("ваш хитрый
взор, ваш лукавый ум!"), что полицейскiе рeшили, что это он кричит на них на
парижском жаргонe воров и апашей, гдe слово "vache" 28 (корова)
употребляется как чрезвычайно оскорбительная кличка полицейских, еще болeе
глупая, чeм та, которой оскорбляли их в Россiи: "фараон". А при мнe было
однажды с Бальмонтом такое: мы гостили с ним лeтом под Одессой, в нeмецком
поселкe на берегу моря, пошли как-то втроем, -- он, писатель Федоров и я, --
купаться, раздeлись и уже хотeли идти в воду, но тут, на бeду, вылeз из воды
на берег брат Федорова, огромный мужик, босяк из одесскаго порта, вeчный
острожник и, увидав его, Бальмонт почему-то впал в трагическую ярость,
кинулся к нему, театрально заорал: -- "Дикарь, я вызываю тебя на бой!" -- а
"дикарь" лeниво смeрил его тусклым взглядом, сгреб в охапку своими страшными
лапами, и запустил в колючiя прибрежныя заросли, из которых Бальмонт вылeз
весь окровавленный...
Удивительный он был вообще человeк, -- человeк, за всю свою долгую
жизнь не сказавшiй ни единаго словечка в простотe, называвшiй в стихах даже
тайныя прелести своих возлюбленных на рeдкость скверно: "Зачарованный Грот".