"Иван Алексеевич Бунин. Стихотворения. Рассказы (ПСС Том 1)" - читать интересную книгу автора

правильно, некоторый порядок; зимой столицы и деревня, иногда поездка за
границу, весной юг России, летом преимущественно деревня. За это время я
был, между прочим, ближайшим участником известного литературного кружка
"Среда", душой которого был Н.Д. Телешов, а постоянными посетителями -
Горький, Андреев, Куприн и т. д. Революция, прокатившаяся над всеми нами,
надолго рассеяла этот кружок. С 1907 года жизнь со мной делит В.Н.
Муромцева. С этих пор жажда странствовать и работать овладела мною с
особенной силой. За последние восемь лет я написал две трети всего изданного
мною. Видел же за эти годы особенно много. Неизменно проводя лето в деревне,
мы почти все остальное время отдали чужим краям. Я не раз бывал в Турции, по
берегам Малой Азии, в Греции, Египте, вплоть до Нубии, странствовал по
Сирии, Палестине, был в Оране, Алжире, Константине, Тунисе и на окраинах
Сахары, плавал на Цейлон, изъездил почти всю Европу, особенно Сицилию и
Италию (где три последних зимы мы провели на Капри), был в некоторых городах
Румынии, Сербии - и, говоря словами Боратынского, отовсюду - "к вам
приходил, родные степи, моя начальная любовь" - и снова "по свету бродил и
наблюдал людское племя..."
Что же до литературной моей деятельности за эти годы, то ход и развитие
ее известны. В конце 1898 года вышел мой перевод "Песни о Гайавате", давший
повод некоторым моим критикам, при их обычной поспешности суждений и любви
(или необходимости), повторять друг друга, записать меня в число идилликов и
каких-то "созерцателей". В 1900 году издал первую книгу моих стихов
"Скорпион", с которым я, однако, не возымев никакой охоты играть с моими
новыми сотоварищами в аргонавтов и демонов, в магов и нести высокопарный
вздор, хотя некоторые критики уже заговорили было о моем "увлечении
декадентами" и усердно цитировали мой сонет "В Альпах", мысль которого, в
сущности, была совсем не нова, - подобно мысли того самого сонета Пушкина,
где сказано: "услышишь шум глупца", - меж тем как другие одобряли меня за
то, что я держусь каких-то "заветов", "традиций", хотя любить талант,
самостоятельность, ум, вкус вовсе не значит держаться каких-то традиций. В
1902 году "Знание", ближайшим сотрудником которого я был после этого почти
все время его деятельного существования, издало первый том моих сочинений.
Какие книги следовали за этими тремя, говорить нет нужды. Известно также,
что от Академии наук я получал Пушкинские премии, что в 1909 году я был
избран ею в число почетных академиков, в 1912 году - почетным членом
Общества любителей российской словесности, коего я состою теперь временным
председателем, и т. д. Добавлю еще, что в текущем году книгоиздательство
Маркса выпускает приложением к "Ниве" редактированное мною собрание моих
сочинений, куда входит все, что я считаю более или менее достойное печати.
В общем, жизненный путь мой был довольно необычен, и о нем и вообще обо
мне долго существовало довольно превратное представление. Взять хотя бы
первое десятилетие моей литературной деятельности: большинство тех, что
писали о моих первых книгах, не только спешили уложить меня на какую-нибудь
полочку, не только старались раз навсегда установить размеры моего
дарования, не замечая, что им самим уже приходилось менять свои приговоры,
но характеризовали и мою натуру.
И выходило так, что нет писателя более тишайшего ("певец осени, грусти,
дворянских гнезд" и т. п.) и человека, более определившегося и
умиротворенного, чем я. А между тем человек-то был я как раз не тишайший и
очень далекий от какой бы то ни было определенности: напротив, во мне было