"Энтони Берджес. Трепет намерения" - читать интересную книгу автора

Она вытащила из кармана несколько бумажек. Вурцель выхватил их и
сплюнул. Я взял с тумбочки еще более действенное оружие-маникюрную пилку с
заточенным концом и сказал:
- Минута на одевание и чтоб духу твоего здесь не было.
Я принялся отсчитывать секунды. Вурцель оказался расторопным. Даже
ботинки не зашнуровал.
- И если герр доктор еще хоть раз на тебя пожалуется...
Тут я заметил, что глаза Бригитты устремлены не на Вурцеля, а на меня.
Она даже не попрощалась с ним, пока я с ворчанием выпроваживал его из
комнаты пинками под зад. На лестничной площадке Вурцелю попались на глаза
книги Роупера, и он мстительно шарахнул кулаком по верхней полке, отчего еще
несколько книг грохнулось на пол.
- Грязная свинья! Недоумок поганый!-Я пнул по здоровущей
заднице.-Может, запалим костерок? Чтоб ни одной книги не осталось?
Он, обернувшись, зарычал, и пришлось не мешкая отправить его вниз по
неосвещенной лестнице. По пути Вурцель сбил висевшую на стене картинку
(крепившуюся не шурупами, а неумело вбитыми гвоздями). Старомодная
одноцветная гравюра изображала Зигфрида, который размахивал Нотунгом* и орал
нечто героическое. Я рассвирепел. Кто они такие, чтобы считать Вагнера
своим? Вагнер мой! Я помог Вурцелю преодолеть оставшиеся ступеньки, после
чего позволил ему самостоятельно добраться до наружной двери. Отворив ее, он
обернулся и разинул пасть, чтобы напоследок измазать меня в дерьме, но,
увидев мой угрожающий жест, выскочил на улицу.
Все это время я оставался в верхней одежде. Поднимаясь по лестнице, я
скинул плащ и пиджак, а, переступая порог спальни-на этот раз с новыми
(впрочем, не слишком) намерениями,-уже стягивал галстук. Как я и
предполагал, обнаженная Бригитта ждала меня в постели. Мгновение спустя я
был при ней. Все произошло безо всяких затей, однако основательно и ко
взаимному удовлетворению. Снова я вступал в Германию победителем, снова
кошмар сменялся земными радостями. Ей не требовалась нежность, она привыкла
быть жертвой-матери, Вурцеля, моей. Трижды возобновлял я свое победное
шествие. Стало темнеть, и она заговорила со мной на немецком, языке тьмы. Не
приготовить ли мне чаю, не хочу ли я шнапса? Я спросил:
- Ты всегда брала с него деньги? Наверное, я тоже что-нибудь должен?
- Сегодня-нет. Но если ты придешь еще paз...
Затягиваясь поочередно, мы выкурили мою любимую сигapу.
- Ты должна развестись-сказал я.-У нас такие вещи не приняты.
Возвращайся в Германию. Там на каждом шагу прекрасные новенькие
Dirnenwohnlieime. В Дюссельдорфе. В Штутгарте. Дома тебе понравится.
Заработаешь кучу денег. А беднягу Эдвина оставь в покое.
- Я и сама об этом думала. Но все-таки в Лондоне лучше. И достаточно
небольшой квартирки, не нужен мне Dirnenwohnlieim.
Она мелодраматично поежилась-было темно, но я это почувствовал. В
темноте над кроватью мы с Роупером, обнявшись, смотрели в будущее: отец Берн
улыбался, лицедействуя на свету, в сумерках, во тьме. Что ж, на месте
Бригитты я бы тоже предпочел квартирку с пуделем в тихом, грешном Лондоне
какому-нибудь шумному гарнизонному борделю в Германии.
- У тебя есть деньги?-спросил я.
- Да, немного... Но если я разведусь, меня вышлют из страны.
- Попробуй что-нибудь придумать. Но, как бы то ни было, из его жизни