"Энтони Берджесс. Время тигра" - читать интересную книгу автора

расплачиваются за нарушения, заваливали меня целыми кучами этого добра, да
еще приговаривали, сколько пожелаете, в любое время, и все по расценкам
НААФИ.[4]
Нэбби Адамс заерзал на койке, собака заерзала под койкой, медали на
ошейнике звякали по полу, словно монеты. Может, встать, попить воды? Он
слегка содрогнулся при мысли о чистом холодном нейтральном вкусе. Но жажда,
как лихорадка, охватывала все тело. Он медленно поднялся, шесть футов восемь
дюймов[5] жажды, похожий на привидение за обтрепанной штопаной москитной
сеткой.
- Нэбби, я за вас беспокоюсь, - продолжал лейтенант полиции Флаэрти. -
До смерти беспокоюсь. Мне сегодня сказали, будто вы не тот человек, которого
я из вас сделал к концу вашего прошлого срока службы. Не тот, богом клянусь.
Вы, Христос свидетель, вернулись в прежние джохорские времена, когда
тукай[6] в конце месяца по всей конторе размахивают счетами, а я вообще ни в
один кедай не могу зайти из страха перед широченными, чертовски елейными
улыбками на желтых физиономиях и перед вопросами: "Где большой туан?" - да
еще: "Туан, получил ли большой туан уже свою зарплату?" - да еще: "У
большого туана большой кира, туан, и когда он, во имя бога, собирается
заплатить?" Боже, старик, я стыжусь своей белой кожи. Как вы опустились. А
ведь я вас наставил на истинный путь. А ведь я вас очистил. Посадил на
чертов пароход с деньгами в кармане. А теперь на себя посмотрите. - Флаэрти
слегка передернулся от негодования. - Я ведь вас покрывал, бог свидетель. В
тот день, когда вокруг крутился начальник окружной полиции, а вы снова
сидели за пивом в том чертовом грязном кедае, где я постыдился бы
показаться, напивались в стельку с тем самым вашим капралом. Сбили его с
пути, а ведь он мусульманин проклятый.
- Оставьте его в покое, - сказал Нэбби Адамс. На ногах стоял несколько
неуверенно, ища огромной ладонью в табачной смоле опору в туалетном столике.
Костлявый, желто-коричневый, высоченный, сделал еще один шаг. Черная сука
вылезла из-под кровати, встряхнулась. Брякнули медали. Завилял хвост, когда
она глянула снизу вверх, радостно, с обожанием, на огромного мужчину в
грязной мятой пижаме. - Оставьте его в покое. Он в полном порядке.
- Господи Иисусе, старик. Я к нему даже тростью не прикоснусь. Я вам
говорю, болтают, будто вы опустились, таскаетесь из кедая в кедай со своим
распроклятым капралом в хвосте. Почему вы чаще не общаетесь с собственной
расой, старик? В Клубе чертовски хорошие вечера, в сержантской столовой сама
соль земли, тот самый тип, Краббе, как-то вечером на пианино играл
по-настоящему хорошую песню, а вы только рыщете по грязным маленьким кедаям
в поисках кредита.
- Я общаюсь с собственной расой. - Нэбби Адамс медленно двинулся к
двери. Собака в ожидании стояла сверху на лестнице, чтобы сопровождать его к
холодильнику. Хвост глухо стучал в дверь спальни лейтенанта полиции Кейра. -
Вы такого не говорили бы, если бы сами не набрались.
- Набрался! Набрался! - Флаэрти заплясал сидя, вцепившись в сиденье,
словно боясь, как бы оно не улизнуло. - Вы только послушайте, кто говорит
про набравшихся. О боже, старик, на себя посмотрите. Решите, к какой
проклятой расе принадлежите. То сплошной фермерский парень из
Нортгемптоншира, а через минуту сплошь прежние времена в Калькутте, и что
британцы сотворили с Матерью-Индией, и заклинатели змей, и проклятые
храмовые колокольчики. Ох, ради бога, очнитесь. Вы точно англичанин, да