"Бруно Бюргель. Ракетой на Луну " - читать интересную книгу автора

- Никаких следов!
- Да, милый друг, это не так просто! Присмотритесь хорошенько вашим
прославленным журналистским оком, которое привыкло проникать в самые
сокровенные вещи, - вот, в это местечко между звездами!
- Тысяча чертей, я не вижу ни малейших следов чего бы то ни было - и
просто изумлен, что в эту вашу исполинскую небесную пушку так мало видно!
- Это зависит от того, куда ее направить. Если бы теперь перед вами в
телескопе находилась Луна, то вы разглядели бы даже гальку у стен кольцевых
гор! Здесь же дело идет о весьма трудном объекте - именно, о последних
отростках туманного облака; должны же вы, наконец, разглядеть слабое облачко
света!
- Стойте! Поймал! Нежная веретенообразная полоска света...
- Правильно!
- И это крайний отросток проклятого Облака, которое всех нас ввергнет в
беду?
- Совершенно верно. Когда наша солнечная система долетит до этого
места, ледниковый период окончится - вернее, начнется его окончание.
- А когда мы до этого дойдем?
- По моим последним вычислениям - в 5236 году, стало-быть, через 2236
лет, потому что сейчас у нас 3.000-ный год.
- Боже правый, мистер Роллинсон, вы назначаете все более отдаленные
сроки!
- Да, уважаемый мой Граахтен, если для вас это черезчур долго, в таком
случае присоединитесь к моему вечному противнику Абдулу-Бен-Хаффа, который
назначил всего 2012 лет. Как он до этого дошел, мне непонятно.
- Несколькими годами больше или меньше для меня не составляет разницы,
и уж из одного местного патриотизма я присягну на верность вашим цифрам.
Старый Роллинсон засмеялся.
- Великолепно, благодарю вас!
- Не на чем! Чего только не сделаешь для своего родного города в
интересах науки! А вашего конкуррента Абдул Бен-Хаффа пускай возьмут черти!
- Не говорите мне о нем! Это единственное, что может меня взволновать.
Он пытается лишить меня моей заслуженной репутации первого астронома этой
страны. Как видно, он не может дождаться моей смерти; мое семидесятилетнее
сердце начинает учащенно биться при одном упоминании имени этого человека.
- Лично он вовсе не такой ученый, как его ассистент Фоортгойзен,
происходящий из древней голландской семьи ученых.
Ролинсон пробурчал что-то в свою бороду патриарха.
- С вашего позволения, я сейчас пущу свет, и мы поищем более теплого
местечка для нашей беседы, чем этот купол, где гуляют сквозняки...
- Пожалуй, я и то чуть не замерз. Как вы в ваших летах, выдерживаете
часами отсидку в этом кресле, - понять не могу!
- Ах, милый мой, обсерваторию нельзя же отапливать!
Зажглась электрическая лампа.
Теперь только Бенджамин Граахтен мог осмотреться. Он скорее лежал, чем
сидел в удобном кресле, а над ним, до самой макушки исполинского железного
купола, поднималась огромная труба двадцати-пяти метрового телескопа. Целый
лес меньших труб, прутьев, противовесов, рычагов и кружков блестел в свете
лампы.
- О, Чинчинчиндра Калькуттский! Я лежу под этим чудовищем, как муравей