"Бруно Бюргель. Ракетой на Луну " - читать интересную книгу автора

начинают мыслить о планетах"...
Вот что за человек был Иоганнес Баумгарт, вот каково было его дело и
точка зрения на мироздание. Его скромная, тихая, почти застенчивая натура
так глубоко контрастировала с полнотой его знаний, с величием его мыслей и
планов! Но обе половины его существа имели общий корень: сердечную доброту и
широкое человеколюбие человека, стремившегося все свои знания первым делом
поставить на службу человечеству, которому, по его убеждению, в будущем
грозили тяжелые катастрофы.
Вместе с Эдуардом Готорном он шел теперь по узенькой дорожке,
соединявшей здание дирекции завода взрывчатых веществ с квартирой директора.
Через несколько минут они вступили в уютно расположившийся между старыми
деревьями красивый, но скромный дом.
- Иоганес Баумгардт мой гость на эту ночь, - объявил Готорн своему
домоправителю. - Будьте добры, проводите его в комнату для приезжих!
И, обратившись к немцу, он добавил:
- Не взыщите, если я вас оставлю на несколько минут, Баумгарт. Через
несколько минут вы найдете меня и мою дочь в столовой. Наш милейший Браун
проводит вас.
Мужчины расстались. Баумгарт поднялся по леснице следом за дворецким. В
ту минуту, когда они проходили по широкому коридору первого этажа,
устланному коврами, из одной комнаты донеслось дивное пение. Какая-то,
очевидно первоклассная, певица пела арию. Тихо гудел аккомпанимент.
Это была комната единственной дочери Готорна. В глубоких сумерках
Элизабет сидела, зарывшись в мягкое кресло, и в оперный телефон слушала
великолепную Задику из новой оперы "Мертвый лес" Ибн-Бэн-Харзаха, любимого
композитора Африки той эпохи.
Певица, Сугальма Мир-Эддин, пела, как херувим, и сильфидой носилась по
пышной сцене. Круглое зеркало или экран, смахивавший на зеркало, около метра
диаметром стоял между комнатными растениями в нише на темной колонне. В этом
чудесном экране отражалась вся сцена большой оперы Капштадта, важнейшего
торгового города африканского Юга. Громкоговорящий телефон с полной
отчетливостью передавал пение актрисы и игру оркестра, а на экране в
уменьшенном виде, но со всеми красками, проходило все, совершавшееся на
сцене.
Прелестная Мир-Эддин исчезла пестрым мотыльком в зеленой чаще леса,
послышались апплодисменты публики. В эту минуту в дверь постучались.
- Войдите!
В дверной щели показалась голова отца.
- Ага! Упиваешься волшебными звуками? Это, кажется, Сугальма Мир-Эддин
в арии Мотылька? Из коридора отлично все слышно. Но пойдем к столу, дитя
мое, я привел с собой гостя.
- Ах, добрейший из отцов! Как жаль, я мало тебя увижу. Пойдут
бесконечные разговоры о разной там технике и тысячи деловых мелочей! Ты
знаешь, как неохотно я бываю при этом - и ведь ты же торжественно обещал
избавить меня от таких заседаний!
- Совершенно верно, моя маленькая мечтательница! Но я только потому
решил вытащить тебя из твоей тихой кельи, что на этот раз предстоит совсем
другое. Очень интересная личность этот гость - немецкий ученый, с которым я
нынче вечером провел пару занимательнейших часов. Это человек, который не
просто говорит о технических изобретениях, о новых машинах, бурах,