"Готфрид Бюргер. Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

дерево, я уронил нож, которым только что орудовал, и у меня не было в
руках ничего, чем бы я мог закрепить винт, который к тому же туго
завинчивался. Медведь стоял у подножия дерева, и я каждую минуту мог
ожидать, что он пожалует ко мне.
Выбивать ударом искры из глаз, как я однажды сделал, мне очень не
хотелось, потому что, не говоря уже о других мешавших мне обстоятельствах,
проделанный мною тогда опыт вызвал сильную боль в глазах, которая и сейчас
еще давала себя чувствовать.
С тоской глядел я на свой нож, вертикально торчавший на снегу под
деревом. Но тоскливые взгляды не могли ничем помочь делу. Наконец у меня
мелькнула мысль, столь же необыкновенная, сколь и удачная. Я направил
струю жидкости, которая в минуты страха у человека всегда имеется в
изобилии, прямо на черенок моего ножа. Царивший в то время жестокий холод
мгновенно заморозил струю, так что через несколько мгновений от черенка
протянулась ледяная сосулька такой длины, что она достала до нижних ветвей
дерева. Ухватив удлинившийся черенок, я без особого труда, но с большой
осторожностью подтянул нож к себе наверх. Только я успел с помощью ножа
привинтить кремень, как косолапый начал взбираться на дерево.
"Вот уж в самом деле нужно быть сообразительным как медведь, чтобы с
такой точностью рассчитать время!" - подумал я и встретил мохнатого гостя
таким гостинцем, что он навеки разучился лазать по деревьям.
Точно так же в другой раз на меня с такой стремительностью набросился
страшный волк, что мне ничего не оставалось, как инстинктивно сунуть кулак
прямо в разинутую пасть. Для большей верности я проталкивал кулак все
глубже и глубже, так что рука моя по самое плечо ушла внутрь. Но что было
делать дальше? Не стану утверждать, что такое беспомощное положение было
мне уж очень по душе. Ведь представьте себе только: лицом к лицу с волком!
Мы поглядывали друг на друга не так чтобы очень нежно.
Стоило мне вытащить руку назад - и зверюга с еще большей яростью
накинулся бы на меня. Это можно было ясно и отчетливо прочесть в его
горящих злобой глазах. Короче говоря, я ухватился за его внутренности,
дернул и вывернул наизнанку, как рукавицу, затем швырнул его на землю и
оставил там лежать.
Однако такую штуку я не решился выкинуть с бешеной собакой, которая
вскоре после этого погналась за мной в одном из узеньких переулков
Санкт-Петербурга. "Тут уж беги что есть мочи!" - подумал я. Чтобы легче
было удирать, я скинул с себя шубу и поспешно укрылся в доме. За шубой я
затем послал слугу и приказал повесить ее вместе с другим платьем в мой
гардероб.
На следующий день меня до смерти напугали крики моего Иоганна.
- О боже! - вопил он. - Господин барон! Ваша шуба взбесилась!
Я поспешно побежал к нему и увидел, что все мое платье раскидано и
растерзано в клочья. Мой слуга выразился очень метко - шуба именно
взбесилась. Я вбежал в то самое время, когда она набросилась на мой
прекрасный парадный сюртук и принялась безжалостно таскать его по полу и
трепать.
Во всех этих приключениях, милостивые государи, из которых мне
удавалось благополучно, хоть иногда и в последнюю минуту, выпутаться, мне
на помощь приходила случайность, которую я, обладая достаточным
присутствием духа и мужеством, заставлял служить мне. Все это, вместе