"Юлий Буркин. Королева полстергейста" - читать интересную книгу автора

и решила до маминого возвращения пожить у Алки.


...В понедельник они вместе отправились в школу, вместе, отучившись,
шли обратной дорогой и, лишь дойдя до дома - расстались.
Войдя в свой подъезд, Маша остановилась и прислонилась лбом к косяку.
Улыбка, которую для Алки и других ребят она так долго удерживала на лице,
теперь была не нужна. Маша пошла вверх по лестнице, но с каждой ступенькой
двигалась все медленнее и медленнее... И вдруг услышала стук двери внизу.
И - знакомые шаги! Она кинулась обратно и прижалась щекой к маминой груди.
Конечно, она и вправду обрадовалась, увидев маму после трех дней разлуки;
но главное - исчез страх: теперь она может безбоязненно вернуться домой.
Мама ключом открыла дверь, и они вместе вошли в квартиру. Маша сразу
же прошла в свою комнату, сбросила свитер и, взяв в руки книжку, забралась
на кровать и затаила дыхание. Она была бы рада никогда больше не видеть
противной красной рожи Степана Рудольфовича. Но это ее дом, ее квартира,
ее мир. Она не могла не вернуться сюда. Возможно, следовало бы обо всем
рассказать маме; но на это у нее, наверное, никогда не хватит решимости.
Маша пыталась читать, но в голову ей лезли невеселые мысли, и она по
три-четыре раза перечитывала каждую строчку, прежде чем смысл ее доходил
до сознания. А к неприятностям, надо сказать, добавилась и еще одна. На
уроке Алка сообщила ей новость: ее Атос - Леша Кислицин - переходит в
другую школу. А они даже ни разу еще не поговорили с ним; только
переглядывались - почти год. Они оба ждали, когда кто-нибудь их
познакомит, или обстоятельства сами собой сблизят их. Но это все не
случалось и не случалось. А теперь уже, наверное, и не случится никогда.
В дверь (на которой, кстати, Маша тут только разглядела новенький
засовчик) заглянула мама и позвала:
- Дочура, идем есть.
- Что-то, мам, не хочется.
- Марш, без разговоров! - скомандовала мама с деланным весельем в
голосе и исчезла.
Маша нехотя поднялась, зачем-то снова натянула свитер и с содроганием
двинулась на кухню, где уже восседал отчим. Проскользнув мимо него, Маша
села за стол, напротив. Но он продолжал хлебать, даже и не взглянув на
нее. А ее била мелкая дрожь.
Мама села рядом с мужем.
- Что же вы пельмени не съели? - сокрушенно сказала она. - И чем
только вы тут без меня питались? Выключи-ка печку, - обратилась она к
Маше, которой легко было дотянуться до плиты, не вставая со стула.
Отчим странно посмотрел на жену; Маше показалось, он почему-то решил,
что выключить плитку мама попросила его. А чтобы это сделать, ему пришлось
бы обойти стол, и маме тоже тогда нужно было бы встать, чтобы пропустить
его.
Не поднимаясь, Маша повернулась к плите, крутнула ручку выключателя,
затем взяла левой рукой вскипевший большой эмалированный чайник, правой -
маленький чайничек-заварник и понесла их над столом к расставленным мамой
чашечкам. В первую очередь - к чашке отчима.
И тут Степан Рудольфович вдруг неестественно выпрямился, откинулся на
спинку стула, выставил перед собой руки и, глядя на чайник дикими глазами,