"Юрий Бурносов. Песня Сольвейг (из цикла "Грядущее Завтра")" - читать интересную книгу автора

Фогель, кажется, не особенно переживал, да и черт с ним, думал
штурмбаннфюрер, трясясь в своем "хорьхе" по пыльному проселку.
Русские самолеты, хотя и появились, вреда Кеслингеру тоже не нанесли.
Пятерка неуклюжих ТБ-3 прошла над лесом в нескольких километрах правее
дороги, и их тут же сожгли налетевшие "фокке-вульфы". Когда
бомбардировщики, пылая и разваливаясь, падали на деревья, водитель
Кеслингера, совсем молодой доброволец из Хаммельна по имени Йозеф, победно
вскрикивал, после чего каждый раз извинялся:
- Простите, штурмбаннфюрер...
Кеслингер добродушно похлопал его по плечу и угостил сигаретой. Йозеф
чрезвычайно гордился, что его имя совпадало с именем самого доктора
Геббельса. Даже в кабине, на приборной доске, имелся вырезанный из журнала
и заботливо прикрытый кусочком плексигласа портретик министра пропаганды.
Штурмбаннфюрер некстати вспомнил увиденную во взятом Минске русскую
карикатуру:
Геббельс в виде злобной обезьянки. Очень похоже, подумал тогда
Кеслингер, а сейчас представил, что случилось бы, попадись эта карикатура
Йозефу.
Пообедав - Дитрих, как всегда, оказался непревзойденным поваром -
штурмбаннфюрер выпил-таки рюмочку своего гренобльского коньяку и подумал,
а почему бы не пригласить русского на импровизированный концерт. Не для
солдат же играть... Даже Дитрих гораздо более подходил в качестве
адьютанта, нежели благодарного слушателя.
Поэтому штурмбаннфюрер распорядился привести пленного. Генерал выглядел
отдохнувшим, на ногах его появились сапоги. Правда, немецкие - его
собственные найти оказалось невозможно.
- Присаживайтесь, Силантьев, - предложил Кеслингер. - Как вам обед?
- Благодарю, очень вкусно.
- Готовил мой адьютант, шарфюрер Дитрих.
Ограниченный, но верный человек. Любите музыку, генерал?
- Люблю.
- Не возражаете, если я немного поиграю?
Мне нужен слушатель.
- Разумеется. Хотя согласно глупым заблуждениям, русским свойственны
только гармошка и балалайка, - улыбнулся генерал. Улыбка сделала его лицо
еще более молодым, и Кеслингер в очередной раз усомнился, тот ли он, за
кого себя выдает.
- Шопен? Бетховен? - осведомился Кеслингер.
- Лист, если можно, - попросил Силантьев. Штурмбаннфюрер хмыкнул и
заиграл.
Генерал слушал вдумчиво, как человек, понимающий и любящий классику. У
Кеслингера уже давно не было слушателей вообще, а Силантьев явно оказался
не самым плохим... Когда штурмбаннфюрер взял последний аккорд, генерал
неожиданно сказал:
- Вы позволите мне?
- Что? - не понял Кеслингер. - А-а... Вы умеете? Извольте.
Генерал сел на табурет, вздохнул, зажмурил глаза и заиграл. Он играл
Грига, "Песню Сольвейг", в переложении для фортепиано. Кеслингер считал
себя очень хорошим пианистом и слышал добрый десяток еще лучших, но это...
Слов для описания игры Силантьева у штурмбаннфюрера просто не было.