"Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)" - читать интересную книгу автора (Минаков Василий Иванович)

Позади акула!

Зима на Черноморском побережье выдалась на редкость неустойчивая. То снег, то ливневый дождь, то молочная пелена тумана. Грязища на аэродроме, на подъездных путях...

И в этих условиях с ограниченного горами и морем наскоро приспособленного летного поля ежедневно взлетали в воздух тяжелые боевые корабли, до предела нагруженные бомбами и торпедами.

25 января на исходе ночи в нашу комнату ворвался вечно бодрствующий и вечно бодрый адъютант эскадрильи Василий Матяш.

— Экипаж Минакова, подъем! Через час — на аэродром!

— Почти в рифму, — отметил, потягиваясь спросонок, Гриша Сергиенко. — И когда вы только спите, товарищ капитан?

— Если я буду спать, вы никогда и не позавтракаете перед вылетом. Привыкли жить на курорте!

Все расхохотались. На курорте мы жили неполных десять дней, а поминать нам его будут, видно, до самой победы.

После раннего завтрака отправляемся на аэродром. Экипажу приказано находиться в пятнадцатиминутной готовности к вылету на «свободную охоту» на коммуникации Крымского побережья — от мыса Меганом до мыса Тарханкут.

Самолет с подвешенной под фюзеляжем торпедой уже готов к буксировке на законченную недавно строителями бетонную полосу. Бетонка — длина восемьсот, ширина сорок. Взлетать с нее разрешается только в тех [98] случаях, когда старая полоса совершенно расквашена, садиться не разрешается вообще.

Миша Беляков — в кабине нашей «пятерки», «дирижирует» буксировкой, готов в любой момент с помощью мощных тормозов самолета замедлить или остановить движение тягача.

Мутные сумерки, моросит дождь. С моря наплывают рваные клочья тумана. Мы плетемся сзади машины, то и дело оскользаясь, проваливаясь по колено в хрустящую, с вечера прихваченную морозцем грязь.

— Ну и погодка! — вздыхает Панов.

— Скажи спасибо, что флотским авиаторам выдают сапоги, — пытается проявить оптимизм Жуковец.

— Знают, за что дают, — мрачно парирует Коля.

Самолет тяжело вспрыгивает на бетонку, тягач хитро маневрирует на коротком пространстве, отцепляется, прицепляется, наконец разворачивает крылатую махину с огромной подвешенной под ней сигарой вдоль полосы.

Тут же поступает команда на вылет.

Иду на взлет, тщательно выдерживая направление: бетон скользкий, сход с полосы в лучшем случае грозит серьезной поломкой, в худшем — капотом, то есть переворотом через кабину штурмана.

Все обошлось. Летим в сплошной полосе дождя, видимости никакой. Через час становится ясно: весь маршрут проходить не стоит. Моторы начинают чихать из-за переувлажненности воздуха. Еще через час ложимся на обратный курс. Кабину заливает дождем, высота облачности — пятьдесят метров. Заходя на посадку, открываю боковую форточку фонаря. Гриша в своей кабине ложится на живот, следя через нижний блистер за направлением и высотой.

Посадка, к моему удивлению, получается на редкость мягкой. Самолет буквально притерся к земле, я ее и почувствовал только когда машина начала вздрагивать на неровностях грунта. С торможением не спешу, [99] чтобы самолет не пошел юзом. Но вот пора замедлять пробег. Почти глажу подошвами сапог тормозные планки, и все-таки самолет начинает раскачиваться, рыскать. Отпускаю тормоза, чувствую непонятный и потому опасный боковой рывок. И тут же в наушниках раздается взволнованный до неузнаваемости голос Панова:

— Командир, нас догоняет торпеда!

Что за черт? Машинально нажимаю на тормоза...

— Командир, торпеда!

Понимаю, что происходит что-то невероятное сзади, за хвостом самолета, что может видеть только Панов. Резко отпускаю тормоза, машина делает рывок, выскакивает за границу аэродрома.

— Уф-ф! — облегченно вздыхает в наушниках Николай.

Отворачиваю в сторону, притормаживаю до скорости руления и вижу сбоку в лужах ползущую шестиметровую стальную рыбину...

Какой-то кошмар. Откуда она? Как очутилась позади самолета?

И только когда выключил моторы и спустился на землю, все понял. При торможении качалась поперечная раскачка машины, под весом торпеды согнулись боковые подкосы, был вырван замок... Наше счастье, что от той же раскачки торпеда свалилась в сторону, не под хвост самолета, а то бы наверняка — скоростной капот, и от экипажа мокрое место.

Оставалось обменяться впечатлениями.

Панов рассказал:

— Когда самолет коснулся земли, за ним поднялись фонтаны воды, мы мчались, точно на глиссере... Потом из водяного каскада выскочила торпеда и принялась догонять нас. Я не сразу поверил глазам, но все-таки доложил вам. Вы, должно быть, притормозили, [100] она, как акула, рванулась вперед... Тут я, признаться, оторопел, опять вам крикнул...

Летчик-истребитель лейтенант Владимир Левин, дежуривший на бетонной полосе, наблюдал всю картину со стороны.

— Как сон дурной! Бежит самолет, а за ним, как живая, торпеда...

Начальник минно-торпедной службы полка капитан Терехов, разобравшись в случившемся, разъяснил:

— Торпеда двигалась после отрыва от самолета по инерции. К тому же при отрыве выдернулась запирающая чека, открылся кран подачи воздуха на машину торпеды и начали работать гребные винты, которые тоже помогали ей двигаться в жидкой грязи...

— А мог ли взрыватель стать в боевое положение?

— Мог, — со знанием дела ответил минер. — Если бы торпеда прошла двести метров в жидкой среде носовой частью вперед и со взрывателя свинтилась бы предохранительная вертушка.

— И взрыв мог быть?

— Берегите свои талисманы! — дал совет Терехов вместо ответа на этот излишний уже, очевидно, вопрос.

На очередном разборе случай был тщательно рассмотрен. Даны соответствующие рекомендации.

Мы с Сергиенко сделали для себя и еще один вывод. Ведь в той обстановке мы могли и не рисковать, а просто уйти на один из соседних аэродромов и произвести там более безопасную посадку.