"Путь князя. Быть воином" - читать интересную книгу автора (Злотников Роман Валерьевич)7Сегодня комиссар Сардоней приехал домой неожиданно рано. К двум часам пополудни. День вообще-то выдался на удивление спокойным. Всего пара аварий и семейный дебош в квартале муниципального жилья. А у комиссара уже к обеду разболелось колено и начало колоть в боку, поэтому он немного помучался и вызвал аэрол, решив, что в такой спокойный день на службе обойдутся без него, а ему пора сделать кое-какие покупки, а то в холодильнике уже скоро мышь повесится. Если она, конечно, еще не эмигрировала из его запущенного холостяцкого жилища. Аэрол он отпустил у молла, который располагался в десяти минутах ходьбы от его дома. Сардоней жил на окраине, в тихом, спокойном районе. И, после гибели жены, совсем одиноко. Пару раз он пытался завести кошку, но при его образе жизни кошки быстро дичали, привыкали жить без хозяина, а потом и вовсе куда-то исчезали. Так что дом его вот уже лет десять был по-холостяцки пуст и неуютен. Пилот дежурного аэрола, уже не раз подбрасывающий шефа до дома, предложил Сардонею подождать его на стоянке у молла, а потом доставить домой вместе с покупками, но комиссар велел ему возвращаться в управление, заявив, что вовсе не собирается сильно нагружаться и хочет немного пройтись. Спустя полчаса он уже подходил к своему дому, неся в руках несколько пакетов, в которых лежали бутылка иски, фунт ветчины, белая булка, кусок сыра, упаковка макарон и готовый пирог, который надо будет только разогреть в микроволновке. У калитки он остановился, чтобы достать таблетку электронного ключа, что при занятых руках было делом нелегким. И вдруг рядом раздался странно знакомый голос: — Позвольте вам помочь, комиссар. Сардоней замер, лихорадочно пытаясь припомнить, где он слышал этот голос. В принципе, за сорок лет службы перед ним чередой прошла не одна тысяча человек, с каждым из которых он в силу обстоятельств вынужден был познакомиться довольно близко. Но — и в этом он был совершенно уверен — подавляющее большинство его знакомцев отнюдь не испытывали к нему особенно теплых чувств. А многие так просто мечтали когда-нибудь сойтись с ним на узкой дорожке. Так что в его ситуации знакомый голос отнюдь не означал радостную и долгожданную встречу… Однако секунды шли, а ни ножа под ребрами, ни разряда в голову не было. И комиссар рискнул взглянуть, кто это из его знакомцев решил заявиться к нему домой. Он повернул голову и… усмехнулся. Да уж, этой встречи он ожидал меньше всего. Перед ним стоял господин Пэрис Сочак IV собственной персоной, одетый в тот же бесформенный балахон, в котором комиссар его видел в том самом, притулившемся где-то у черта на куличках монастыре. — Хочешь мне помочь, парень? — помолчав, спросил комиссар. — Ну что ж, тогда будь добр, достань из кармана моего плаща ключ и приложи его к считывателю. Пэрис Сочак IV покачал головой. — Нет, комиссар, я не буду лазать по вашим карманам. Лучше я подержу пакеты… Войдя на кухню, комиссар положил пакеты на стол и, вытащив из подставки длинный нож, зажал его в кулаке и задумался. Пэрис Сочак, главный подозреваемый в деле о массовом убийстве, сейчас сидел у него в гостиной и чего-то ждал. Наверное, возможности поговорить. По идее, самым разумным для комиссара было бы немедленно достать из кармана личный терминал связи и, вызвав наряд, отправить голубчика в камеру. Однако что-то заставляло комиссара не делать этого и хотя бы дать парню возможность высказать то, что он собирался рассказать. Сардоней ухмыльнулся и, вытащив из пакета ветчину, принялся нарезать ее некрасиво толстыми, но от этого гораздо более вкусными ломтями. — Ну, я тебя слушаю, сынок, — заявил комиссар, устраиваясь в гостиной за уставленным немудреной холостяцкой едой столом, по противоположенную сторону которого в «гостевом» кресле скромненько сидел подозреваемый в убийстве. — Да, в общем-то я и не собирался ничего рассказывать, комиссар, — слегка огорошил Сардонея гость, — я пришел к вам только для того, чтобы вы могли меня арестовать, если на то будет ваше желание. — При чем здесь мое желание, сынок? — скривился Сардоней. — Ты подозреваешься в групповом убийстве первой категории. Причем результаты расследования однозначно говорят о том, что это сделал именно ты. Как еще я могу поступить в этом случае? — Так почему же вы меня не арестовываете? — задал резонный вопрос Пэрис. Комиссар вздохнул. Крякнул. Потом налил себе в стакан на полпальца иски, лихим жестом опрокинул себе в рот и закусил кусочком ветчины. — Есть одна причина, — нехотя признался он. — Понимаешь, сынок, десять лет назад у меня погибла жена. Возвращалась поздним вечером с посиделок и попалась на пути одному подонку. Типа тебя. Тоже из богатых и непростых. Я всегда был неплохим полицейским, настоящей ищейкой. А в тот раз я еще был кровно заинтересован в результате. Так что я вычислил его довольно быстро и даже успел взять. И предъявить обвинение. Вот только потом вмешались родственники, деньги, дорогие адвокаты, и этого подонка выпустили под залог. Я был возмущен, поскольку считал, что этот парень воспользуется моментом и точно сбежит. Так оно и вышло, — комиссар замолчал и задумался, а потом вдруг переменил тему. — Знаешь, почему еще я тогда, в монастыре так взбеленился? Потому что ты сбежал точно так же, как и он. Но по поводу тебя у меня была уверенность, что уж на этот-то раз такой трюк со мной не пройдет, ведь у меня на руках был общефедеральный ордер категории «А». Так что когда тот местный полицейский сказал мне, что мой ордер годится разве на то, чтобы им подтереться, поскольку монастырь, мол, находится под юрисдикцией самого Государя и никто здесь еще не сошел с ума, чтобы идти наперекор его воле, я едва не лопнул от злости… — Но почему вы не арестовываете меня сейчас? — тихо спросил Пэрис. — А-а, ты об этом, — комиссар усмехнулся. — Да дело как раз в том типе. Он сбежал, покинул планету. Это было нетрудно предвидеть, зная, из какой он семейки. Они все так или иначе нечисты на руку, а нужных связей у них туча. Так что не успел парень выйти из кутузки, как они переправили его к одному из своих деловых партнеров, где он спокойно продолжал жить как ни в чем не бывало. А поскольку адвокаты сделали все, чтобы представить совершенное им убийство — убийством по неосторожности, ни о каком федеральном розыске и речи быть не могло. И хотя побег из-под залога позволял теоретически арестовать его, но с учетом разветвленных связей его семейки сделать это было практически невозможно. Стоило мне появиться где-то на расстоянии прямой видимости от места его пребывания, как он тут же исчезал, чтобы спустя месяц, когда все уляжется, вынырнуть где-либо еще. И все эти десять лет невозможность прижучить сукиного сына, убившего мою жену, висела на моей душе тяжкой гирей… Комиссар сделал паузу, во время которой вновь глотнул иски, а затем продолжил: — Ты-то этого уже не слышал, но когда ваш преподобный отправил вас обратно, уж не знаю чем вы там занимались, он сказал мне, что ты никого не убивал. Я был вне себя и вовсе не собирался обращать внимание на слова какого-то попика из окраинного монастыря. Но он добавил фразу, которая в тот момент показалась мне совершеннейшей чушью: «Я знаю, что есть Комиссар замолчал, задумчиво посмотрел на стакан, но на этот раз не стал наливать в него иски, ограничившись обычной минеральной водой. — Смысл сказанного я понял спустя три дня, когда в баре лайнера нос к носу столкнулся с тем типом, который убил мою жену, — комиссар глубоко вздохнул, почесал щеку и задумчиво добавил: — И вот теперь я все время думаю, а может, действительно преподобный знал, что говорил, когда утверждал, что ты никого не убивал. И если я сейчас отправлю тебя на электрический стул, а так и будет в случае твоего ареста, потому что доказательства твоей вины просто железобетонные и в конце концов это моя работа, то потом, когда я умру и встречусь с Господом и он меня спросит: «Как же так Сардоней, ты отправил на смерть невиновного просто потому, что это твоя работа?», что мне тогда ему отвечать? Пэрис смотрел на комиссара, и в душе его поднималось раскаяние. Он пришел сюда не только со смирением в душе и готовностью до конца принять искупление за все, что успел натворить за то время, пока был всего лишь животным. Но и как он теперь понимал, с немалой долей высокомерия: дескать вот я теперь такой мудрый и познавший свет истины, готов к искуплению и не страшусь принять ее даже от тех, кто живет во тьме, лжи и — Комиссар, я… я не раз просил отца Дитера помочь мне вспомнить, что произошло тогда, в тот день. Но он отказался. Сказал, что я должен сам разобраться с этим делом. И посоветовал прежде всего встретиться с вами. Поэтому я и появился здесь. — Помочь вспомнить… Так он и это умеет? — усмехнулся Сардоней. Пэрис вздохнул. — Боюсь, мне сложно даже придумать, что может не уметь или не знать Светлый князь. — А-а-а, так он из этих? — комиссар усмехнулся. — Ну тогда тем более. Как однажды сказал мне один умный человек, очень умный, уж можешь мне поверить, так вот, он сказал: «Когда Светлый князь открывает рот — превращайся в слух, Сардоней. Ибо потом будешь очень долго корить себя, если пропустишь хотя бы один звук». Пэрис понимающе кивнул. Он-то это знал по собственному опыту. — Вот что, парень, ты все-таки попытайся вспомнить хоть что-то, что могло бы дать малейшую зацепку, чтобы у тебя появился хотя бы один шанс из тысячи. А уж я постараюсь использовать его на полную катушку. Пэрис кивнул. — Знаете, комиссар, я думаю, что преподобный не стал мне помогать потому, что я уже способен найти выход собственными силами. Я уже знаю или способен узнать нечто, что поможет нам найти истинного убийцу, — он сделал короткую паузу. — Я ведь уже давно пытаюсь во всех подробностях вспомнить тот день. И единственное, чего я никак не могу объяснить: почему меня сначала так долго не «забирало». Я же вкатил себе три полных дозы. Три! А потом я вырубился. Совсем. Ведь даже когда меня привели в чувство, я был как вареный. Ни руки, ни ноги толком не работали. Со мной так никогда не было. Комиссар задумчиво потеребил губу. — Насколько я помню, твои шприцы, сынок, все еще лежат в хранилище вещдоков. В понедельник я назначу новую экспертизу. Расширенную. Первая-то была довольно поверхностной. Требовалось только подтвердить, что шприцы использовались для введения наркотиков. В чем, кстати, никто и не сомневался. Чисто формальное действие… Ночь Пэрис провел в доме комиссара Сардонея. На втором этаже. В одной из заброшенных спален. И вообще второй этаж был в таком состоянии, что, похоже, комиссар не поднимался туда уже лет пять как минимум. На следующее утро Пэрис поднялся первым и, спустившись вниз, попытался приготовить им с комиссаром завтрак из тех скудных продуктов, которые обнаружились в холодильнике и вакуумнике. Получилось не очень, но есть было можно. Комиссар вышел из спальни как раз к тому моменту, когда Пэрис разливал по чашкам иллой. Он окинул сервированный стол насмешливым взглядом и буркнул: — Я гляжу, парень, ты метишь в мои домохозяйки? — Ну, домохозяйка из меня еще та, — улыбнулся Пэрис, — но я буду стараться. — И не надейся. Я привык жить один, — припечатал комиссар, усаживаясь за стол, — хотя должен признаться, тосты у тебя получились что надо. У меня все время пригорают. В понедельник вечером он позвонил на домашний терминал. Когда раздался звонок, Пэрис молился. И, возможно, поэтому сразу понял, что звонит комиссар. И звонит именно ему. Состояние молитвы позволяет гораздо глубже проникать в суть и смысл происходящего в мире и в тебе самом. Пэрис поднялся с колен и, подойдя к терминалу, активировал канал. — Ты был прав, сынок, — заговорил комиссар, едва его изображение возникло над голомонитором, — в той дряни, которая составляла содержимое шприцов, «дури» было не более десяти процентов. Остальное — тригидромета… короче, какая-то сложная ерунда, от которой у человека через какое-то время напрочь отключаются мышцы. Кто бы ни спланировал это убийство, он явно позаботился о том, чтобы в тот момент, пока он им занимался, ты не мешался у него под ногами, — комиссар вздохнул. — Так что завтра можешь спокойно возвращаться домой. Я пока снимаю с тебя все обвинения. По заключению эксперта, в момент совершения преступления ты вряд ли мог пошевелить хотя бы волосом. — Спасибо, комиссар. Но вы же знаете, я хотел не столько снять с себя обвинения, сколько найти настоящего убийцу. Сардоней покачал головой. — Я бы сказал, что это не твое дело, что на это есть полиция, кроме того, я не слишком понимаю, что мы можем раскопать теперь, после того как прошло столько времени, но ты ведь все равно не отстанешь. — Да, — твердо сказал Пэрис. — Ну я же говорил, — усмехнулся комиссар, — уж прости, парень, но я за тобой присмотрю… Родители встретили его холодно. Мать вначале вообще испуганно отшатнулась. Но затем, узнав, что обвинения с него сняты и он уже не находится в межпланетном розыске, безразлично поцеловала его в щеку и уехала по своим делам. Отец не вышел вообще… Пэрис погулял по парку, пообедал и уехал в город, в свой пентхаус, с которого давно был снят арест, но, поскольку он принадлежал лично Пэрису, продать его никто кроме него не мог. Так же как и яхту. Вечером ему позвонил Ники и пригласил на одну классную вечеринку. Поскольку делать все равно было нечего, Пэрис согласился. Хотя его несколько удивило, что Ники уже в курсе не только того, что с него сняты все обвинения, но и что он уже в пентхаусе. А потом Пэрис вспомнил, что Ники всегда был в курсе всего. Просто Водителя у него теперь не было, прав пилота тоже, поэтому Ники заехал за ним сам. — Где ты провел этот год? — спросил он, когда Пэрис влез в салон. — Далеко, — коротко ответил Пэрис. — И как, позажигал? Пэрис уклончиво пожал плечами. — Да так… Ники понимающе кивнул и покровительственно похлопал его по плечу. — Ничего, сегодня оторвемся по полной. Уж можешь мне поверить. Когда они подъехали к частному загородному клубу, вечеринка была в самом разгаре. Похоже, Ники здесь хорошо знали — их аэрол опустился не на большой стоянке у ворот клуба, а прямо на лужайке за забором. Ники вылез из салона и, сделав широкий жест рукой, гостеприимно заявил Пэрису: — Развлекайся. — А ты? — Я должен еще кое-что сделать, — усмехнулся тот. Вечеринка не шибко отличалась от тех, в которых Пэрис участвовал раньше. Раньше у него был фирменный способ, как мгновенно привести себя в отличное настроение — с ходу накатить пару коктейлей, а спустя полчаса еще и принять дозу легкой «дури», и жизнь сразу расцвечивалась множеством ярких красок, а все проблемы исчезали, улетучиваясь как дым. Но Около полуночи Пэрис передислоцировался поближе к бару. Ему уже стало скучновато. Он даже слегка недоумевал, как раньше мог находиться на подобных мероприятиях до самого утра. А потом еще жутко жалеть, что столь классное действо закончилось и с нетерпением ждать следующего. Причем дело было не столько в том, что все это действо не согласовывалось с некими жизненными принципами — Бобби, мне «Глаз урагана»! — выкрикнула она и, повернувшись к Пэрису, выдохнула: — Классно, да? Пэрис улыбнулся и пожал плечами. Девица, прищурившись окинула его взглядом и удивленно выпалила: — Эй, а я тебя видела! Ты же приехал вместе с апостолом. — С апостолом? — удивленно переспросил Пэрис. — Ну да. С Ники-хитрецом. Ведь так? — девица тут же придвинулась к нему и, навалившись на его локоть весьма неплохой грудью, которую, судя по ощущениям, она совершенно не желала ограничивать никакими лифчиками, спросила: — А ты давно практикуешь либертинаж? — Что? — не поняв, переспросил Пэрис. — Либертинаж. — А что это такое? — Да ладно тебе, — недоверчиво воскликнула она. Но затем все-таки пояснила: — Либертинаж — это абсолютная свобода. Жизнь за гранью добра и зла. Когда ты отбрасываешь все — и всяческие рамки, и правила, и в твоей жизни все посвящено только абсолютной свободе и получению самого полного, редкого и экзотического наслаждения. — Девица мечтательно закатила глаза, потом вновь взглянула на Пэриса. — Если ты этого не знаешь, то почему приехал вместе с апостолом? — Просто мы с ним старые друзья и однокашники, — пояснил Пэрис. — А-а, — разочарованно протянула девица, отодвигаясь от Пэриса и присасываясь к своему коктейлю. — А кто такие апостолы? — спросил Пэрис, когда она вылакала стакан. — Апостолы? Ну это те, кто организует Игру. Слушай… — девица окинула его заинтересованным взглядом и тут же вновь придвинулась вплотную. — Если ты на короткой ноге с Ники-хитрецом, то вполне можешь напроситься на Игру. А возьми меня с собой? Не пожалеешь, — и она шаловливо провела язычком по припухлым губкам. — Я так мечтаю попасть на Игру. А войти в число Игроков вообще мечта всей моей жизни! Возьми, ну пожалуйста… — Ну, меня ведь еще самого не пригласили, — отшутился Пэрис, решив не расспрашивать про Игру. Девица, конечно, попалась словоохотливая, но у него уже было достаточно информации, чтобы поразмышлять. К тому же про Игру можно будет спросить и у Ники… — Но, если пригласят, меня не забудешь, честно? — не отставала девица. Пэрис кивнул. — Класс! — просияла она. — Слушай, а давай после вечеринки поедем к тебе. То есть можно, конечно, и ко мне, но у меня такой бардак. Мы с Лимб и Дади перед вечеринкой немножко расслабились, а служанка придет только утром… В этот момент музыка внезапно стихла, и над танцполом зазвучали фанфары. — Bay, Сюрприз! — взвизгнула девица, и в ту же секунду ее будто ветром сдуло с табурета. — Господа, — послышался из динамиков мягко-завораживающий голос Ники, — мы представляем вам наш Сюрприз! И тут тяжелые занавеси, перекрывавшие пространство между двумя самыми большим стойками динамиков раздвинулись, и на танцпол медленно въехал подиум, на котором была распята обнаженная девочка. Нет, там не было креста. Только четыре стойки по бокам. И ее руки, и ноги не были пробиты гвоздями. Но она была распята. Потому что кожа ее рук, ног, плеч, а также губы, соски и ноздри были пронзены сотнями крючков с маленькими колечками, от которых к четырем столбам по бокам подиума тянулись тонкие, но явно прочные нити. Так что девочка могла стоять только в крайне неудобной позе — сильно согнувшись, как будто приглашая самцов пристроиться сзади и дать волю похоти. Толпа взревела. Девицы принялись обливать себя коктейлями и срывать с себя одежду, а голос Ники продолжил: — Ее зовут Лилит. Первая женщина! И как первая женщина она также невинна. И так же как Лилит, она жаждет принять в себя мужское семя. Но не для того, чтобы родить и зачать. А для того чтобы получить наслаждение. И она готова его получать и доставлять. Толпа заревела сильнее. Кое-где возникли водовороты, вызванные тем, что распаленные всем предыдущим вечером, а также зрелищем и словами Ники, некоторые парочки уже начали удовлетворять себя самыми разными способами. Впрочем, почему парочки… — Итак, сейчас я назову имя счастливчика. Того, кто первый войдет в розовые ворота Лилит. А может, он захочет сначала попробовать сладость ее рта? Или тугое очарование ее попки? Она вся в его власти! Толпа уже стонала, все больше и больше погружаясь в оргию, в которой смывались даже уже установившиеся привязанности. Пэрис заметил свою соседку по бару. Ее пользовали сразу трое, и она, закрыв глаза и вцепившись в ноги того, что стоял перед ее лицом, неистово дергалась всем телом. — Итак, его имя! Это… — Ники сделал паузу, во время которой толпа если не замерала, то явно уменьшила накал и амплитуды движений, а затем закончил: — Мой старый друг и одноклассник Пэрис Сочак! Пэрис стоял у бара, не совсем понимая, что же ему делать, а затем двинулся вперед, через мешанину сплетенных тел. Остановившись перед склоненной головой девочки, он присел и тихо спросил: — Сколько тебе лет? — Что? — явно удивленная подобным вопросом, переспросила девочка, а затем, облизнув губы (при этом язык задел один из крючков, которые были воткнуты в губу, и она как-то совсем по-детски сморщилась), тихо сказала: — Двенадцать. — Как ты здесь оказалась? — Я… абсолютно добровольно, сэр, — испуганно прошептала девочка. — Я не об этом. Девочка шмыгнула носом, испуганно зыркнула по сторонам и тихо ответила: — Они обещали мне десять тысяч кредитов. Моя мать попала в аварию, и ей требуется операция. И они обещали мне деньги. — Пэрис, ну что же ты? Мы ждем! — разнесся над танцполом голос Ники. Пэрис выпрямился и, оглянувшись, решительным шагом направился прямо к бару, на этот раз не обращая никакого внимания на синхронно постанывающие парочки и группки. Подойдя к стойке, он перегнулся через нее и выудил из подставки длинный нож. Попробовав лезвие пальцем, он недовольно скривился. Нити, которые тянулись от крючков к столбам, явно были прочными, а нож был туповат. Впрочем, брат Игорь учил их, что главное оружие — это человек, ибо его разум способен обратить в достоинство недостатки любого оружия. Так что и этот нож вполне способен перерезать любые нити. Стоило лишь понять, как… Вернувшись к подиуму, Пэрис опустился на колено и несколько раз провел лезвием ножа по мраморным плитам танцпола, а затем повернулся к девочке. — Мне нужны эти деньги, сэр, — тихо, но твердо произнесла она. — Ну, эту проблему мы решим. Я тебе обещаю, — сказал он и взмахнул ножом… — Фи, да он моралист! — Ханжа! — Какую вечеринку испортил… — Псих! — Козел! — Благопристойное животное! Он шел к выходу с девочкой на руках, осыпаемый руганью и оскорблениями. Но, похоже, на его лице было написано нечто такое, отчего даже самые смелые не рискнули преградить ему дорогу. Выйдя за ворота, на стоянку аэролов, Пэрис поставил девочку на ноги и, накинув ей на плечи свою куртку, огляделся в поисках кого-нибудь, к кому можно было обратиться. За прошедшие дни он так и не удосужился восстановить ни карточку, ни личный терминал голосвязи. Неожиданно у одного из аэролов, припаркованных через два ряда, призывно мигнули фары. Пэрис недоуменно покосился в ту сторону, а затем, взяв девочку за руку, направился к аэролу. — Нужна помощь, сэр? — из приоткрытой двери на него смотрел накачанный крепыш. — Да, эту девочку надо срочно доставить в больницу… — Он запнулся. — Только у меня сейчас нет денег. — Не волнуйтесь, сэр. Я — сержант Игли. Комиссар попросил меня присмотреть за вами. — Вот как? Отлично. Тогда едем. И… я бы хотел воспользоваться вашим терминалом. — Никаких проблем, сэр. По дороге он успел переговорить с комиссаром, и тот пообещал прислать в больницу детектива, чтобы снять показания с Пэриса и девочки, а затем, войдя в полицейскую базу данных и уточнив номер управляющего центральным офисом своего банка, набрал его номер. — Слушаю, — раздраженно отозвался заспанный голос. — С вами говорит Пэрис Сочак IV, — холодно начал Пэрис, — у меня пропала кредитная карта, а мне срочно необходимы десять тысяч кредитов. Могу я получить их немедленно? — Вы с ума сошли, — возмущенно ответил динамик, — вы знаете сколько сейчас времени? Два часа ночи! — Значит, вы рекомендуете мне утром сменить банк? — ледяным голосом высокомерно поинтересовался Пэрис. Динамик мгновение помолчал, а затем ответил уже совершенно другим тоном: — Э-э, нет, сэр. Ни в коем случае. Прошу меня извинить. Я немедленно вышлю персонал… Ники позвонил ему вечером. — Пэрис, я тебя не узнаю. Что ты устроил на вечеринке? Все просто возмущены! Пэрис усмехнулся. Еще бы… Но что можно было объяснить Ники? Да и вообще, что можно объяснить животному? К тому же ответы на кое-какие — Знаешь, мне почему-то показалось, что это будет — Хм, пожалуй, — после некоторого раздумья отозвался Ники и явно повеселевшим голосом продолжил: — А что, это был хороший плевок в рожу всему этому пресыщенному быдлу. Такой облом! — захохотал он. — Ники, мне тут рассказали об одной вещи. Она называется Игра. И сказали, что ты один из ее организаторов. — Да? А кто тебе это сказал? — Да какая-то девица с волосами, раскрашенными под шкуру леопарда. Я даже не спросил ее имени. — Очень точное описание, — фыркнул Ники. — Так чего же ты хочешь? — Посмотреть на то, что такое Игра. — Посмотреть? — Ники покачал головой. — Это невозможно. — Почему? — На Игру допускаются только участники. Так что увидеть, что такое Игра, можно только если ты согласишься стать ее участником. Пэрис задумался. — Хорошо. — Тогда отлично. Но учти, Игра — дело тонкое. Она… как бы это тебе сказать, за гранью. Поэтому сначала тебе придется принять меры предосторожности. Скажем, сообщить окружающим, что ты собираешься куда-то уехать. И очень достоверно сымитировать отъезд. Чтобы, в случае чего, ни на кого из участников не пало никаких подозрений. — Ну, в моем случае ничего имитировать не придется. Я действительно собираюсь уезжать. Через несколько дней. И надолго. Даже не знаю точно, насколько. Дома все в курсе. — Тогда все отлично, — возбужденно воскликнул Ники. — Я тебе позвоню. Следующие несколько дней Пэрис занимался девочкой. Из больницы ее выписали через день. Вопреки его опасению, сотни крючков, которыми она была распята, не причинили ее здоровью особого вреда. Оказалось, любители садо-мазо часто используют такие же в своих игрищах, и без особых проблем для здоровья. Ее мать уже поместили в клинику, готовя к регенерации сустава. Она была танцовщицей и после произошедшей с ней трагедии потеряла работу. Так что за время ее болезни они скатились в абсолютную нищету, и Танта, так девочку звали по-настоящему, вынуждена была бросить школу, в которой училась на круглые «двенадцать», и пойти искать работу. Теперь Пэрису за оставшееся до отлета время надо было не только вновь устроить ее в школу, но и позаботиться о том, чтобы до выздоровления матери, они могли сносно существовать. Нет, он не собирался засыпать Танту и ее мать всеми земными благами. Большие возможности в начале жизненного пути всегда сильно ограничивают развитие. Но позаботиться о том, чтобы Танта и ее мать вновь не оказались в ситуации, приведшей девочку на тот подиум, он считал себя обязанным. Наконец, когда все дела были уже закончены, и Пэрис посчитал себя полностью готовым к отлету, позвонил Ники. — Сегодня, — улыбаясь сказал он. — И, я уверен, ты будешь просто поражен. В самое сердце. — Вот как, — усмехнулся Пэрис. — Жду с нетерпением. Вечером Ники заехал за ним. Пэрис, который за всей этой суматохой все-таки выбрал время слегка обновить гардероб, уже ждал его. — Какой дресс-код? — Это неважно, — загадочно усмехнулся Ники. — Можешь одеваться как тебе угодно. — Ну… тогда что-нибудь «кэжуал»… — Отлично! На этот раз они летели куда дольше, чем на ту вечеринку. И сели где-то далеко в горах, на небольшой поляне, где уже стояло десятка полтора-два роскошных аэролов. Ники выбрался из салона и, повернувшись, указал Пэрису на видневшийся в полусотне шагов провал. — Прошу. Пэрис послушно двинулся в указанную сторону. Внутри провала оказался вход в пещеру. Сама пещера была обустроена — в нее был проведен свет, сделан настил, на котором были расставлены с десяток столиков, и устроена барная стойка. Кроме них, в этом экзотическом баре оказалось еще десятка три человек, к удивлению Пэриса, совершенно разных возрастов. От их с Ники ровесников, и даже более молодых, до весьма и весьма в возрасте. Причем среди Игроков оказались и люди весьма известные. Пэрис узнал одного популярного певца, известную телеведущую и светскую львицу, а также пару политиков, известных своим эпатажным поведением, и одного банкира, наоборот, считавшегося крайне консервативным и добропорядочным. — Это все Игроки? — осведомился Пэрис. — Ну… почти. — А когда начнется Игра? — О-о-о, она уже идет. И давно, — Ники загадочно усмехнулся. — Но самая кульминация сегодня произойдет там, — и он указал на пролом рядом со стойкой, ведущий куда-то вглубь. — И как скоро? — Как обычно — в полночь. — А что делать до этого? — Развлекайся, — рассмеялся Ники, — ведь предвкушение — не меньшее удовольствие, чем само событие. Поверь мне, я сейчас испытываю непередаваемое наслаждение… За несколько минут до полуночи Ники подошел к Пэрису и позвал его за собой. Они прошли через пролом и оказались в следующей пещере. Она была даже немного больше той, в которой располагался бар. — Нам сюда, — сказал Ники, указывая Пэрису на дальнюю стену пещеры, а затем сделал шаг в сторону, пропуская его вперед. Пэрис подошел к стене и остановился, осматриваясь. В стену и пол было вделано несколько колец. — Раздевайся, — раздалось сзади. И одновременно Пэрис почувствовал, как в его затылок уперлось дуло разрядника. Пэрис медленно повернулся. Ники, улыбаясь, смотрел на него. — Неужели ты думаешь, Пэрис, что обманул меня тогда, сказав, что уволок девчонку с вечеринки только потому, что тебе это показалось неординарным и неожиданным ходом? Я — апостол. И у меня есть такие возможности, которые тебе и не снились. Мои люди все это время следили за тобой. И мне прекрасно известно, что ты носился с этой девчонкой и ее матерью, как курица с яйцом! — Он картинно-сожалеющее покачал головой, что, впрочем, не заставило ни на йоту отклониться его руку, державшую разрядник. — Ты стал обычной добропорядочной грязью, Пэрис. Впрочем, — он негромко рассмеялся, — ты никогда и не принадлежал к настоящей элите. Для этого ты всегда был слишком туп и незамысловат. Раздевайся! — Ники, — прошептал Пэрис, — ты что? — Ничего особенного, — снова рассмеялся тот. — Я просто выполняю свое обещание. Знаешь, я забыл тебе сказать, что в Игре, кроме Игроков, есть и Игрушка. Каковая из-за того, что мы, Игроки, столь привержены самым сильным страстям и наслаждениям, а в получении их как раз и состоит суть Игры, в конце Игры часто ломается. Раздевайся, я сказал! — Но это же убийство! — после короткого молчания вновь произнес Пэрис. — Да, да! — воодушевленно откликнулся Ники. — В этом и состоит основное наслаждение! В преступлении, которое остается безнаказанным. Игроки — люди достаточно обеспеченные, чтобы не идти на преступление всего лишь ради выгоды. Нас интересует преступление ради самого преступления. Убийство — ради самого убийства. И именно в этом и есть наивысшее наслаждение, доступное наиболее развитому и извращенному либертажианцу. И… хватит болтать! Раздевайся!!! Пэрис медленно поднял руки и расстегнул верхнюю пуговицу куртки. — Знаешь, Ники, — начал он, — а я ведь сильно изменился. — Он стащил куртку с плеч. — Если честно, я уже давно вычислил, что такое твоя Игра. Он расстегнул брюки и снял их. Пещера понемногу заполнялась народом, но люди пока (люди ли?) толпились в дальнем ее конце, чтобы не мешать апостолу, готовившему для них наиболее сладостное и ожидаемое. — С помощью Танты… которую ты называл Лилит, — пояснил Пэрис. — Она ведь тоже была Игрушкой. Не так ли? И трагедия с ее матерью вовсе не случайна. Этот мир настолько изуродован Лукавым, что можно было бы найти юную девочку, согласную за деньги удовлетворить любые самые извращенные ваши желания… — Он стянул через голову тенниску, бросил ее на кучу своих вещей и продолжал: — Но вам ведь нужна была именно такая — чистая не только телом, но и душой. Чтобы, насилуя ее, вы насиловали не только тело, но и ее самое. Я ведь прав? Ники злобно смотрел на него. — И что? — процедил он, когда Пэрис замолчал. — Да ничего, — усмехнулся Пэрис. — Я не буду тебе ничего подсказывать. Думай сам. Ведь ты же такой хитрый. Ты же — апостол! — последнее слово Пэрис произнес будто сплюнул. Как же любит Лукавый извращать смыслы и значения… Лицо Ники злобно скривилось, и он махнул рукой, подзывая помощников. Обнаженного Пэриса быстро привязали к кольцам, а затем один из помощников принялся малевать на его теле круги, будто на мишени. Но, как выяснилось, на этой Игре Игрушка оказалась не одна. Со стороны прохода послышался отчаянный женский визг, и спустя мгновение двое дюжих качков швырнули на пол пещеры рядом со стеной ту самую девицу, которая и рассказала Пэрису об Игре. — Раздевайся! — грубо приказал Ники. — Нет… нет… ну пожалуйста, — испуганно забормотала та. Ники злобно ударил ее ногой. Девица вновь завизжала, но это ей не слишком помогло. Помощники Ники, похоже, обладали немалым опытом, потому что в их руках девица лишилась одежды буквально в течение пары минут. Когда ее, подвывающую, привязали к кольцам рядом и тот же «художник», что рисовал мишень на теле Пэриса, приступил к работе над ее нагим телом, Пэрис повернул голову и тихо спросил: — Ну что, ты довольна? Девица на мгновение замолчала и непонимающе уставилась на него. — Ты же участвуешь в Игре, как и мечтала, — пояснил он. — Игроком, дурак, а не Игрушкой! — истерически взвизгнула она и вновь завыла. А со стороны толпы послышался голос Ники: — Итак, господа Игроки, по-моему, вы в нетерпении. Вас мучает любопытство. Вам интересно, во что же мы с вами будем играть сегодня. Что ж, я готов удовлетворить ваше любопытство. Сегодня мы играем… — он сделал картинную паузу и громко закончил: — В дартс! И толпа восторженно заорала, заревела, заулюлюкала. Пэрис усмехнулся. — Правила очень просты, — продолжал Ники. — На мишени, — он повернулся к Пэрису и ухмыльнулся ему в лицо, — как это и положено при игре в дартс, нарисованы очковые зоны. И ваша задача попасть стрелкой в точку с наибольшим количеством очков. Но в отличие от обычного дартса, это не только середина, которая в нашем случае располагается прямо на сердце, но и специальные высокоочковые зоны, как-то — гениталии, соски, глаза… — Он отставил руку в сторону, и один из помощников тут же вложил в нее несколько стрелок. Обычных стрелок для игры в дартс. Остальные между тем начали раздавать стрелки в толпе, которая в предвкушении подалась вперед. А Ники сделал пару шагов и, осклабясь, сказал Пэрису: — Я же обещал тебе, что ты будешь поражен в самое сердце. — Ничего, — с легкой усмешкой ответил Пэрис, — мне не впервой. Ведь ты же уже играл со мной. Год назад. В моем пентхаусе. Ники отшатнулся. — Ты догадался, — зло прошипел он, и в его взгляде мелькнула растерянность. Он все время мучился вопросом, почему Пэрис так спокоен. Почему не визжит, вымаливая пощаду, или не пытается вырваться и бежать. И его постепенно охватило тревожное предчувствие. Похоже, что в Игре с хорошо знакомым и изученным до самый корней волос пентюхом-Пэрисом он где-то совершил ошибку. Чего-то не учел. Но… он не мог остановиться. Ибо зашел уже столь далеко, что пути назад не было. — Это было нетрудно, — спокойно ответил Пэрис, — после того, что я узнал об Игре. — Ну что ж, — Ники зло ощерился и поднял вверх руку со стрелкой, — можешь торжествовать по поводу того, что ты уйдешь в небытие, в глину и грязь, зная нечто такое, о чем другие даже не догадываются. И он метнул стрелку. |
||
|