"Свет обратной стороны звезд" - читать интересную книгу автора (Петров Александр)

Глава 8 ПЬЯНКА ПО ПЕЧАЛЬНОМУ ПОВОДУ

Хелена сидела за столом у компьютера и сосредоточенно давила клавиатуру.

Конечников скучал на диване, просто разглядывая стену. Исцарапанный пластик был разделен примерно пополам, на грязно-белый и бледно-зеленый секторы. Каюта научницы была покрашена так же, как и прочие жилые отсеки орбитальной крепости. Эта казенная расцветка особенно сильно действовала на нервы.

Конечников различал на поверхности точки от затушенных сигарет, еле заметные следы клея и липкой ленты. Обитатели этого куска жизненного пространства крепили к стене картинки в надежде придать уют этой стандартно-тесной, индивидуальной конуре размером 2,5 на 3 метра.

Теперь, на стене висело 2 любительских снимка, в тоненьких рамочках из металлизированного пластика.

На одном Хелена смеялась, призывно махая рукой неизвестно кому, а на другой была изображена во время венчания. Раньше этих снимков было три, но теперь она прятала портрет с траурной ленточкой в чемодане.

В отсеке продолжала накапливаться безнадежная, неприязненная тишина. Она тяжело опускалась на людей, усиливая их отделенность друг от друга. Дыхание мужчины и женщины, да легкое, почти неслышное, гудение светильника лишь подчеркивали километры глухой ваты между ними.

Первый лейтенант смотрел перед собой, погруженный в свои мысли. Поначалу он досадовал, зачем поддался на уговоры этой ненормальной тетки.

Это было действительно странно: — изнасиловать операторов военных линии связи, разыскивая его, привести и молчать, занимаясь своими делами, не предлагая даже чаю.

«Это ведь надо — на корабле готовность номер один, а я сижу у бабы, которая мне даже не нравится»… — подумал Конечников. — «Надо вежливо говорить ей „до свиданья“ и решительно уходить».

Хелена закончила свои расчеты. Она поднялась и подошла к окну. Шаги прозвучали неестественно громко.

Она потянула за шнурок, и металлические пластины жалюзи с неприятным шелестом повернулись, открыв пространство за листом прозрачного композита.

Далекие звезды центра галактики сияли в космической пустоте, разрезая пополам черноту космоса полосой неестественного, мертвенного света.

Научница застыла, глядя на сотканную из неразличимых точек звезд сияющую реку Млечного Пути, словно отыскивая среди них что-то.

Конечников встрепенулся при звуке ее шагов, повернул голову, внимательно наблюдая за ней.

— От окончания расчетного срока прошло 20 минут. Они вот-вот выйдут на связь.

— Надеюсь, — обреченно отозвалась она.

— Не волнуйся, все будет хорошо.

— Если бы так…

Снова повисло гнетущее молчание.

— А если их адмирал обошел нашего Тютю? И теперь эланская эскадра идет прямо к планете?

— Наш старик неплохо соображает. Головной броненосец эскадры оснащен гиперрадаром. Укрыться от этой машинки практически невозможно. А против наших линейных рейдеров эланские «Претенденты» слабоваты.

— Ну почему же они молчат?

— Тоже мне, нашлись великие главнокомандующие, сэнээс лаборатории бурового оборудования и командир БЧ-2 номерного скаута. Мы об этом узнаем последние.

— А вот и нет, — возразила она. Хухрик позвонил бы мне первой.

Конечников поморщился.

Роман академика с молоденькой, замужней, а в последствии вдовой сотрудницей, был верхом бесстыдства.

С Хеленой Корсаков составлял весьма комичную пару. Уродливый коротышка, с огромной головой и хлипким телом, нелепо смотрелся рядом со статной красавицей Ястребовой.

Вдруг до Конечникова дошло, что научница обозвала своего любовника крайне обидным для него прозвищем, которое так подходило для этого человека.

Федору стало противно. После «милого», «любимого», «дорогого», после всех заверений в любви и уважении, после признания неоценимой помощи академика, Антон Петрович был пренебрежительно назван ею словом, подходящим для смешного, маленького, заполошного зверька.

На краткий миг Хелена представилась ему в истинном свете — себялюбивой, эгоистичной гадиной, успешно симулирующей любовь, заботу и внимание, когда ее холодный, расчетливый ум подсказывал использовать именно это оружие в очередном витке крысиных гонок.

«Вот и делай теткам добро», — подумал Конечников.

— Осуждаешь? — спросила она, не увидев, а скорее почувствовав гримасу на лице первого лейтенанта. — Успокойся. В установке для охлаждения используется жидкий натрий…

— Причем тут натрий? — поинтересовался он.

— Спасибо, — зло сказала Хелена. — Я все ждала, когда и ты мне это в морду ткнешь. Раскололся, наконец.

Конечникову вдруг вспомнилась цепочка женской логики: «Рыбка — значит щука, щука — с зубами. С зубами — значит кусается. Кусается — значит собака. Кого-кого ты сукой назвал?».

— Что ты хочешь этим сказать?…

— Я не зря ем свой хлеб, имею кандидатскую надбавку к жилплощади и прочие блага, которых лишены простые смертные. Я ученый, в первую очередь, а потом любовница академика. Моя работа важна, — она подошла к нему, просверливая негодующим взглядом. — Запомни это!

— Ты не поняла, — мягко оборвал ее Конечников. — Жидкостное охлаждение в век полей гашения — это ведь анахронизм.

Конечников поднялся, намереваясь уйти, не дожидаясь, пока Хелена его выставит. Он чувствовал облегчение оттого, что эта странная встреча заканчивается.

— Ой Тед, извини меня. Я придумала себе Бог знает что… — она заискивающе улыбнулась. — А представляешь, Тед, что получится, если вакуум второго порядка начнет выделяться в закрытом объеме?

Она положила ему руки на плечи, легонько надавила, предлагая сесть. Конечников опустился обратно. Хелена придвинула стул и расположилась напротив, касаясь коленей первого лейтенанта своими твердыми, прохладными коленями.

— Ничего не понимаю, при чем здесь это? И что такое вакуум второго порядка?

— В нашей установке созданы условия для образования прон-апроных виртуальных дублетов, второго вакуума. С полями гашения получится осколочная бомба на нереактивной тяге.

— Я не понимаю, — произнес первый лейтенант, делая попытку освободиться.

Ему действительно было непонятно: сочетание популярной лекции по вакуумной физике и кружащего голову, одуряющего ощущения близости тела женщины.

— Если первый вакуум сравним с газом, то второй вакуум — это несжимаемая жидкость. Давления не выдерживает ни один композит.

Глаза научницы были слишком близко. Они были настойчивыми, просящими. Конечников непроизвольно отодвинулся.

— Хелена, давай определимся, чем мы тут занимаемся.

Конечников решительно отодвинул ее от себя, поднялся, отошел к окну.

— Если действительно возникают такие вопросы, то я тебе, наверное, просто не нравлюсь.

— Не в этом дело, — попытался соврать Конечников. Мы с Сергеем были друзьями. Я не могу…

— Ерунда, — отрезала Хелена. — Ему теперь все равно. Он, наверное, был бы даже благодарен.

— Это так неожиданно.

— Не ври, Тедди, Женское сердце не обманешь. Я же вижу, как ты смотришь на меня. Чувствую, как ласкаешь мое тело глазами.

— Ну и что? — удивленно сказал он.

А про себя добавил: «Всякий на тебя смотреть будет, если так задницу обтягивать и сиськи заголять».

— А то, что я ждала этого от тебя.… Мечтала об этом…

— Хела, я тронут, но право же давай отложим этот вопрос до мирного времени. Я ушел с корабля, который может получить команду на взлет в любую секунду.

— Я узнаю об этом первой. Антон скажет мне, когда нужно будет деактивировать «Омегу». Слить жидкий металл и разобрать установку — занятие долгое и хлопотное. Только я смогу грамотно это сделать. На «Солейне» нет ничего важнее нашей установки. Это революция в технике. Новые реакторы, двигатели генераторы, заряды и орудия… — Ястребова замялась, но решилась и продолжила, — излучатели когерентных детонирующих лучей.

Начальство решило погрузить разработки лаборатории на корабль под красным крестом, вместе с женщинами, детьми и раненными, чтобы попытаться ввести противника в заблуждение.

— Напрасная подлость… Их линкоры и тяжелые крейсера, после Гало, не будут церемониться ни с госпитальными транспортами, ни с гражданскими судами, — слова Конечникова сухо прозвучали в тишине, убивая последнюю, призрачную надежду.

— Зачем ты так… — произнесла Хелена, и вдруг, безо всякого перехода добавила. — Все вы, вояки — подонки.

Она заплакала. Конечников физически чувствовал как страшно и одиноко молодой женщине перед лицом грозной неизвестности.

— Обними меня, — вдруг попросила она, подаваясь к нему — мне холодно.

Конечникова передернуло от приторного запаха ее духов, он хотел было отстраниться, но в голове снова раздался голос призрачной эланской девушки.

«И чего ты стоишь?» — иронически поинтересовалась Лара. — «За такие сведения надо платить. Я тоже поучаствую».

Он неловко положил руки на талию Хелены и притянул к себе. Сквозь тонкую ткань комбинезона лейтенант почувствовал теплоту и упругость тела. Гладкость кожи, словно созданной, для того чтобы ее ласкали мужские руки. Хелена тихонько вздохнула и прижалась к нему, положив голову ему на плечо.

«Может зря я так с ней» — подумал Конечников.

— Извини меня, — произнес он.

— Не за что. Ты просто такой. Ты не можешь врать… Правильный… Рыцарь без страха и упрека.

Научница закинула руки на шею Конечникова и поцеловала крепко, сильно, настойчиво. Борясь с невозможной неправильностью происходящего, лейтенант опустил ладони ниже талии Хелены, лаская ее зад, потом, опьянев от возбуждения, потянул молнию комбинезона, обнажая грудь. Очень скоро два бьющихся в экстазе совокупления тела заставили потрескивать хлипкую стандартную койку.

Конечников потерял контакт с реальностью и оказался на Гало в тот момент, когда их с Ларой прервал взрыв в небе. Но на этот раз его жгло изнутри, от совершенно невозможных, запредельных ощущений. Лара ни в чем не упрекала его, но и самому Федору было понятно, как много он потерял, обладая ей в чужом теле…

Хелена, довольная и разомлевшая, сидела на тесной кровати, поджав под себя ноги, накрывшись одеялом. Она курила, с видимым удовольствием выпуская резко пахнущий ядовитый дым.

— Мне нужно было с самого начала выбрать тебя, а не Сергея, — в раздумье произнесла она. — Ты такой свирепый и страстный… Я почувствовала себя девочкой, будто это у меня в первый раз.

— Я бы не потерпел соперника, — произнес в ответ Конечников.

— С тобой, его бы не было, — Хелена прижалась к нему, поцеловала. Она бросила сигарету и улеглась рядом. — Я думаю, что и ты остался мною доволен.

— Конечно, маленькая, — соврал Конечников.

— Скажи, — Хелена внимательно заглянула ему в глаза. — А кто это Лара?

— Не знаю, — ответил он.

— Ты называл меня Ларой.

Хелена хотела сказать это со скандальной интонацией, но ей было слишком хорошо. Часть чувств и эмоций эланки оглушающим наркотиком осталась в теле научницы.

— Значит ты была Ларой, — пожал плечами Конечников.

— Ай, ерунда, какая разница, — сказала она. — Не буду я с тобой сейчас ссориться. Я тебя звала, чтобы объяснить тебе очень важную вещь.

— Слушаю, Хела, — заинтересовался Конечников.

— Помнишь, ты сказал, что если останешься без бомб и ракет, то вдуешь линкору движками на полной тяге в ворота стартового шлюза. Я удивилась, а потом сообразила, подсчитала: мощность двигателя, радиус кривизны защитного поля — достаточно для инициации реакции во втором ваке. Только ты не учел одного.

— Пушек линкора? — спросил Конечников.

— Нет, — задумчиво сказала Хелена. — Там должен быть газ.

— Не понял, — сказал Крок. — Зачем газ?

— Я догадалась, откуда ты все это вывел, — заметила научница. — Наблюдательность… Но ты не знаешь, что в шлюзе слишком высоко остаточное давление газа.

— Не понимаю, для чего газ.

— Это просто. С громадным ускорением бомбардируя силовое поле компенсаторов, он служат инициатором реакции. Вот он, секрет генератора Корсакова. Это так просто, Тед.

— Хелена, зачем ты мне рассказываешь? Это ведь секретные данные.

— Это ведь я открыла. Это мое. Кому хочу, тому скажу. Кого люблю, тому скажу. Может это спасет тебе жизнь.

Она протянула к нему руку и погладила его по щеке.

— Вообще-то ковырнуть орбитальную крепость занятие крайне хлопотное. Может, мы зря умираем прежде смерти?

Хелена бросила на него быстрый взгляд.

— Раз они решились, то пришли с чем-то, чтобы наверняка… Но может ты прав, и вся хитрость всего лишь во внезапности нападения… Скажи, — вдруг неожиданно спросила она. — У тебя с княжной что-то было?

— С какой княжной? — сыграл в удивление Конечников.

— С этой крысой… — научница сделала над собой усилие и выдавила: — Александрой.

— А она княжна? — сыграл в удивление первый лейтенант.

— Да, — ответила Хелена, внимательно наблюдая за его реакцией, — и не простая. Одна из великих княжон, наследница.

— Ого. Я думал так, просто нововладская мажорка, дочь маршала или богатого промышленника.

— Ну и решил приударить? — с напряжением в голосе спросила она.

— Нет.… Да и не было у нас ничего.

— Врешь ведь, Тед, — не успокаивалась Хелена.

— Нет, зачем мне врать. Мы разговаривали. Александру очень интересовало, как происходит бой. — Я рассказал.… Потом объяснил, как, на мой взгляд, усилить мощь скаутов за счет их маневренности.

— Ты врешь, — без всякой уверенности произнесла Хелена. — Ты вернулся такой красный, будто вас застукали с ней, в момент, когда она удовлетворяла тебя при помощи рта.

— Какая гадость, — вырвалось у Конечникова.

Хелена внимательно посмотрела на него, потом тихонько засмеялась.

— Сразу видно, что ни разу тебя никто этим не побаловал, — произнесла она. — Лежи, и ничего не бойся. Я умею делать минет лучше, чем твоя драная Шура — Мура.

В разгар процесса зажглась видеопанель. Включение при сверхсрочных звонках происходило автоматически.

На экране появился Антон Петрович. Он близоруко щурился, пытаясь разглядеть, что это происходит в комнате, освещенной лишь люминесценцией монитора.

— Хеленочка, птичка, что это ты там делаешь, — поинтересовался академик, постепенно покрываясь бурыми пятнами нервного румянца.

Она взвизгнула, вскочила, набросила одеяло на видеодатчик.

— Я все видел, — строго сказал Корсаков. Он был поразительно спокоен, лишь краска на лице и подергивание левого века выдавали, сколько усилий ему это стоило.

— Ну и что, — с пол-оборота завелась пойманная на горячем научница. — Ты не уделяешь мне внимания, у тебя — то собрания, то нет настроения, то не стоит. А я молодая, я жить хочу.

— Елдака ты хочешь, — глухо произнес Антон Петрович. — Не бузи. Я всегда говорил, что ты вольна распоряжаться своим телом, как посчитаешь нужным. Я знаю обо всех твоих похождениях, обо всех твоих кавалерах. Рассказать твоему другу?

— Антоша, перестань, — попросила Хелена, бросив быстрый взгляд на Конечникова.

— Ладно, — произнес академик. — Глаза не видят, желудок не страдает. Но ты потеряла всякую осторожность, а мне это неприятно. И, кстати, может твой новый друг представится?

— Как же, ищи дурака, — буркнул Конечников, зажав нос, чтобы изменить голос, натягивая брюки, которые отчаянно сопротивлялись, не желая одеваться на потные ноги.

— Я ничего другого и не ожидал услышать, — Корсаков состроил презрительно-благородное выражение на лице. — Если вы не против, я все равно сейчас зайду к вам на разговор.

Конечников не вступая в дискуссию, взял в охапку китель, кобуру, ремень с портупеей и был таков. Первый лейтенант бежал по коридору, в спешке приводя себя в порядок. А в голове продолжали звучать голоса.

Конечникову некогда было рассуждать, кажется это ему или происходит на самом деле.

— Твой мальчик убежал? — после долгого неприязненного молчания спросил академик. — Что же он так?

— Он все правильно сделал. Его корабль на боевом дежурстве, — угрюмо и безысходно ответила она. — Мы ведь договаривались, что отпустишь меня, когда я этого захочу. А ты… Ты не представляешь, насколько он был важен для меня. Антон, я тебе этого…

— Ладно, потом про это поговорим, — прервал ее Корсаков. — От бригадного генерала нерадостные вести. Разведчики эскадры вошли в контакт с вражескими кораблями. Время готовить «Омегу» к погрузке.

— Хорошо, Антон, — уныло сказала Ястребова, — через 10 минут я буду.

За окном что-то сверкнуло. Голоса пропали, наваждение рассеялось.

Вспышка была ослепительной. Она застала Конечникова в коридоре. Окна там не имели кроссполяризаторов, но его глаза спасло то, что прямой поток лучей был перекрыт конструкциями станции. Зато первый лейтенант смог оценить ее яркость по тому, как осветился диск планеты. Солейна заблестела в лучах далекого взрыва так, что стало больно глазам.

Но вот напор световой энергии ослабел, и тьма вступила в права на ночной стороне планеты. Конечников к тому времени успел добраться до прохода, который соединял центральные области орбитальной крепости и швартовочные зоны 3 терминала.

Когда он выбежал на прозрачную галерею перехода, буйство небесных сил утратило свою мощь, лишь в направлении Большого Магелланова облака, разгоралась и гасла новая, ослепительно яркая звезда. Временами рядом с ней вились какие-то нестрашные, далекие искорки.

На разные голоса выли динамики, призывая солдат и командиров занять места по боевому распорядку, а Конечников стоял, и не мог оторваться от этой ни на что не похожей небесной гостьи. Вдруг он понял, что больше всего странное светило похоже на сигнальный фонарь, отбивающий сообщение симпл — кодом. Одновременно с этим он стал понимать, что пытаются передать люди летящие на далеком корабле.

Точки и тире сложились в слова, которые никак не хотели укладываться в голове.

«ВСМ КТО МНЯ СЛЫШ Я СК 2801, КОМ КАП СИМОНОВ ЭСК УНИЧТОЖ ПОЛН УПР АСТЕР С ДВИГ И ДЕТОНАТ ОСТ ОДН НА ХВ 4 ОБЗ ЭСК ПРОТ 4 ЦИКЛ И 10 ТУНДР ДВИЖ К БАЗЕ ПРОЩ ПАК БЫЛ ПРА»

Смысл этого сокращенного до предела послания был прост:

«ВСЕМ, КТО МЕНЯ СЛЫШИТ. Я СКАУТ 2801, КОМАНДИР КАПИТАН СИМОНОВ. ЭСКАДРА УНИЧТОЖЕНА ПОЛНОСТЬЮ УПРАВЛЯЕМЫМИ АСТЕРОИДАМИ С УСТАНОВЛЕННЫМИ НА НИХ ДВИГАТЕЛЯМИ И ДЕТОНАТОРАМИ. ОСТАЛСЯ ОДИН. НА ХВОСТЕ 4 УПРАВЛЯЕМЫЕ РАКЕТЫ. ЭСКАДРА ПРОТИВНИКА В СОСТАВЕ 4 ЛИНКОРОВ И 10 ТЯЖЕЛЫХ ШТУРМОВЫХ КРЕЙСЕРОВ ДВИЖЕТСЯ К БАЗЕ. ПРОЩАЙТЕ».

Что такое «пак» и «пра» для Конечникова осталось непонятым. Неяркая вспышка ударила по глазам, и сигналы прекратились. Первому лейтенанту все было понятно — одна из «обуз» противника достала корабль.

Почему-то в этот момент Конечников вспомнил, что у них с Никитой оставалось незаконченное дельце, связанное со ссорой на банкете.

Первому лейтенанту стало стыдно. Только что, на его глазах погиб «2801» со всем экипажем. Погибли боевые товарищи, славные ребята, а он обрадовался, что не придется скрестить мечи с их командиром, единственным, кто на этом корабле все портил. Других мыслей не было, весть о страшной катастрофе ошеломила и напугала первого лейтенанта.

Внезапно, сквозь вой сирен, пробился зуммер сигнального браслета. На экранчике коммуникатора беззвучно ругался командир корабля. Конечников сделал знак, что ничего не слышит, показав на уши. Майор махнул рукой, приказывая бежать, что есть мочи на корабль.

Все тесное и неудобное пространство внутри «ноль третьего» было наполнено движением: сновали матросы, бегали посыльные. Командный состав отборным матом и зуботычинами побуждал команду занять места по боевому распорядку. В полном боевом облачении промчался десантный отряд, заставив запрыгнуть на койку, спасаясь от бронированных монстров, даже дежурного по крейсеру.

Раздавался лязг опробуемых зарядных элеваторов, отделенных от жилого пространства перегородками в толщину бумажного листа.

В довершение всего в коридоре, сняв кожухи стенных панелей, техники в спешном порядке перебирали совершенно некстати отказавший эмиттер поля. Вспыхивала молекулярная сварка, воняло нагретой керамикой и горелым металлом. Из клубов дыма доносилась бешеная ругань зампотеха, искаженная надетой на лицо дыхательной маской.

Конечников имел надежду, что ему удастся незамеченным проскользнуть на верхний ярус центрального поста в центр управления огнем, но командир корабля ждал его у входа в рубку.

Глаза майора метали искры, было видно, что он сдерживается из последних сил. Конечников приложил руку к кепи, отдавая честь командиру. Тот небрежно козырнул, взял починенного за локоть, и почти втолкнул в капитанский кабинет.

Майор аккуратно закрыл дверь и заорал:

— Какого черта, Федор Андреевич! Что вы себе позволяете, милейший!!!

— Алексей Павлович, — Конечников внимательно и твердо посмотрел в глаза командира. — Имею сообщение чрезвычайной важности.

— Господин Конечников, не пудрите мне мозги! Сначала вы на праздничном банкете затеваете ссору, вызываете на дуэль командира ракетоносца! Теперь шляетесь, Бог знает, где в самовольной отлучке при объявленной 1 степени боеготовности, не изволите являться по сигналу боевой тревоги! Я вас под трибунал отдам!!!

Тихонов еще долго орал про неполное служебное соответствие, что лишит его отпусков на веки вечные и так далее и тому подобное…

— Алексей Павлович, вам не идет ругаться, — мягко произнес Конечников, когда его командир выговорился. — Да, я виноват.

— «Виноват»… А если бы дали команду на старт?! — уже не так экспрессивно произнес командир корабля.

— Не дали бы. Я застрял на галерее, где принял сообщение от Симонова.

— Каким образом, разрешите полюбопытствовать, — с ехидцей поинтересовался майор. — Телепатически?

— Увидел своими глазами. 2801 отбивал его световой пушкой на симпл — коде, пока не подбили эланцы.

— Вот как.… За симпл — код можно на каторгу загреметь. — Тихонов в задумчивости сделал шаг к первому лейтенанту и втянул воздух. — Вы ведь не пили и не курили траву сегодня?

— Не балуюсь…

— Что было передано? — перешел на деловой тон Тихонов.

— Симонов передал, что эскадра уничтожена управляемыми астероидами с двигателями и детонаторами. Он остался один, а на хвосте у него ракеты. К нам идут две пары «Циклоно» и десяток «Тундеров». Потом — вспышка, и передача прервалась.

— Конечников, вы не ошиблись, уверены?

— А почему не дали команду на взлет? Наши командиры ведь не полные кретины… — ответил Конечников. — У нас против четырех «Претендентов» один сильно побитый тяжелый рейдер, а на 10 армейских «Сарацинов» 12 скаутов из охранных подразделений Дальней Разведки.

— И крепость, первый лейтенант.

— А что им стоит повторить трюк с астероидами? А если у эланцев есть корабли, которые не заметил Симонов? Достаточно подойти паре «сучек» с полным боекомплектом, и через полчаса боя крепость будет обращена в металлолом.

Майор долго молчал, укладывая в голове принесенную Конечниковым страшную весть. Его лицо на глазах теряло жизнь, наконец, командир корабля сказал потухшим бесцветным голосом:

— Не падайте духом Федор Андреевич. Мы все клялись отдать, если понадобиться, жизнь на Отечество, за нашего государя, великого князя. Идите, голубчик к себе на пост… Мы победим… Жаль, нельзя помянуть наших, мне и вам, как никогда нужна будет свежая голова…

Конечников бесшумно поднялся на второй уровень командной рубки в центр управления огнем. Это была его епархия. Привычно моргали огоньки боевых систем, перепрыгивали в последнем знаке цифры дальномеров, светились мониторы обзора и проводки целей.

Он хлопнул по плечу Стрельникова, который сидел на первом посту управления ракетами. Стрелкин был так увлечен маневрами, что даже не заметил прихода командира.

— Где тебя носило, Крок? — спросил Василий. — По бабам?

— Воздухом дышал, — ответил Конечников.

— Ага… А воздух был пропитан «Диким садом»?

— Ну, почему бы и нет…

— Ну, ты герой. Раскрутить столичную штучку…

— Какую?

— Не скромничай, — Стрельников по-свойски улыбнулся. — Только княжна Александра была надушена им. Дорогие, между прочим, душки. 250 «рваных» флакон.

— Ах, если бы, — покачав головой, сказал Конечников. — Не только дочке великого князя это по карману…

— Тьфу! Долбоебом был долбоебом и остался. Знал бы, что к Ленке пойдешь, — не пустил бы — в сердцах сказал Василий и добавил спокойней. — На вот, возьми, а то разит, как от «голубого». Надеюсь не посрамил честь эскадрильи?

Он бросил приятелю пузырек с уставным одеколоном, который на местном сленге назывался «Термоядерным».

— Дама была в восторге, — ответил первый лейтенант, брызгая одеколон на себя и кривясь от зловония казенного аромата. — Настоятельно приходить просила.

— Пока мы тебя ждали, я заметил, что одна из звезд как-то странно мигает.

— Ну и чего?

— А потом она совсем погасла.

— Ты записал?

— Нет, но, наверное, на центральной обсерватории все зафиксировали.

— Тебе это ничего не напомнило? — осторожно спросил Конечников.

— Нет…

— Подумай, Васек.

— Симпл — код?!!

— Да. Я расшифровал передачу.

— Ну и…

Конечников, покосившись на дежурных наводчиков центральной батареи, притянул Стрелкина к себе и на ухо прошептал все, что сумел узнать.

— Ни хрена себе, — только и сказал Стрельников. — У тебя выпить есть?

— Нельзя, мы на боевом дежурстве.

— Да ладно, разве не слышишь?

Снизу раздавался голос командира корабля с характерными нетрезвыми интонациями. Майор с большим чувством выводил: «… И вымпелы вьются, и цепи гремят, последний парад наступает. Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая».

Командир допел куплет и гаркнул во всю силу луженой глотки: — «Что, соколики, умрем за веру, князя и отечество?»

— Все мы подохнем не за хер собачий, — со вздохом заметил Конечников.

— Каптенармус, поднимись в артиллерийскую рубку, — приказал Стрельников по громкой связи.

— Слушаю вас, господин второй лейтенант, — подчеркнуто официально, с плохо скрываемой ненавистью отрапортовал каптер, появляясь на посту.

— А скажи, Иваныч, не осталось ли у нас жидкости для протирания прицельных экранов? — развязно поинтересовался Василий.

— Ты свою норму месяц назад высо… прошу прошения. Господин второй лейтенант вы лимит оптической жидкости на этот месяц использовали еще в прошлом.

Федор знал, что Стрельников достал каптера просьбами о выдаче спирта, и без свидетелей Иваныч, наплевав на субординацию, просто посылал второго лейтенанта на хуй.

— Иваныч, дай, — попросил Конечников. — Помянем души безвременно погибших рабов Божьих.

— А случилось-то чего? — пугаясь, спросил каптер.

— А ничего особенного… Все мы клялись отдать жизни хрен знает за что, — ответил Федор и добавил с усилием выталкивая тяжелые, страшные слова: — Эскадру… Всю… До последнего корабля…До последнего человека…

— Вот ведь еб твою мать!! Простите вашбродь, вырвалось. Сейчас мигом соображу: и водички, и что разбавить, и закусь, — засуетился Иваныч.

— Ты, это, апельсин, главное, на кухне возьми, — вставил Стрелкин, — и воду из комсоставского бачка, а не из того в котором повар ноги моет.

— Ох, и гнида, ты, Василий, — помирать завтра, ты все со своими шуточками погаными лезешь, — в сердцах заметил пожилой каптер.

Утро в центре управления началось с очередной нервотрепки. К отсутствию связи с эскадрой добавилось новая неприятность. В ангаре сборной эскадрильи, вполне исправный и готовый к взлету корабль-разведчик упорно игнорировал вызовы центрального поста.

Разумного объяснения этому не было, а оттого предполагали самое худшее.

Чтобы выяснить причину, на 3 терминал был направлен посыльный штаба, капитан Искорин. Капитан явился в сопровождении группы спецназа Службы Безопасности, готовой в любой момент пустить в ход оружие.

Внешняя и внутренняя двери главного шлюза ракетоносца были открыты нараспашку, лишь было активировано поле отсечки, которое удерживало воздух внутри корабля.

Нижние чины вповалку спали на койках и на полу. Стоял терпкий аромат перегара, кислый запах блевотины, тяжелый дух от потных и немытых тел.

Люки орудийных башен были открыты и висели без движения. Когда один из спецназовцев с усилием захлопнул почти 80 килограммовую нижнюю «тарелку» второй массометной башни центральной батареи, оттуда донесся забористый трехэтажный мат, слышимый даже через 45 миллиметров особопрочной компресситовой брони.

Капитан Искорин, светловолосый молодой человек пухлого телосложения в щегольском мундире приказал разобраться.

Лейтенант — спецназовец дал отрывистую команду, и десантники опустили люк обратно, намереваясь влезть в тесное пространство артиллерийского каземата. Тут на стекла шлемов спецназовцев выплеснулось содержимое чьего-то желудка, и вдрибадан пьяный голос проорал:

— Кто там гниды шутит, воздуху дайте.

— Я те сейчас так дам, морда, — рявкнул эсбешный лейтенант, делая знак своим громилам.

Десантники стали выволакивать вяло сопротивляющийся личный состав в ангар, отвешивая им пинки и раздавая зуботычины.

Не дожидаясь результатов «профилактической» работы, посыльный штаба прошел в корабельную рубку, брезгливо кривясь от вони и стараясь ни во что не вляпаться.

Там он застал спящего сном младенца командира, в окружении дежурного расчета пилотов, техников, локаторщиков и гравиметристов.

Работали все терминалы связи. На экранах брызгал слюной дежурный по штабу майор Перепелкин. Узнать, что же такое он говорил, не представлялось возможным, поскольку звук был выключен. Видеодатчики были аккуратно заклеены непрозрачной лентой, поэтому штабист не мог видеть идиллически-трогательной картины отдыха пьяных звездолетчиков.

Искорин, будучи от природы человеком деликатным и не любящим ругаться самому, просто включил на полную громкость динамики, сорвал импровизированные крышки с объективов камер, а сам пошел инспектировать артиллерийский пост.

Но в отличие от первого яруса боевой рубки здесь никто не спал. Видимо, дежурный расчет принадлежал к числу малопьющих, которым сколько не налей, все мало.

Или справиться с «осаженным» денатуратом помог пресловутый апельсин, выжатый в пойло и разбавление не 50 на 50, а 37 на 63 по фирменному рецепту второго лейтенанта Стрельникова.

Операторы усердно проводили тестовые замеры параметров электронных систем. Стрелкин курил «травку», вслушиваясь в рев бешеного слона, который издавал дежурный. В потоке невнятных звуков можно было разобрать что-то типа «под суд», «гауптвахта», «на каторгу», смазанные плохой артикуляцией распаленного до предела майора. Именно эти слова заставляли Ваську Стрельникова мелко ржать и подталкивать локтем Конечникова, который занимался осмеиваемой всеми теорией мобильного боя, гоняя по экрану силуэты кораблей.

— Да кому эта муть нужна, Крок. Пройдет пара дней, и эскадра эланцев… — тут Стрелкин увидел капитана, и слегка покачиваясь, не выпуская при этом, бычок изо рта выкрикнул: — Встать! Смирно! Вольно! Сидеть! Голос!

— Сядете, голубчик, все сядете, — зловеще пообещал Искорин. — Я лично посодействую. Мне ваша клоунада, Стрельников давно поперек горла.

— А чего? — искренне обиделся тот. — Нормально поздоровкались, чай не генерал…

— Господин первый лейтенант, — обратился штабной офицер к Конечникову. — Извольте унять своего подчиненного. А то я сам это сделаю.

— Господин второй лейтенант, — отреагировал Конечников, поворачиваясь к Стрельникову — потрудитесь впредь для приветствия старшего по званию употреблять только допускаемые уставом команды.

Искорин важно кивнул, не обратив внимания на пару жестов Конечникова, предназначенных для Василия. Как команды они означали: — «Наведение отменяется. Двигатели на торможение, разворот 180 градусов». В более широком смысле переданное Стрельникову послание гласило — «Не связывайся с дерьмом».

— С чем пожаловали, господин капитан? — поинтересовался Конечников.

— Вы отдаете себе отчет, господин первый лейтенант, что это подсудное дело? — гневно спросил Искорин.

— Неправильная подача команды?

— Не стройте из себя идиота… Что у вас на корабле творится!? Пьяные матросы валяются в коридоре, капитан малого ракетоносного крейсера в невменяемом состоянии! И это в условиях боевого дежурства, в тот час, когда наши корабли, быть может, ведут бой с противником! В то время, когда помощь эскадре может понадобиться в любой момент! А, впрочем, какой толк может быть в бою от швали, которая напивается, как только ей выпадает возможность…

— Все сказал, капитан? — поинтересовался Василий. — Так вот, слушай, штабная морда: — Эскадра в полном составе у Создателя псалмы разучивает. Нет больше эскадры.

— Что ты сказал?

— Что, что?! Хана, бля! Жить нам осталось два дня, пока «виркоки» не придут сюда и не отправят нас к праотцам, — выкрикнул Стрельников.

Он вплотную придвинулся к Искорину, глядя на него выпученными, страшными глазами, дыша ему в лицо перегаром. Стрелкин сунул сложенные вместе ладони к самому носу штабного и сказал, «бух» имитируя звук взрыва и, показывая, как они разлетятся в клочья, с такой выразительностью, что посыльный офицер попятился.

— Конечников, что он болтает? Я вас всех под суд… Я вас всех, за паникерство!

Искорин на ватных ногах мгновенно слетел на уровень ниже, где дежурный штаба чихвостил командира скаута.

Майор, не вполне пришедший в себя, отвечал лишь: «Есть!» и «Никак нет!», бессмысленно пялясь в экран.

— Выведите всю эту рвань из рубки и постройте на плацу вместе с остальными, — тихонько шепнул Искорин лейтенанту спецназа. — И вот что… Наверху пакадур, второй лейтенант, несет чушь, сеет панику. Совсем свихнулся от денатурата.

— Сделаем, Викентич, — также тихо ответил эсбешник.

— Рук только ему не сломайте, — напутствовал его штабист.

На экране, сменив бешено ругающего дежурного, возник личный адъютант командующего, майор Лебедянский.

— Это что такое? — поинтересовался он, увидев, как группа спецназа с оружием наизготовку занимает места перед лесенкой, группируясь для атаки. — Стоять!

Десантники замерли.

— Осмелюсь доложить, — начал было Искорин. — Второй лейтенант на артпосту буйствует.

— Буйствует?

— Так точно.

— Хм… Аркадий Викентьевич, — обратился адъютант к Искорину, — если офицер не в себе, вызовите врача. И без самодеятельности.

— Слушаюсь, — отчеканил капитан.

— Командира корабля, господина майора Тихонова и начальника артиллерии господина первого лейтенанта Конечникова командующий просит быть, — адъютант намерено перечислил все регалии офицеров и особо выделил слово «просит», — на совете штаба в 12 часов.

— Вас понял, — сказал Искорин, делая знак солдатам спецкоманды, чтобы те убирались.

— Если эти господа не слишком здоровы, генерал немедленно пришлет своего личного врача, чтобы поднять их на ноги.

— Вас понял, — произнес капитан, хотя было видно, что ничегошеньки он не понимает.

— Как чувствует себя господин Конечников?

— Я думаю, что он единственный, которому не потребуется помощь медиков.

— Хорошо… Молодец… А господин майор? — тут адъютант посмотрел на опухшую рожу Тихонова и деликатно улыбнулся, поняв глупость вопроса, — Иван Иванович будет через 15 минут. И дайте команду своим подчиненным, чтобы матросов сильно не били. А то знаю я этих костоломов…

Лебедянский отключился.

Капитан Искорин потрясенно молчал. Потом, сложив одно с другим, смертно побледнел, и осторожно опустился на край ближайшего кресла.

— Алексей Павлович, — обратился он к командиру корабля. — У вас не осталось выпить?

На «псарне», все встало с ног на голову: эсбешный спецназ курил «гашик», угощая матросов «ноль третьего», извиняясь за «резкость» в обращении, когда нижних чинов номерного скаута пинками и зуботычинами выводили на свежий воздух. Около братающихся звездолетчиков и десантников моментально собирались и также быстро рассасывались группы матросов с других гиперпространственных крейсеров. Рядовые и сержанты носились между кораблями со скорбными и сосредоточенными лицами, разнося страшную новость о гибели эскадры.

Иван Иванович, личный медик генерала Соломатина, занимался майором Тихоновым, проводя экспресс-курс антиалкогольной терапии.

Первый лейтенант Конечников, стоя перед зеркалом на двери каюты, нервно насвистывая нечто бравурное, заканчивал наводить марафет. На верхней койке, озонируя воздух немытыми ногами, в отключке валялся лейтенант Миронов.

Квартет из двух пилотов первой смены, Васьки Стрельникова и в дупель пьяного капитана Искорина, занимавших обе нижние полки, нестройно выводил слова старинной песни: «Раскинулось море широко». Разноголосый рев прерывался всхлипываниями штабного капитана, который припадал к плечу Василия и почти неслышно, горячо и неразборчиво, сквозь слезы говорил о том, как страшно умирать в 28 неполных лет, что дома ждут папа, мама и дочь соседа-землевладельца, его невеста, с которой он ни разу не ебался.

Разудалая банда пьяных обломов действовала Конечникову на нервы своими воплями. Из-за невообразимой тесноты они мешали одним присутствием. Рядом с первым лейтенантом мелькали стаканы с «пакадуровкой», его дергали за китель, предлагая присоединиться, пьяные звездолетчики отпускали едкие замечания по поводу попыток первого лейтенанта привести волосы в относительный порядок.

Наконец, придав себе при помощи слюней и расчески приличный вид, Конечников с облегчением выскочил из пропитанного алкоголем закутка.

На центральном посту генеральский медик заканчивал возню с майором, приглаживая ему мешки под глазами криоинструментом, похожим на небольшой утюг. Алексей Павлович, с глупой, даунской радостью хлопал глазами, впервые столкнувшись с медицинским обслуживанием класса элит, в особенно действием энзимного энергетического коктейля, в просторечии называемом «антипохмелином».

У трапа их ждала «мыльница» — нагло блестящее лаком обшивки транспортное средство, которым пользовалось только высшее начальство.

Медик, внимательно наблюдая за своим пациентом, нырнул в дверь за водителем. Командир скаута с удовольствием устроился на почетном генеральском месте в заднем ряду, первый лейтенант устроился рядом с пилотом транспортера.

— Прикажете начать движение, господин майор? — почтительно справился водитель.

— Трогай, — разрешил Тихонов, с немым восторгом разглядывая кожаную и бархатную отделку салона.

Машина резко взяла с места и скрылась в дыре тоннеля.

Конец 8 главы.

продолжение.