"Шерас" - читать интересную книгу автора (Стародубцев Дмитрий)Глава 16. Призрак старого поместьяИсход сражения уже не вызывал сомнений, но жестокие столкновения продолжались до самой темноты. Авидронам пришлось нелегко, особенно в центре, где Хавруш сосредоточил все метательные механизмы и большое число пеших партикул под прикрытием огромного количества валил. Только к ночи эта группа была окружена; часть иргамов уничтожили, а остальных пленили. Вопреки надеждам, иргамы не пытались укрыться в лагере, что привело бы к окружению и неминуемой гибели, а бросились к Кадишу. Преследование отступающего противника Алеклия поручил Лигуру, выделив Полководцу Инфекта большое количество легких отрядов общей численностью в сто тысяч цинитов. Иргамы не поддались панике и отступали, соблюдая порядки, в соответствии с заранее продуманным планом. Лигуру не удалось с ходу опрокинуть многочисленные заслоны, загодя устроенные дальновидным Хаврушем на предполагаемом пути отступления. Вскоре, благодаря отчаянной контратаке Синещитных и самоотверженным действиям иргамовских арьергардов, основным партикулам отступавших удалось оторваться от погони. Лигур преследовал иргамов до самого Кадиша, и только грозные стены неприступной крепости остановили наступление окрыленных победой воинов Инфекта. Через три дня Лигур вернулся в лагерь с понурой головой, уставший как никогда, недовольный собой, с поврежденной рукой и бедром. С ним были его изможденные воины на шатающихся лошадях, несколько тысяч раненых на повозках и бесконечно длинная колонна пленных. Многие военачальники на военном совете негодовали — сражение выиграно, но Тхарихибу и большей части его отрядов удалось улизнуть. Иргамы сохранили добрую половину армии, и теперь надо всё начинать сначала. А какой блестящий был план! Дали время Тхарихибу и Хаврушу собрать все силы, заманили под Кадиш, ввели в заблуждение, скрыв численность собственных армий. Оставалось одним сражением закончить войну… В то же время большинство полководцев, доселе недооценивавших иргамов, убедились в том, что ошибались. Подавленные происшедшим, они вынуждены были признать, что Великая Авидрония впервые за последние десятилетия столкнулась со столь достойным противником, многочисленным, хорошо обученным и качественно вооруженным. И всё же авидронский лагерь ликовал. Воины партикул были далеки от стратегических рассуждений. В жесточайшем столкновении против превосходящих сил противника доблестные циниты выстояли, а потом нанесли сокрушительный удар и опрокинули врага. Воины Тхарихиба бежали, утратив все матри-пилоги, бросив все метательные механизмы, валилы и лагерное имущество. Слава Инфекту! День и ночь в лагере играли лючины и опрокидывались кубки. Дым от тысяч костров, насыщенный аппетитным запахом жареного мяса, поднимался вверх, смешиваясь с горьковатой дымкой, тянувшейся с поля сражения и от могильных костровищ. Прах погибших авидронов будет перевезен в Грономфу и навечно захоронен в одном из храмов Форума Побед! Через двенадцать дней останки павших были сожжены. Регистраторы трудились без сна и отдыха, пересчитывая убитых. Вскоре Алеклии сообщили результаты. Иргамы потеряли убитыми на поле сражения и умершими впоследствии от ран сто восемьдесят тысяч человек. Еще сорок тысяч было взято в плен: их сразу же обратили в рабство и отправили на невольничьи рынки континента. Авидронская армия недосчиталась девяноста четырех тысяч цинитов; из них около половины были воинами авидронских партикул, а остальные — наемниками и союзниками. Инфект испытал тяжелое потрясение, узнав о столь многочисленных жертвах среди своих соплеменников. Еще через несколько дней были наконец заполнены свитки с именами авидронских воинов, чьи подвиги отмечались особо. По приказу Инфекта из чистого золота отлили пятьдесят тысяч нагрудных фалер стоимостью не менее берктоля с изображением двух столкнувшихся монолитов и указанием места сражения и имени авидронского полководца, то есть Алеклии. Наградным же платкам не было числа. В ходе награждений исключительных почестей удостоилась партикула «Неуязвимые». Многие наблюдатели были убеждены, что действия именно этого отряда переломили ход сражения в тот момент, когда военное счастье, казалось, изменило авидронской армии. Подобного мнения придерживался и Инфект, хотя вслух больше предпочитал превозносить подвиг Белой либеры, совершившей беспримерный рейд в тыл противника. В числе награжденных оказался и ДозирЭ. Он получил и белый платок, второй по счету, и золотую фалеру, которую прикрепил к его груди лично Эгасс. Идал и Тафилус удостоились таких же высоких наград. После жестокого поражения остатки иргамовской армии укрылись на отдаленных территориях. По слухам, сам Тхарихиб отсиживался в Масилумусе. Теперь перед авидронской армией открылась вся Центральная Иргама. На пути партикул стоял только грозный Кадиш, чьи мощные высокие башни, возведенные самими же авидронами, подпирали небосвод, едва не касаясь облаков. Алеклия не пожелал возвращаться в Грономфу, несмотря на неотложные дела, которые ожидали его в столице. Он вновь разделил войско на три армии, с одной из которых, самой многочисленной, осадил Кадиш. Через месяц к его войску присоединилась Осадная эргола, насчитывающая около семидесяти тысяч цинитов, и целая армия наемных землекопов и мастеровых. Вместе со свежими силами прибыли семьдесят куполов, железные тараны и разнообразные хитроумные приспособления, сто матри-пилог и пять тысяч метательных механизмов, включая двести огромных камнеметов. Теперь общая численность авидронской армии, осадившей Кадиш, достигла трехсот тысяч воинов. По сведениям лазутчиков и перебежчиков, гарнизон иргамовской крепости, усиленный полевыми партикулами, насчитывал чуть менее ста тысяч человек… Партикула «Неуязвимые» стояла недалеко от Кадиша отдельным лагерем и не принимала участия в осадных работах. Эгасс уже в который раз пополнил ряды новичками, присланными в основном из лагеря Тертапента. Нетерпеливые юнцы были весьма наслышаны о подвигах отряда, в который попали, завидовали платкам и фалерам старших товарищей и жаждали скорейшего боя, кровопролитного и героического. Партикулис, в уже знакомой ДозирЭ манере, быстро охладил пыл новобранцев при помощи тяжелых работ, дневных и ночных, и жестоких наказаний за самую малую провинность. В лагере появилось не менее десятка воинов с черными шнурками на шее. Двоих цинитов казнили на шпате. Один из них был молодым воином из Харвы, обокравшим товарища, другой — десятником, освободившим цинита от тяжелых работ в обмен на денежное вознаграждение. Воины партикулы охраняли дороги, ведущие к Кадишу, патрулировали захваченные селения, устраивали засады на лесных тропах. Однажды монолитаи выследили крупный отряд иргамов, скрывавшийся в лесной чаще. Их было несколько тысяч, пеших воинов из вспомогательных отрядов, видимо, заплутавших во время бегства своей армии и сбившихся в большую голодную неорганизованную стаю. Эгасс, действуя всего семью сотнями, загнал воинов Тхарихиба в трясину, где многих из них перебили, другие утонули. Две тысячи иргамов сдались в плен, и их препроводили в лагерь Алеклии. В начале седьмого месяца сто третьего года один из отрядов «неуязвимых» атаковал хорошо укрепленное поместье, окруженное обширными и заботливо возделанными угодьями. Поместье, несомненно, принадлежало весьма богатому иргаму. Пленные сообщили, что при землях состояло более полутора тысяч рабов и столько же вольнонаемных. Старинный дом хозяина напоминал небольшую крепость: вместо изящного дворца с мраморными колоннами, опутанными цветущим вьюном, — код с толстыми глухими стенами и узкими бойницами. У дома-крепости нашлись защитники — несколько сотен простолюдинов. Но очень быстро половину из них перебили лучники, остальные разбежались. Не потеряв ни одного человека, авидроны вошли внутрь и не обнаружили ни прислуги, ни хозяина, ни какого-либо стоящего имущества. Кругом была простая сельская обстановка, никакой роскоши, никаких излишеств. Длинные сводчатые галереи соединяли многочисленные покои и залы, мрачные и необжитые. Только везде ощущалось присутствие Слепой Девы: разные настенные изображения богини сопровождали воинов на каждом шагу. Цинитай, возглавлявший рейд, оставил в поместье небольшой гарнизон из пятидесяти человек и поспешил покинуть странное место. ДозирЭ, Тафилус и Идал, к своему великому огорчению, оказались в составе сторожевого отряда. — Сдается мне, доблестные циниты, что остаток войны нам придется провести в этой глуши, вдали от сражений и наград. — ДозирЭ с грустью провожал взглядом хвост колонны основного отряда. — Как жаль, ведь не за горами штурм Кадиша! Стоявшие рядом воины переглянулись. — Кадиш неприступен, а внутри засел стотысячный гарнизон. Если Алеклия пойдет на штурм, погибнет добрая часть войска, — сказал один из ветеранов. — Нам ли бояться смерти? И разве не умереть мы сюда пришли? Пусть же Инфект вершит нашу судьбу. Штурм так штурм! — заносчиво отвечал опытному воину Тафилус. — К тому же участников взятия иргамовской крепости ожидает слава и награды не меньшие, чем при недавнем сражении. А еще сам Эгасс говорил, что воинов, которые взберутся на стены первыми, вознаградят дворцами в Грономфе, землями и званиями, а еще они будут восславлены по всей Авидронии, — напомнил ДозирЭ. Многие при этих словах мечтательно задумались, но рассудительный Идал охладил умы монолитаев, жадных до подвигов: — До штурма Кадиша далеко — Божественный не бросит на верную смерть свои лучшие партикулы. Да и война будет длиться много месяцев. До взятия Масилумуса еще дальше, чем до Кадиша, и иргамы разбиты не окончательно. Впереди долгие переходы, штурмы иргамовских городов и жестокие сражения. Некоторых из нас, без сомнения, ожидает смерть и бесконечная звездная дорога. А может быть, кому-нибудь повезет несказанно, и, героически погибнув, он удостоится бронзовой статуи на площади Радэя и вечной памяти потомков. Богатое воображение ДозирЭ нарисовало собственный трехмеровый памятник, отлитый из бронзы. Железный исполин, мужественное лицо, красивые волевые черты. А вокруг молодые красавицы в одеждах скорби, проливающие горькие слезы. Идал тем временем продолжал: — Поэтому не стоит, друзья, так оценивать сегодняшнюю неудачу. Это лишь временная передышка, дарованная Гномами в награду за лишения. Используем же ее в полной мере, восполнив силы перед новыми походами и сражениями. Все закивали головами, соглашаясь с цинитом, хоть и молодым, но рассуждавшим не хуже опытного тхелоса. Получив распоряжения десятника, воины разошлись — кто отправился на охоту, кто на работы, а кто в стражу. Вскоре в подвалах дома были обнаружены запасы зерна, вина и снеди. Вечером, после сытной трапезы и чаши сладкого нектара, воины устроились на ночлег, расположившись в центральной зале, и уснули мгновенно, будто сраженные черными иргамовскими стрелами. Не спал только ДозирЭ. Он лежал на спине с открытыми глазами, положив руку под голову. Вспоминал прошлое и думал о своем будущем. ДозирЭ пришли на ум строки из поэмы Урилджа, прочитав которую однажды, он непроизвольно заучил целыми кусками. Это же обо мне! — удивлялся юноша. Вот я, «от шрамов — урод» и «скиталец в стране разрушений и тлена», и мечтаю о грономфской люцее… Неожиданно цинит различил странный звук, приподнялся на локте и прислушался. Звук прекратился, но через некоторое время всё повторилось. Это был глухой сдавленный стон, идущий откуда-то из глубины дома. «Где-то схоронился раненый иргам», — подумал грономф. Он хотел разбудить своего десятника и нескольких воинов, но передумал. Если циниты никого не обнаружат, ему не избежать упреков и насмешек. Сон не шел, едва различимый стон время от времени повторялся, нагоняя страх, и ДозирЭ наконец решил проверить свою догадку. Он беззвучно поднялся, стараясь не потревожить монолитаев, прихватил меч и выскользнул из залы. Попав в темную галерею, соединяющую множество помещений, молодой воин прислушался. Зловещий стон повторился, и ДозирЭ, переборов страх, пошел на звук. Он несколько раз свернул, поднялся наверх, спустился по какой-то лестнице вниз, но стон не становился ближе. Казалось, каждый раз звук раздается из разных мест. Дом был столь огромен, и количество помещений в нем — столь велико, что грономф наконец заблудился в лабиринтах галерей и уже, как ни старался, не мог найти дорогу назад. Меж тем завывающий стон вдруг раздался рядом, и воина объял ужас. Это не мог быть стон раненого — уж больно неестественно он звучал. Да и смертельно раненые не могут передвигаться так быстро то туда, то сюда. Что же это, призрак? ДозирЭ вынул из ножен меч и прижался спиной к стене. В это мгновение больше всего ему хотелось, чтобы рядом были его верные друзья — Тафилус и Идал. Грономф вспомнил легенды о призраках умерших людей, жестоких и кровожадных, рассказы тех, кто сталкивался с ними и едва остался жив, и его бросило в жар. Неужели в этом доме живут привидения? Внезапно он почувствовал порыв ветра, обдавший лицо и коснувшийся волос. Эта воздушная волна была совершенно явственной. На другом конце галереи раздался шорох, потом легкий скрип и короткий свист. ДозирЭ повернул голову и тут увидел нечто, едва различимое во мраке, медленно к нему приближающееся. Это был высокий силуэт фигуры в черном, который двигался так плавно, что казалось, плыл по воздуху. Молодой воин испытал такое же чувство, как и в бою, когда монолит «Неуязвимые» атаковала иргамовская конница. Ему захотелось бежать. Но, как и во время сражения, он переборол себя, выставил меч и двинулся вперед. «Кто б ты ни был, пусть даже один из иргамовских богов, тебе не удастся так просто со мной расправиться!» — решил ДозирЭ. Заметив движение воина, призрак остановился. Чуть помедлив, он скользнул куда-то в сторону и пропал. Грономф уже подбежал к тому месту, где только что находилось привидение. Его и след простыл. ДозирЭ огляделся: вокруг были мрачные толстые стены — человеку тут некуда деться… С большим трудом цинит нашел обратную дорогу. Он вернулся в залу, где всё так же крепким здоровым сном спали его уставшие товарищи, аккуратно положил меч на место и незаметно юркнул на свою циновку. На следующий день, улучив момент, ДозирЭ отвел в сторону Тафилуса и Идала. Он взял с них слово, что разговор останется в тайне, и поведал о своем ночном приключении. На удивление, друзья отнеслись к рассказу грономфа со всей серьезностью. — В этом нет ничего странного, — заявил Тафилус. — Здесь, в Иргаме, мы уже не находимся под защитой древних авидронских богов, которые охраняют наши жилища и нас самих от призраков умерших и от гароннов. Поэтому злым духам некому противостоять. Я уверен, что вся наша полуайма в шаге от смертельной опасности. Мы должны сразиться с призраком, которого видел ДозирЭ, и изгнать его из этого дома. Идал и ДозирЭ недоверчиво переглянулись. — Я никогда не сомневался в твоей исключительной смелости, Тафилус, — сказал Идал. — Но я никогда не слышал, чтобы злого духа побеждал человек. Я думаю, что лучше всего было бы поведать о случившемся всем. Вместе нам легче будет что-нибудь придумать. — Этого нельзя делать, — воспротивился ДозирЭ. — Воины не поверят ни единому нашему слову. Мы станем посмешищем для всей партикулы. — Это так, — согласился Тафилус. — Не хотел бы я давать повод для шуток. В этом случае Эгасс быстро лишит меня головы при помощи шпаты, поскольку я убью любого, кто посмеет оскорбить меня хотя бы намеком. — Что ж, рэм, — отвечал Идал. — В таком случае нам только и остается, что разобраться во всем самим. Так тому и быть. Циниты договорились о том, как они будут действовать, и разошлись каждый по своим делам. Ночью друзья, пожертвовав сном, незаметно выбрались из залы, где спал авидронский отряд, и отправились на поиски призрака. Освещая путь факелом, они обошли большую часть помещений, не найдя в них ничего подозрительного, и уже было решили возвращаться, когда послышался знакомый стон, гулкий, неестественно протяжный. Воины замерли и прислушались. Через некоторое время стон повторился. Тафилус предположил, что звук идет откуда-то снизу, а Идалу показалось, что сверху. Циниты долго стояли в нерешительности, не зная, в какую сторону направить свои стопы. — Ты прав, ДозирЭ, вряд ли здесь обошлось без злых духов, — прошептал нетвердым голосом Идал. — Так-то так, но хотелось бы узнать, что могут противопоставить эти иргамовские призраки каленому авидронскому мечу, — заносчиво отвечал Тафилус, поигрывая, словно легким прутиком, тяжелым «огненным драконом». Стон повторился — уже громче, отчетливей. Друзья двинулись на звук, держась как можно ближе друг к другу, и вскоре очутились в большом помещении с куполообразным потолком. Небольшой жертвенник, статуя Девы, другие предметы убранства говорили о том, что это храмовое место, служащее для отправления религиозных обрядов хозяином и его домочадцами. Внезапный порыв ветра задул факел. Воины очутились в кромешной тьме, если не считать слабых лучиков Хомеи, проникавших через небольшой световой колодец. — Сдается мне, он здесь, — сказал ДозирЭ сдавленным голосом. — Кто? — громко переспросил Тафилус. — Призрак. Вчера точно так подул ветер, а потом появился — Нет причин тревожиться, — успокоил друзей Идал. — Это всего лишь сквозняк. Давайте разожжем факел и исследуем это помещение, которое кажется мне весьма подозрительным… Но не успел Идал закончить мысль, как где-то рядом послышался шорох и короткий свист. Авидроны схватились за оружие. Высокая тень скользнула по стене, пропала, возникла в другом конце помещения. Друзья встали спиной к спине и выставили мечи, обеспечив круговую оборону. В это мгновение, верно, даже Тафилус затрепетал. Тем временем в пяти шагах от авидронских цинитов показался высокий черный силуэт. Он не приближался, а лишь покачивался в воздухе, издавая странные пугающие звуки. Несомненно, то был злой дух, может быть, даже гаронн. Призрак некоторое время стоял неподвижно, и авидроны, когда их глаза привыкли к темноте, различили существо высокого роста в черном. Меж тем «нечто» тронулось с места и, не приближаясь к воинам, начало покачиваться в воздухе. — Кто ты и что тебе надо? — испуганно, но грозно спросил Идал. Существо лишь зашипело в ответ. — Да что с ним говорить! — осмелел наконец Тафилус и вдруг бросился в атаку, размахивая своим грозным оружием. — Остановись, Тафилус! — запоздало вскричал Идал. Но было поздно. Девросколянин уже вступил в жестокую схватку с призраком. Его меч с шумом рассекал воздух, а сам он воинственно кричал, точно так, как кричат авидронские монолитаи за мгновение до столкновения с врагом. Друзья видели только развевающийся плащ «бессмертного» и трепещущие тени на стене. Вскоре, однако, что-то тяжелое рухнуло на пол, и всё стихло. — Эй, Тафилус! — испуганно позвал ДозирЭ. Ответа не было. — Надо зажечь факел, — решил Идал. Воины долго возились с огнивом, и вот наконец пространство озарил спасительный свет. Друзья увидели на полу тело своего друга с залитым кровью лицом. Больше здесь никого не было. Призрак бесследно исчез, так же необъяснимо, как и появился. — Тафилуса победил злой дух. Можно себе представить, какой силой он обладает, если легко расправился с лучшим воином партикулы «Неуязвимые», — с ужасом произнес ДозирЭ. Друзья склонились над телом товарища. Их отчаянию не было предела. Однако вскоре Идал радостно вскрикнул: на лице поверженного друга он не обнаружил ничего, кроме нескольких глубоких и кровоточащих, но неопасных царапин. Тафилус открыл глаза. — Где я? — спросил он удивленно. — О, счастье! Преклоняюсь перед тобой, Божественный, — вскричал ДозирЭ. Воины помогли Тафилусу подняться. Идал смазал раны товарища грономфской грязью, и кровотечение прекратилось. Девросколянин был смущен и что-то бормотал себе под нос. — Зачем ты нарушил строй и бросился в атаку? — недовольно спрашивал Идал. — Я лишь хотел проверить, можно ли убить этого призрака авидронским «огненным драконом». — Ну и как, проверил? — Сражаясь, я почти ничего не видел, но однажды почувствовал, что попал в цель… — Ты попал в цель, но никого не убил. А значит, злого духа, с которым мы столкнулись, невозможно уничтожить при помощи меча, — рассудил Идал. — Наверно, это так, — с грустью согласился Тафилус. Друзья, поддерживая под руки еще не совсем пришедшего в себя воина, поспешили покинуть молитвенные покои. Они вернулись в отряд и, сохранив происшествие в тайне, тихонько заняли свои циновки. В ту ночь ДозирЭ снились иргамовские призраки, преследующие его, и он в крайнем смятении духа просыпался несколько раз, с ужасом прислушиваясь к странным ночным звукам. Через несколько дней в поместье снаряжали обоз для отправки в лагерь Эгасса: грузили зерно, онис, ткани, кожи, медовые орехи, амфоры с пальмовым маслом — все, что было обнаружено в его вместительных хранилищах. Повозок не хватило, и съестные припасы и вино, найденные в доме, пришлось навьючить на крепких низкорослых лошадей, которых здесь разводили в великом множестве и использовали как тягловую силу. Но и при этом удалось погрузить не все. Когда обоз двинулся в путь, сопровождаемый блеющими стадами и длинными колоннами рабов, раздались крики авидронских цинитов. Многие не сразу поняли, что случилось. А произошло удивительное событие: в одном из многочисленных подвалов дома, за кожаными сосудами с нектаром случайно обнаружили золотую статую огромных размеров. Статуя была аккуратно обернута кожами, дабы избежать самого незначительного повреждения, и присыпана землей. Привели старика иргама и показали ему находку. Полуслепой винодел в страхе рухнул на колени и принялся неистово молиться. Старика долго допрашивали, но он отказывался говорить, и только когда несчастного пригрозили убить, он поведал, что золотое изваяние — не что иное, как статуя Слепой Девы из Масилумуса — величайшей богини всех народов, главной святыни иргамов. — Мы все умрем, — сотрясаясь от ужаса, сказал старик. — Эту статую охраняет неуязвимое семипалое чудовище-призрак. Оно имеет один глаз, при помощи которого Слепая Дева способна видеть всё вокруг, и семипалые лапы с длинными железными когтями… Некоторое время спустя в уединенном месте ДозирЭ и Идал разглядывали раны Тафилуса. Грономфы пересчитали царапины, пересекающие длинными полосами лицо и голову могучего девросколянина. — Семь, — задумчиво подытожил Идал. — О Гномы! — воскликнул ДозирЭ в смятении. Айм, возглавляющий авидронский отряд, выставил возле статуи стражу и приказал изготовить особую повозку, чтобы можно было перевезти Слепую Деву в лагерь. Пригнали мужчин из ближайших селений, но они, несмотря на многочисленные угрозы, отказались работать. Циниты принялись мастерить повозку своими руками, однако дело продвигалось медленно. К ночи ДозирЭ, Тафилуса и Идала направили сторожить Слепую Деву. Друзья облачились в тяжелые доспехи, словно перед сражением, и вооружились таким количеством копий, дротиков, мечей и кинжалов, будто готовились к смертельному бою. Воины авидронского отряда только весело посмеивались над суеверными товарищами, столь серьезно воспринявшими слова старика иргама. Однако они не отвечали на безобидные шутки, были настроены весьма решительно и подготовились к предстоящему наряду с самой похвальной тщательностью. Спустившись в подвал, где находилась священная статуя, авидроны разожгли два десятка факелов, ярко осветив сводчатый потолок и заплесневелые стены, выложенные из крупного камня. — В этой Деве золота не меньше пяти фуриш, — наметанным взглядом оценил изваяние Идал. — А это не менее двадцати пяти тысяч берктолей. За такую находку весь отряд будет удостоен щедрых наград, — и сын богатого эжина посмотрел на ДозирЭ. Но грономф на этот раз вовсе не помышлял об очередном наградном платке, а лишь отвечал укоризненно: — Не о наградах следует нам сейчас думать, а о собственном спасении… Всю ночь друзья не сомкнули глаз, пугаясь каждого шороха, каждого звука, но ничего не произошло. На следующий день Идал, загадочно улыбаясь, пригласил ДозирЭ и Тафилуса следовать за ним. Друзья нашли место, где их никто не мог видеть и слышать. — У меня есть кое-какие соображения касательно чудовищ, охраняющих Деву, — сообщил Идал. ДозирЭ и Тафилус переглянулись. — Стоит ли продолжать поиски и подвергать себя смертельной опасности? — возразил ДозирЭ. — Ведь Тафилус едва не погиб. Завтра золотую статую погрузят на повозку и отправят в лагерь Алеклии. Вместе с богиней дом раз и навсегда покинут и призраки. Идал согласно закивал головой. — Если это так, — сказал он, — в этом случае больше ничто не будет угрожать нам и нашему отряду. Но боюсь, избавиться от опасности не очень-то просто. Товарищи Идала изумились его словам. — Ты, верно, знаешь то, что нам еще неизвестно? — спросил ДозирЭ. — Возможно. Послушайте меня, доблестные циниты Инфекта. Еще мой отец говорил: верь, сын мой, только глазам своим, ибо истина лишь в том, что ты видишь. Я не любил своего отца так, как должно его любить согласно заветам великих предков, хотя и почитал не меньше братьев. Нравоучения родителя были всегда мне тягостны. Однако, пройдя многие испытания, я стал понимать, насколько справедливы и точны те наставления, которыми он потчевал меня вопреки моим желаниям. Итак, рэмы, если верить словам моего отца, известного грономфского эжина и торговца, которого еще никому не довелось обмануть, правда может заключаться только в том, что ты видишь своими глазами, а не в том, что тебе рассказывают другие, и даже не в том, что ты сам предполагаешь, исходя из своих представлений об этом мире. Полагаясь на это рассуждение и вспоминая то, что я видел своими глазами в ту ночь, когда Тафилус решил познакомить иргамовского призрака с авидронским мечом, я пришел к выводу, что чудовище, которое держит всех нас в страхе, ростом не больше человечьего, двигается не быстрее человека и обладает силой, судя по ранам девросколянина, не большей, чем человек. Вспомнил я и слова Тафилуса, в которых он утверждал, что единожды попал в цель. И тогда я отыскал то помещение, где мы столкнулись с призраком, и исследовал там каждую пядь. Когда, убедившись в тщетности своих поисков, я собрался уйти ни с чем, то внезапно обнаружил на полу пятна засохшей крови. Но это была не кровь нашего мужественного товарища, а следы ранения еще одного человека, или, если хотите, существа. И следы эти вели в самую темную часть помещения, где я уперся в стену, но тут обнаружил небольшую нишу и в ней потайной выход. Двинувшись дальше по кровавому следу, я прошел не менее трехсот шагов и оказался в одной из зал, недалеко от того места, где расположился наш отряд. Там следы терялись. — Что же получается? — воскликнул ДозирЭ. — Если злой дух, гаронн с которым сражался Тафилус, получил ранение и истекал кровью, значит, он уязвим и, несомненно, состоит из плоти и крови. — Точно так, — подтвердил с улыбкой Идал. — В этом случае, — вступил в разговор девросколянин, схватившись за рукоять меча, — этому призраку придется встретиться со мной снова. И, клянусь Божественным, на этот раз он не отделается только ранением… Ночью того же дня, когда солнце опустилось, три товарища притаились в той зале, о которой говорил Идал. Они не жгли факелов и не разговаривали друг с другом, а только молча ждали, почти не дыша, стараясь не бряцать оружием. Послышался неясный звук. Внезапно одна из стен помещения отошла с шумом в сторону, и в образовавшемся проходе показался уже знакомый авидронам призрак. Он вышел на середину залы и остановился. Немного постояв, вдруг издал глухой и протяжный стон, от которого у воинов побежали мурашки по телу. Еще долго по лабиринтам галерей гуляло звучное эхо. Призрак прислушался, остался, видимо, доволен произведенным эффектом и опять начал стенать. Эхо вновь долго разгуливало по хмурым сводчатым помещениям дома. — Вперед, авидроны! — вдруг вскричал Идал. Все трое выскочили из укрытия и бросились к призраку. Существо метнулось в сторону, но остановилось, заметив, что окружено со всех сторон. Тафилус первый подскочил к нему и замахнулся тяжелым мечом. — Пощады! — вдруг человеческим голосом взмолилось существо. Тафилус оторопел и замер с занесенным мечом в руке. Через несколько мгновений уже пылали факелы. Перед авидронами стоял на коленях обычный человек, скинувший со своей головы черную накидку из легкой полупрозрачной ткани. Это был мужчина пятидесяти лет, абсолютно лысый, но с аккуратной иргамовской бородкой. На одной его руке и запястье крепилось жуткое оружие-наруч: железная звериная семипалая лапа. — Кто ты такой? — грозно спросил ДозирЭ, размахивая перед носом пленника клинком боевого кинжала. — Я хозяин этого дома и этого поместья. Меня зовут Бермуд. Мои предки были авидронами, и я никогда не желал зла воинам Инфекта. — Зачем же тебе понадобилось, Бермуд, выдавать себя за гаронна? — О славные воины! Простите меня, если сможете. Не желая принести вам зла или какого-нибудь ущерба, я хотел только, чтобы ваш отряд покинул этот дом. Когда армия Хавруша отступала, в моем доме спрятали великую статую Слепой Девы из Масилумуса. Воины Тхарихиба наказали мне ценой собственной жизни защищать эту святыню. Авидроны удовлетворились ответом и повели Бермуда к начальнику отряда. Айм выслушал историю о том, как хозяин поместья выдавал себя за чудовище, охраняющее Деву, искусно пользуясь многочисленными потайными ходами, и как мужественные авидронские циниты решили сразиться с семипалым призраком и в конце концов одержали победу. Бермуд поведал о том, что в большей степени считает себя авидроном, чем иргамом, и поэтому весьма рад узнать о победе авидронской армии в недавнем сражении. Только глубокая вера и преданность Слепой Деве заставила несчастного прибегнуть к маскараду и уловкам. Авидронский начальник поверил Бермуду и сохранил ему жизнь. Мало того, продемонстрировавший верность новой власти хозяин поместья вскоре был назначен его распорядителем и с усердием приступил к своим обязанностям. Целыми днями он трудился во благо авидронской армии, а по вечерам неистово молился. ДозирЭ, Идал, а в особенности Тафилус, еще сохранивший на лице следы железных когтей, поначалу косились на недавнего злого духа, но добродушие и открытость Бермуда смягчили и их. — Эй, великий воин, не страшащийся злых иргамовских духов, — обращался Бермуд к Тафилусу с заискивающей улыбкой, — прими от меня сосуд этого славного нектара, который, подобно живой воде, ускорит излечение твоих ран. Тафилус нехотя с надменным видом принимал этот дар. На следующий день, разглядывая свое лицо, он увидел: царапины действительно уменьшались, становясь едва заметными. Однажды ДозирЭ наблюдал со стороны, как Бермуд выпускает на волю почтовых голубей. В конце концов он спросил: — Эй, приятель, зачем ты это делаешь? Разве это не собственность авидронской армии? Бермуд смутился, но тут же в свойственной себе общительной манере дружелюбно объяснил, что сегодня некий старинный иргамовский праздник, и, хотя веселье естественно неуместно, всё же он хотел бы соблюсти хотя бы этот простой сельский обычай: отпущенные на волю почтовые голуби символизируют будущий достаток и всякий приплод. ДозирЭ понимающе кивнул и пошел своей дорогой. Вскоре, при помощи сложных приспособлений, авидроны вытащили иргамовскую богиню наружу и попытались погрузить в специально изготовленную повозку. Но как только веревки были ослаблены и статуя всем своим весом надавила на дно, всё развалилось и главная святыня иргамов оказалась на земле, в дорожной пыли. Бермуд и другие иргамы упали навзничь и забормотали молитвы, обливаясь горькими слезами. Изваяние вернули в подвал. На следующий день послышался боевой сигнал, сообщающий о внезапном нападении противника. Авидроны закрыли ворота и бросились к бойницам. Их удивлению не было предела: дом окружил значительный отряд иргамов — не меньше партикулы пеших и конных воинов. Бермуд помогал авидронам защищаться, поднося колчаны со стрелами и подавая метателям дротики. — Послушай, Бермуд, — обратился к нему айм, возглавляющий авидронский гарнизон. — Я думаю, нам не выдержать осады. Нет ли в доме подземного хода, при помощи которого можно выбраться отсюда? — Мне очень жаль, мудрый воин, но потайного хода здесь нет, — отвечал Бермуд. — Однако, если тебе будет угодно, я предложу план, при помощи которого мужественным авидронам удастся спастись. — Что за план? Говори же! — Спрячьтесь в потайной темнице, в той самой, в которой прятался я. Это помещение невозможно обнаружить. Там есть вино и припасы, которых хватит на несколько дней. Поверьте, мне удастся обмануть иргамов и отвести от вас опасность. К тому же долго они здесь не пробудут. Ведь кругом авидронские лагеря. Надеюсь, что я смогу послать в один из них верного человека с сообщением о случившемся. — Что ж, веди нас туда. Только смотри, если предашь!.. И айм приказал дать сигнал к отступлению. Вскоре авидроны оказались в просторной зале без окон и дверей. Бермуд приложил по-авидронски пальцы ко лбу, и потайная дверь перед ним закрылась, обратившись сплошной стеной. ДозирЭ огляделся вокруг. После жаркого сражения его товарищей осталось не более тридцати человек. Многие из тех, что здесь укрылись, были ранены и истекали кровью. — Воины, мы в безопасности, — сказал начальник отряда. — Не позже чем завтра прибудет подкрепление, и мы выйдем отсюда. — Я бы не стал настолько доверять этому Бермуду, — сказал Тафилус. — Почему? — удивился айм. — Он же выходец из Авидронии? — Потому что он поклоняется Слепой Деве, а не Божественному. После этих слов наступило тягостное молчание. Прошло некоторое время, проведенное монолитаями в полной тишине. Как авидроны ни прислушивались, они не могли понять, что происходит снаружи: стены потайной темницы не пропускали звуков. Вдруг заскрипели невидимые механизмы, и стена разверзлась, открывая потайной проход. Циниты схватились за оружие, но на пороге увидели нескольких авидронских воинов. Один из них, стоящий впереди десятник, был молод, высок и необычайно крепок. Он улыбался, открыто и добродушно. — Выходите, монолитаи, вы в безопасности. Иргамы бежали, едва завидев наше приближение, — сказал он. Авидроны облегченно вздохнули. «Неуязвимые», помогая раненым, двинулись к проходу. — Стойте! — шепнул ДозирЭ своим друзьям — Идалу и Тафилусу. — В чем дело? — Разве вы не видите, рэмы, что на этом десятнике боевые одеяния монолитая «Неуязвимые»? — спросил грономф. — Ну так что же? — удивился Идал. — Но разве в партикуле Эгасса есть хотя бы один воин, тем более десятник, столь же могучего телосложения, как и Тафилус? Я не встречал этого воина в нашем лагере ни разу! — Но, ДозирЭ, мы не были в расположении партикулы много дней! С тех пор могло многое измениться… Воину не удалось договорить. Раздались хлесткие щелчки самострелов, и несколько авидронских цинитов, вскинув руки, рухнули на пол. — Измена! Это иргамы! — закричал начальник авидронского гарнизона, но воин, явившийся сюда как спаситель, ловким движением меча снес ему голову. Удар был столь искусен и, несомненно, столь силен, что голова некоторое время еще держалась на шее, и, лишь когда обезглавленное тело рухнуло вниз, она откатилась в сторону. Недавние затворники на мгновение оторопели, увидев такое изощренное предательство и такую страшную смерть. — Ты был прав, ДозирЭ, — прошипел Тафилус, медленно извлекая своего «огненного дракона». — Что ж, нам остается только умереть в жаркой схватке! И, видит Божественный, я сделаю это с превеликим удовольствием! Тем временем показались иргамы, которые до поры таились рядом. Внезапно появившись, они смогли убить и ранить многих, не успевших оказать сопротивление. «Смерть авидронам!» — кричали они, и эти слова были понятны и тем, кто не знал иргамовского языка. Оставшиеся авидроны бросились в бой, несмотря на то, что враги многократно превосходили их количеством. ДозирЭ, Тафилус и Идал плечом к плечу двинулись на иргамов. Друзья сначала держались друг друга, соблюдая плотно сомкнутую шеренгу, но Тафилус — громадный воин в полном вооружении «бессмертного», вращал оружием столь яростно, что ДозирЭ и Идал предпочли посторониться, дабы не быть изувеченными своим же товарищем. — Сдавайтесь, иначе вы умрете! — громко увещевал всех высокий иргам, исполнявший поначалу роль спасителя авидронов. — Я дарую жизнь тем, кто сложит оружие. Но остававшиеся в живых циниты даже не обратили внимания на его призывы. Они предпочли защищаться, бились стойко и умирали, только получив взамен несколько иргамовских жизней. ДозирЭ сражался в свойственной ему манере — непредсказуемо, изворотливо, убил не меньше пяти иргамов, сам не получив и царапины. Идал, как всегда, действовал безупречно. Несколько иргамов изрядно пострадали, обманутые простотой его движений. Тафилус наносил противникам страшные удары, оставляя после себя разбитые доспехи и ужасные раны. Вскоре он настолько продвинулся вперед, разметав десяток врагов, что оказался лицом к лицу с высоким иргамом, облаченным в авидронские доспехи. Воины были одинакового роста и схожего телосложения. Глядя друг другу в глаза, они подняли и скрестили свои грозные мечи в крепком ударе. Посыпались искры. Еще удар. Клинок воина Тхарихиба сорвался с руки и отлетел в сторону. Обескураженный Дэвастас (а это был он) подался назад. Впервые он столкнулся с противником, не уступавшим ему в умении и силе. Несколько воинов бросились на выручку военачальнику, через мгновение они пали, истекая кровью, но этого времени оказалось достаточно для того, чтобы Дэвастас отступил вглубь, за спины своих цинитов. Он подал команду прекратить схватку, и его воины покинули место сражения. Когда авидроны придвинулись друг к другу и огляделись, в них уже целились десятка два луков, самострелов и ручных камнеметов. — Славные авидроны! — обратился к кучке оставшихся в живых «неуязвимых» предводитель иргамов. — Достаточно героизма. Вы показали себя самыми смелыми бойцами Инфекта, достойными всяческих похвал и высоких наград. Теперь же сдавайтесь, ибо сопротивление бессмысленно. Посмотрите на эти мощные луки и на эти взведенные самострелы. С такого расстояния ваши доспехи окажутся бесполезными, и стрелы пронзят ваши тела насквозь. Вы умрете мгновенно, стоит лишь подать сигнал этим опытным стрелкам. Опустите же мечи и отдайтесь на волю победителя. Я сохраню вам жизнь, ибо редко брал в плен столь доблестных цинитов. Авидроны огляделись: их оставалось не более десятка. На залитом кровью полу лежали их убитые товарищи вперемежку со стонущими иргамами. — Пожалуй, нам не остается другого выхода, как умереть, — сказал Идал. — Смерть во имя Авидронии! — вскричал Тафилус и двинулся вперед. За ним последовали остальные, сомкнув ряды. — По ногам, — коротко приказал Дэвастас. Через мгновение монолитаи рухнули на пол. В щиколотку ДозирЭ впилась стрела самострела, из ног Тафилуса торчало не меньше десятка стрел с черным оперением. — Сеть. Взять живыми! — был отдан новый приказ… Ближе к ночи пленных, в одних набедренниках, раненых, избитых, приволокли в одну из зал, где трапезничали победители. Стражники бросили авидронов на пыльные плиты пола и нацелили на них короткие иргамовские копья с длинными и острыми наконечниками. — Смотрите, это Бермуд! — воскликнул один из пленников. Он был прав. За столом, полным дымящихся блюд и наполненных кубков, восседал хозяин поместья Бермуд. Он был весел, что-то громко рассказывал, показывая пальцем то на ДозирЭ, то на Тафилуса. Рядом с ним восседал молодой иргам — начальник отряда. Его красивые светлые кудри ниспадали на могучие плечи. Бермуд вышел из-за стола и, пошатываясь, подошел к коленопреклоненным пленникам. В одной руке он держал огромную кость с остатками мяса, в другой — серебряный кубок. — Эгоу, жалкие доверчивые людишки. Я знал, что миг возмездия когда-нибудь наступит. Вы разорили мое поместье, угнали моих рабов, надругались над нашими святынями. И после всего этого вы доверились мне, словно неразумные юнцы. Ха-ха! А эта история с почтовыми голубями! (Бермуд от души рассмеялся.) Именно эти пташки, мой храбрый друг ДозирЭ, и принесли вам погибель. Что ж, как говорит этот храбрый военачальник по имени Дэвастас: вы достойны самой ужасной смерти… Внезапно один из авидронов вскочил на ноги и бросился на иргама. В его руках был метательный нож, который, видимо, до сих пор ему удавалось скрывать от глаз охранников. Но цинит не успел ничего сделать — сразу несколько копий проткнули его тело. Авидрон упал наземь и мгновенно испустил дух. — Так будет с каждым, да услышит меня Слепая Дева, — поднялся со своего места Дэвастас. — Вы все умрете, но не так легко, а в страшных муках! Иргам подошел к авидронам совсем близко. ДозирЭ поднял голову и из любопытства заглянул в его лицо. Это был красивый мужественный человек с жестким беспощадным и немного насмешливым взглядом. — А для вас, рэмы, — обратился Дэвастас к ДозирЭ, Тафилусу и Идалу, — я приготовил смерть особого рода. Вам понравится… На следующее утро, с первыми лучами солнца, иргамы покинули поместье Бермуда. В центре колонны, в окружении сотни тяжеловооруженных всадников, они увезли золотую Деву, повозка для которой была изготовлена за одну ночь. Хвост колонны замыкали пленные авидроны, привязанные к седлам. Исколотые копьями, они истекали кровью и, хромая, едва поспевали за лошадьми. |
||
|