"Приключения Тома Бомбадила и другие истории" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

15. КОЛОКОЛ МОРЯ

У моря гуляя, у самого края увидел я раковину на песке — она то и дело тихонько гудела, как колокол моря на влажной руке. Прижав ее к уху, я слышал, как глухо, как будто бы в гавани тайной рожден, на отмели дальней бьет в бакен сигнальный прибой — и доносит из-за моря звон. Тягучие волны, безмолвия полны, пригнали ладью мне, пустую, как ночь. «К неведомым странам пора нам, пора нам!» Я прыгнул и крикнул: «Неси меня прочь!» Какая-то сила меня уносила в глухие туманы и сумерки сна — туда, где за темным пространством огромным лежала забытая всеми страна. И голосом ясным над рифом опасным тот колокол моря без устали бил, и ночью беззвездной над мрачною бездной на зов этот дальний без думы я плыл. И вдруг белоснежным видением нежным предстал предо мною сияющий брег — блистали утесы, и пенные косы, и пляжи, каких я не видел вовек. И тек под рукою волшебной рекою жемчужный песок, и подобьем огня горели кораллы, сверкали опалы, и яхонтов грани слепили меня. Но тут у подножья заметил я с дрожью, как вход в подземелья глухие зиял; и свет помутился, я прочь устремился, и волосы ветер мои развевал. Сбегали каскады ко мне водопада — напившись, я думал, что тяжесть стряхну; идя вдоль потока, взбираясь высоко, попал я в прекрасную вечно страну. И там без испугу пустился по лугу, где каждый цветочек сиял, как звезда; там свежи и юны, как полные луны, дремали кувшинки на глади пруда; там ивы склоненны, и ольхи там сонны над зеркалом вод несказанная тишь; лишь ирис ночами колышет мечами, и острыми копьями водит камыш. И слышал весь день я какого-то пенья далекое эхо; как тени, легки, проворны и ловки, сновали полевки, и зайцы скакали; из нор барсуки таращили глазки; какие-то пляски и музыку слышал я — звон в голове, неведомый ропот и легонький топот, как будто бы кто-то плясал на траве. Но песни смолкали, шаги затихали, лишь я приближался — и так всякий раз: ни здравственной речи, ни дружеской встречи — звучал только музыки ласковый глас. Наряд себе новый я сшил тростниковый, зеленую мантию гордо надел — с жезлом и державой я встал величавый и оком хозяина луг оглядел. Увенчан короной, с гирляндой зеленой, я крикнул в пространство: «Откройся же мне! Молчишь почему ты? И служишь кому ты? Не я ли король в этой дивной стране?! И грозен к тому ж я — со мною оружье: мне ирис дал меч, а тростник — булаву! Так внемли же зову — скажи мне хоть слово! Лицо мне открой и явись наяву!» Вдруг ветер могучий затмил небо тучей — я рухнул на землю и, словно слепой, пополз еле-еле — без мысли, без цели, пока не очнулся в чащобе лесной. Мрачна и молчаща угрюмая чаща: там каждое дерево было нагим; в ума помраченьи я был в заточеньи, и ухали совы по дуплам своим. Мучение это, без лучика света, на год растянулось и на день; жуки деревья точили, соседями были моими грибы да еще пауки. Однажды мглу эту пробил лучик света — и тут я увидел, что весь в седине. «Я отдан был горю, но нужно мне к морю! Дорога отсюда неведома мне». И веткой терновой от ветра льдяного пытался укрыться я — темень и вой; несли меня ноги во мгле без дороги, летучею мышью тень шла надо мной. В шипах весь и в ранах я брел в этих странах, и годы свои я тащил за спиной — и вдруг, утомленный, я ветер соленый вдохнул, и запахло вдруг тиной морской. И слышал я в шхерах и мрачных пещерах какие-то стоны и вой иногда, и чайки кричали, и волны ворчали, и глотки пещер заливала вода. Внезапной зимою, окутанный мглою, я к краю земли свои годы понес — туда, где свистели глухие метели, где ждали меня только мрак и мороз. У брега морского в ладью свою снова я сел — и она понесла меня прочь; и тихо шли мимо суда-пилигримы, лишь чаячий крик оглашал эту ночь. И в гавани темной армадой огромной безмолвно застыли большие суда: не двигаясь боле, стоят на приколе — отсюда они не уйдут никогда. Лишь вихря стенанья и темные зданья, лишь ливень струился потоками слез; сошел я с дороги и сел на пороге, и сбросил все то, что с собою принес. Лежат на ладони забывший о звоне тот колокол моря да горстка песка — не слышу я снова далекого зова, и берег я тот позабыл на века. В обрывках одежды без всякой надежды по улицам темным я тихо бреду — о море горюя, с собой говорю я, а встречные только молчат на ходу.