"Грааль никому не служит" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 6. Те, что собирают кости

Когда я проснулся, костёр почти догорел. Темнота ночного леса накрыла спящих словно одеялом. Том не солгал: магия Матери Костей действительно рассеивалась.

Я подбросил в костёр сучьев и отошёл к краю опушки – подальше от того места, где пёс растерзал Дэна.

Успокаивающе потрескивало пламя. Окраинники мирно посапывали у костра. Правда не все: кто-то из них бодрствовал. Я ощущал это чутьём срединника. Кто и зачем, я спросонья определить не мог. Для этого требовалась свежая голова, а этого мне как раз и не хватало.

Где-то отчаянно завизжал пёс. Вопль его разнёсся над деревьями и резко оборвался. И тут до меня дошло.

Так и есть. Подруга Дэна сбежала. Кроме неё исчезли душепийца и Гибкая Тири. Том же и не подумал меня будить – дрых без задних ног.

– Андрей! – позвал незнакомый голос. – Андрей!

Аутистка села и взъерошила волосы. Рыжие пряди под её ладонями превращались в чёрные, волна изменений прошла по лицу.

– Они ушли недавно, – сказала Асмика, становясь сама собой. – Дурацкий облик… Опасность я в нём хорошо чувствую, а вот такие… – она пощёлкала пальцами, подыскивая слово, – …обстоятельства не распознаю. Видела же, как уходят, но хоть бы что сказала.

Лес взорвался лаем и воем; псы сражались не на жизнь, а на смерть. Тут уж проснулись все. Дмитрий Эстокович шарил по мху, словно ища что-то. На лице его проступило беспомощное выражение, свойственное близоруким людям.

– Что… что случилось? – бормотал он.

– Это не Охота, – уверенно заявил друг автоматов. – Это наши.

– Я пойду искать их, – объявил я.

– Ты хочешь сказать – «мы пойдём»? – уточнил Джассер.

– Нет. Слышишь вой? Охота началась раньше времени. Собак убивают, и я знаю, кто это делает. Вам с ним лучше не встречаться.

Асмика хотела что-то сказать, но сдержалась. И правильно. Рунархам о протее знать ни к чему.

– Это Искомая Зверь, – согласился Джассер. – Мы все допустили ошибку, а я особенно. Надо было следить за Гибкой Тири. Лишь Джелиннахан оказался на высоте.

– Что с ней?

– Она приняла аспект Хозяйки. Гнев ведёт её. Рунархи выпустили собак и тем самым исказили дух Охоты. Стая – один охотник, рунарх – другой. Истинная Мать Костей должна понимать это.

– Куда они направились? Ты знаешь?

– Они ищут отступницу. Позволь мне пойти с тобой.

– Нет. Оставайся у костра. В случае чего ты защитишь их. Когда будет нужно, я дам знак, и вы поспешите мне на помощь.

С этим Джассер согласился. Он мог определить направление, куда пошли беглецы, лишь приблизительно. Зато я для своих окраинников что маяк в ночи. Наверное, он рассчитывает выждать немного и двинуться следом. Понятие дисциплины для рунархов – пустой звук.

Я двинулся на поиски.


Идти оказалось неожиданно легко. Срединник перенимает качества своих окраинников, но далеко не полностью. Я немного брат Без Ножен, чуть-чуть психоморф, в чём-то знаток пластика. Ночное зрение рунархов мне также передалось. Я видел лес не так ярко, как днём, но вполне отчётливо. Единственное «но»: мне приходилось постоянно помнить о том, чьими глазами я смотрю. Едва я терял концентрацию, темнота сгущалась.

Больше всего мне не хотелось, чтобы охотники нашли меня раньше, чем я встречу душепийцу и Гибкую Тири. Я осторожно прикоснулся к беглецам. Волна чувств захлестнула меня: смятение и радость, чувство вины, страх. Чуть-чуть безумия.

Что-то они такое натворили. Я вспомнил сон, преследовавший меня у костра. В этом сне я пил море.

Надо спешить.

Деревья мчались навстречу, ноги вязли в снегу. Откуда-то вынырнула тропинка салатового спрей-пластика. Ей я обрадовался от души.

Рунархи хорошо подготовились. Армейские генералы так охотятся на Новой Сибири: вездеходы, сторожки, медведи в ошейниках с инфомаяками. Некоторые вообще через эфиросферу зверьё стреляют. Влез в шкуру сентибота, и вперёд. Самые глухие закоулки не проблема: робот передвигается на антигравитационной подвеске. Боезапас солидный, но выдаётся по пять зарядов. За каждую новую обойму приходится платить. Охотнички.

Лес погрузился во тьму. Лишь пластик дорожки светился фосфоресцирующей зеленью. Я остановился, чтобы восстановить ночное зрение. В облаках лучше не витать. Слишком большая роскошь.

Деревья расступились. Открылась круглая площадка, украшенная гирляндами из хвои, мха и оранжерейных цветов. Рунархи постарались на славу: отчистили полянку от снега, выровняли идеально. В центре высился небольшой алтарь, украшенный шишками, прядями мха и черепами маленьких зверьков. Вся флора и фауна Лангедока – в виде костей и засушенных трав.

Царство Матери Костей. Сюда она уходит танцевать перед Охотой.

Я подошёл поближе. Перед алтарём, заботливо укрытые сосновыми ветвями, лежали два тела. Обезображенное лицо Дэна уставилось в небо, словно высматривая там что-то. Может, звёзды, может, птицу с беспокойным человеческим именем. Рядом лежала беглянка. Я опустился на колени рядом с ними.

Вот оно как.

Не успел.

А ведь обещал, что позабочусь о ней.

– Прости, Дэн…

Я провёл ладонью по волосам девочки. Ладонь укололи кристаллики льда. Термополе не властно над мёртвыми, вспомнил я. А девочка была мертва.

– Вот оно как вышло. Опоздал я. Промашку дал. Я посижу с вами, ладно?.. Всё ж вам не так жутко будет.

Где-то завыл пёс – отчаянно, безнадёжно. Плохо как… В чужом мире, в злом лесу. Их ведь даже похоронить по-человечески не удастся. Копать яму нечем, да и времени нет. Окажись под рукой генератор силового поля, можно было бы курган сделать, чтобы падальщики не сожрали тела.

Девчонка лежала, свернувшись калачиком, доверчиво уткнувшись носом в подмышку Дэна. Я стащил с дерева гирлянду и набросил на мёртвых. Спите, милые, спите… Пёс сильно изорвал тело девчонки, и я порадовался, что не вижу её лица. Пусть она останется такой, какой я её запомнил: глаза горят, губы чуть приоткрыты в улыбке.

Интересно, кем ей приходился Дэн? Вряд ли отцом: по возрасту они различались лет на десять, не больше. Может, братом или любовником – ей было лет пятнадцать-шестнадцать. А может, просто другом. Хороший человек. Тот, кто не может равнодушно пройти мимо попавшего в беду.

Ворох гирлянд полностью скрыл их. Да, это бесполезное занятие, я знаю. Что такое куча ветвей для овчарок, с лёгкостью рвущих спрей-пластик? Но я искупал свою вину. Хоть чем-то.

Возле тропы лежало покрывало из ткани с металлопластиковой прошивкой. Я потащил его к куче гирлянд. Может, если я хорошо закреплю ткань, псы не доберутся до тел?

Когда я проходил мимо кустов, ударило смрадом свежей крови. Совсем рядом кто-то хихикнул. Звук повторился ещё и ещё. Собачий вой стал тише, и я понял, что ошибся: то был не смех, но плач.

Не теряя времени, я протиснулся сквозь кусты. Запах стал сильнее. Воняло кровью, дерьмом и мокрой псиной. Среди изломанных сучьев валялось собачье тело – без головы и лап. Тот, кто убил пса, постарался на славу.

В корнях сосны, зарывшись лицом в грязный снег, лежала Мать Костей. Её худенькие плечи вздрагивали. Платье превратилось в грязные лохмотья, на бедре темнела глубокая рана.

Сейчас, когда тёмное очарование жрицы отступило, я смог увидеть то, что упустил при первой встрече. Она была ровесницей мёртвой девчонки.

Дурацкие времена настали… Мы скатились до того, что убиваем детей.

Я спрыгнул к ней. Ухватил за плечи, встряхнул:

– Вставай!

Рунари взвизгнула и попыталась вырваться. Но я держал крепко.

– Что здесь произошло? Отвечай!

– Т-ты… – стуча зубами, пробормотала она, – т-ты… н-не тот…

На девчонку напала икота.

– Успокойся, слышишь? Я ничего тебе не сделаю. Ну?

Она испуганно кивнула и задержала дыхание. Не помогло. Рунари мучительно икнула и попыталась отодвинуться от меня.

– Вот и ладно. – Я укутал её покрывалом, поднял на руки. Лёгкая, почти пёрышко… Что же, чёрт возьми, с ней случилось? И кто убил пса?

– Не надо здесь оставаться, – сказал я. – Это плохое место.

Она снова кивнула. Я двинулся наугад в лес, надеясь выйти на тропу. Куда угодно, лишь бы подальше от кровавой поляны. Девчонка притихла, прижимаясь щекой к моему плечу.

– Я думала, ты тот… мёртвый, – едва слышно объяснила она.

Ничего в мире не меняется… Когда я впервые увидел Гибкую Тири и Белую Ллиу-Лли, то решил, что они сёстры. Джассера я еще мог отличить от других рунархов (по росту), но душепийца и друг автоматов кажутся мне на одно лицо. Неудивительно, что Мать Костей спутала меня с Дэном.

– Гладиатор сошёл с ума, – пробормотала она. – Он убил слугу… – Слово, которое она произнесла, я так и не смог воспринять на слух. Такие кошмарные имена придумывают только рунархи. – Теперь он сам мёртв. Ну за что она меня прокляла?! За что?!!

– Успокойся. Успокойся, всё будет в порядке… – Я поймал себя на том, что шепчу те же слова, что и погибшей девчонке. Это меня разозлило.

Хватит. Больше я никому не скажу такого. Никогда. Если уж утешать, то по-настоящему.

– Знаешь, – сказал я. – Может, всё и не будет в порядке, но мы постараемся. Правда?

– Мы хотели пожениться с Галеаджем, – вздохнула она. – А теперь…

– С Галеаджем?

– Ты видел его. Он комендант Лангедока.

С каждым шагом тело маленькой рунари словно наливалось свинцом. Нет, долго я её не пронесу… Душепийца и Гибкая Тири шли мне навстречу, и я решил передохнуть. Всё равно мы скоро встретимся, рано или поздно. Место я выбрал под корнями упавшей сосны, где снегу намело поменьше.

Оказавшись на земле, Мать Костей поджала под себя голые ноги и с головой закуталась в накидку. Термополе работало как и прежде, но девчонку бил озноб.

– Мне уже всё равно, – пробормотала она. – Всё равно…

Сейчас она ещё сильней напоминала голодного и усталого совёнка. Речь её стала неразборчивой. Чтобы услышать хоть что-то, я наклонился к самому её лицу.

– Хозяйка, – в полубреду бормотала рунари, – тот самый… И папа о тебе говорил.

– Папа? Кто твой отец?

– Да ты его знаешь… – Мать Костей счастливо рассмеялась: – Джемитин-лапа. И душа Лир тебя искал.

– Джемитин? Харон? Говори же!

– Ты мог тогда… всё исправить… – Голос её стал громче: – Спроси её. Она знает… всё расскажет…

– Да кто же? Кто?

– Гибкая Тири. Она меня прокляла. – И девчонка вдруг рассмеялась сквозь слёзы: – Её подручный… Он… он…

Больше она ничего не сказала. А я мог и не спрашивать. Мне вспомнился мой последний сон. Будто я пью море, и оно мелеет. Вода уходит, обнажая камни и кости погибших кораблей…

Срединники чувствуют то, что происходит с окраинниками. Это Джелиннахан, его дьявольская способность. Он применил её против девушки в салатовом платье.

Море.

Так вот как выглядит твоя душа, рунари.


Оставить её одну я не решился. На всякий случай я прикоснулся к сознанию Белой Ллиу-Лли и передал образ жестяной миски. По нашей системе кодов это означало приказ «всем идти ко мне».

Почему-то миску Ллиу-Лли воспринимала очень живо. Она говорила, что дома собирала ручных белок, стуча половником в дно миски. Так что сигнал общего сбора у нас появился сразу. Остальные команды пришлось поделить между Томом, Асмикой и Джелиннаханом. Других я даже обучать не стал.

Мать Костей спала, прижавшись щекой к моему колену. Во сне она выглядела совсем юной и беззащитной. Придёт Джелиннахан – убью гада, подумал я. План ведь был – пригрозить выпустить душу. Шантажировать. А он что сделал?

Хотя, скорее всего, он не виноват. Просто Гибкой Тири показалось, что она лучше знает, как вести Охоту. Хозяйка Прайда оправдает любую подлость. Как и все боги.

Я опять забылся и утратил контроль над зрением. Тьма прокралась меж деревьями, плеснула в глаза. Ночное видение исчезло минуты на полторы, не больше, – но этого хватило.

Когда свет вернулся, я обнаружил, что мы не одни. Из сумрака выскользнул рунарх в мундире гранд-туга. Молодой, сильный, самоуверенный. С кинетической плетью и вихревиком на поясе. Комендант Лангедока.

– Здоров, начальник, – помахал я ему рукой.

– И тебе здоровья, изгой, – ответил комендант. – Твёрдой руки, загонщик.

– Рано ты, Галеадж. Охота только утром, а ты уж по лесам бродишь. Нехорошо.

– Откуда ты знаешь моё имя, изгой?

– Сорока на хвосте принесла, – отвечал я, не заботясь, поймёт ли тот метафору. – А ведь я тебя хорошо знаю – наслушался за три года. Как поводок надену, так и слушаю.

Мать Костей сонно зашевелилась, высунула голову из-под накидки. Увидев коменданта, она сжалась в комок.

– Невесту вот одну в лесу бросил, – продолжал я. – И не стыдно тебе, Гуляш? Тут зверьё шастает, каторжники злые. Девчонку только оставь – вмиг беда приключится.

Его надо вывести из себя. Чтобы с кулаками на меня бросился. Иначе силы слишком неравны. Из вихревика он палить не будет, девчонку пожалеет. А кинетической плетью уделает так, что милости просим. В мешке хоронить придётся.

– Злишь ты меня, изгой, – усмехнулся комендант. – Горько злишь… А эта – что?.. Она мне больше не невеста: Хозяйка Прайда покинула её. Кому нужно существо без души?

Рунари дернулась, словно её ударили. Я прислушался к своим окраинникам.

Куда-то они не туда идут… Такое ощущение, что Джелиннахан и Тири меня обходят, а группа, что оставалась у костра, движется им навстречу. А зря. Если бы Джассер вышел бы коменданту за спину, я бы не обиделся.

– У тебя душу давно отобрали, – сказал я, поднимаясь. – Так и маешься, бедняга, без души. Калека.

Мать Костей притихла под покрывалом. Повезло тебе с женихом, милая… Нечего сказать.

– Скажи, зачем тебе всё это понадобилось? – Комендант обвёл рукой лес. – Так всё хорошо было. Ритуал удачи, потом свадьба… – За деревьями неистово залаяли псы. Кто-то захрипел, забился в предсмертной агонии. – И вот – Мать Костей сменилась. А охота должна идти своим чередом. – Он с ненавистью посмотрел на свою бывшую невесту: – Ты не удержала их возле костров! Почему?!

– Успокойся, Галеадж. Тебе достался орешек не по зубам.

– Ты думаешь?

Пора. Я сжался для прыжка, и тут из-за деревьев выскользнула тень. Ещё и ещё одна. Псы садились полукругом, так, чтобы при любом движении растерзать меня в клочья. Комендант снял плеть с пояса, включил. Огонёк индикатора затеплился алым. Говорят, у человека, убитого плетью, глаза становятся красными, как у вампира. От перегрузок сосуды в глазах лопаются.

– Ты перевернул ход Охоты. Мне хочется узнать, как. Потом тебя сожрут псы. Мы доведём Охоту до конца – иначе флот Злого Демиурга покинет удача. После этого я казню самозванку. Но сначала ты всё расскажешь.

Удар плети выбил из меня дыхание. Я корчился на снегу, пытаясь вспомнить, где находятся лёгкие и что следует за чем: сначала вдох, потом выдох или наоборот. Ни умения экзоразведчика, ни рефлексы брата Без Ножен помочь не могли. У Галеаджа была слишком хорошая позиция.

– Молчишь?

Псы встревоженно заворчали. Когда бьют палкой – это хоть как-то понять можно. А тут сбили врага невесть чем: то ли воздухом, то ли криком.

– Отдышись, расскажи. Не мучай себя.

От следующего удара нога хрустнула. Боль – ослепительная, чистая, белая – пронизала меня. После третьего щелчка меня вырвало. Мучительно ныла печень.

– Не мучай его, – донёсся до меня голос рунари – Гал, ты ведь… ты же не такой, Гал!

– Откуда ты знаешь? Отщепенка.

Плеть подняла фонтан снега в нескольких сантиметрах от моей головы. Мои окраинники наконец встретились, разобрались в ситуации и полным ходом мчались сюда.

Поздно. Я послал им сигнал к отступлению. Здесь шесть псов – людей порвут, как выводок котят на помойке.

– Я собрал команду… – хрипло начал я. – Команду…

Изо рта, носа, ушей текут тёплые струйки. В голове шумит; я не могу поймать даже самую простую мысль.

– Какую команду? – Комендант участливо нагнулся ко мне. – Душепийца? Рунари, которой подвластна сила Матери? Она хорошая Мать Костей. Куда лучше моей… бывшей. – В голосе его промелькнуло сожаление. – Кто ещё?

Отступать некуда. Если я не выиграю время, они погибнут. Гибкая Тири думала, что, став Матерью Костей, сумеет обрести власть над охотниками. Так-то оно так, но псы подчиняются Галеаджу.

– Со мной брат Без Ножен. Их несколько. Ты обречен.

– Ты лжёшь! – заорал комендант. – Быть того не может!

– Может. И с ними – психоморф. А ещё – хозяин зверей, – соврал я. – Глазом не моргнёшь – твои же псы тебя растерзают, Галеадж.

От боли я совершенно забыл о глазах. Тьма наползла на меня, словно похоронный мешок из спрей-пластика.

– Ври, да не завирайся, изгой. Я сам – хозяин зверей. Будь у костра кто-то из наших, я бы почувствовал. Придётся тебя наказать. Гладиатор, ассеан!

Заскрипел снег. Шумное дыхание приблизилось. Надо мной навис едва различимый собачий силуэт. Из пасти зверя несло разогретым металлом. Что-то тёплое капнуло мне на щёку.

– Гал, постой! – умоляла рунари. – Хватит смертей!

Щёлкнула плеть. Девчонка вскрикнула, словно раненая птица. Я попытался встать, но пёс поставил мне лапу на грудь. Наклонившись, он облизал мне лицо. Меня передёрнуло, но желудок был пуст. Блевать было нечем.

– Ты уже видел Гладиатора в действии, – донёсся до меня голос Галеаджа. – Ваш боец был хорош. Это его ты назвал братом Без Ножен? Хотя нет, вряд ли… Думаю, он справился бы с братом. Но не с этим псом. Их мы вывезли с Берники.

Значит, Берника уже во власти рунархов. Джассер приближался. Похоже, он мнит себя полубогом, способным справиться с чем угодно. Будем надеяться, что это так.

– Расскажи правду. Как ты собрал изгоев? Кто ты?

Из пасти Гладиатора вновь что-то капнуло. Я ощутил на губах острый вкус «валкирианы» – флотского боевого коктейля из стимуляторов. Меня разобрал смех.

– Чему ты смеёшься, изгой?

– Да так, – отвечал я, приподнимаясь. В этот раз пёс не стал мне мешать. – Вспомнилась одна старая шутка.

Я обнял зверя за толстую шею, зарываясь лицом в короткую тёплую шерсть. Запах разогретого металла, такой несвойственный собаке, стал сильнее.

Всё, хватит.

Хорошо, что ты вернулся, Симба.

– На кого ты охотишься, Галеадж? – спросил я. – Хочешь увидеть Искомую Зверь? Вот она!


Всё кончилось в считанные секунды. Я не успел даже уловить, что произошло. Визг и лай псов, щёлканье плети. Протей словно взорвался. Я успел лишь крикнуть: «Не трогай!», когда он напал на рунари.

Трупы овчарок темнели на изгаженном кровью снегу. Над ними курился пар. Скоро тела собак остынут и превратятся в лёд.

Боль уходила из тела, и я вновь начал видеть в темноте. Симба принял облик мантикоры. Мышцы заиграли под зеркальной шкурой. Крылья встопорщились, как у бойцового петушка перед хорошей дракой.

– Симба… Зверюга ты этакая… – Я прижался щекой к мускулистому боку. – Где же ты пропадал?

Протей замурлыкал от удовольствия. В моём сознании замелькали обрывочные картины: снега, антигравы, перепуганные люди в мундирах. Разбойничал, значит.

Когда из-за деревьев появились окраинники, протей зарычал. Я успокаивающе погладил его по гриве:

– Свои, Симба. Пропусти их.

Изгои застыли в нерешительности. Ещё бы: гигантская туша протея (и как он в облике Гладиатора помещался?), трупы собак. Бывшая Мать Костей плачет у тела коменданта. Я махнул рукой:

– Всё в порядке. Подходите.

Дмитрий Эстокович сделал жест, будто пытался снять очки:

– Госссподи, – с отвращением пробормотал он. – Вечно то одно, то другое… И трупы, трупы…

– Кто это с тобой? – спросил Джассер.

– Земной протей, морф мантикора. Мой корабль.

Рунарх обошёл Симбу по широкой дуге. Ничего не говоря, двинулся к плачущей рунари.

– И эта сучка здесь, – Гибкая Тири сплюнула. – Тварь! Уродина!

– Помолчи, – бросил ей Джассер. – Ты тоже не стала Матерью Костей. Хозяйка Прайда отвергла тебя.

Гибкая Тири втянула сквозь зубы воздух. Глаза её стали белыми от бешенства. Прикоснувшись к её душе, я понял, что сейчас рунари заплачет. Или бросится на Джассера с кулаками.

Брат Без Ножен обменялся с бывшей невестой коменданта несколькими фразами на рунархском. Я поразился тому, как мягко звучал его голос. Никак не угадаешь, что таится в человеке. Или рунархе.

– Джелиннахан, – объявил он, обернувшись к душепийце. – Ты мерзавец и негодяй. Впрочем, я всегда знал это. Когда окажемся в безопасности, я вызову тебя на дуэль.

– Блаародно как, – фыркнула Торнадя, подходя к протею. – Черная речка. Погиб рунарх, невольник чести. Андрюша, его можно погладить?

– Можно. Только он любит лизаться.

– Это ничего, это ладно. Ой, симпатяшка… А можно его за ушком почесать?

Всё ясно. Симба попал в хорошие руки. Я подошёл к хмурому, как туча, Джассеру. Рунарх вновь спросил что-то у Матери Костей, и та ответила.

– Весенняя Онха знает, где стоит комендантская бирема. Она готова провести нас. Правда, у корабля охрана. Придётся сражаться.

– Джассер, нам не нужна бирема. У нас есть протей.

Девчонка вновь заговорила. Брат Без Ножен выслушал её с напряжённым вниманием, а потом сообщил мне:

– Ничего не выйдет. У мантикоры запросят пароль, едва корабль покинет ионосферу. Карта с паролями у Галеаджа с собой. Но вряд ли протей её расшифрует.

– А это мы сейчас проверим. Давай карту.

Рунархи обменялись короткими фразами. Девушка закрыла глаза и отвернулась. Джассер обшарил мундир коменданта. Список паролей нашёлся в нагрудном кармане, между личным мем-чипом и стереографией, изображающей Весеннюю Онху с огромным букетом ирисов в руках. Стереографию Джассер отдал мне.

– Спрячь, – попросил он. – Ты чужак, так что лучше пусть у тебя.

Я кивнул и отправился к протею:

– Симба, фас. Нюхай, ешь!

Протей обнюхал карточку с паролями, а потом слизнул её с моей ладони. Послышалось довольное чавканье.

– Всё в порядке, – сказал я Джассеру. – Теперь он знает пароли.

– Значит, загружаемся, – ответил тот.

– Не так быстро. Я не могу управлять протеем, не соединяясь. А значит, один из вас лишний. И надо решить кто.

– Не надо решать, – отозвался Джелиннахан. Он кривенько усмехнулся: – Дуэли с братом Без Ножен мне не пережить… А вам не очень приятно будет касаться души мертвеца. Что надо сделать?

– Просто скажи: «Я отвергаю тебя, срединник Андрей Перевал. Я отвергаю всех». Остальное я сделаю сам.

Это была ложь. Я могу выбросить из своей души любого, ничего от него не требуя. Но мне хотелось, чтобы душепийца сам произнёс эти слова.

– Я отвергаю тебя, срединник Андрей Перевал, – объявил Джелиннахан. – Отвергаю вас всех.

Вот и всё. Место Джелиннахана занял Симба.

– Загружаемся на протея, – приказал я. – Каждый должен подойти к нему и посмотреть в глаза. После этого он перенесёт вас в своё внутреннее пространство.

– Перенесёт?

– Да. Вы должны будете позволить ему.

Окраинники переглянулись. Джассер протянул руку Весенней Онхе. Я мысленно с ним согласился: оставлять рунари в лесу нельзя. Лишние свидетели ни к чему.

И лишние смерти тоже.


Глава 7. Я сажусь на «Погибельный Трон»


У каждого протея есть внутреннее пространство, в котором размещаются двигатели, реакторы, навигационная часть, жилые каюты. Не спрашивайте, где оно находится. Дело попахивает чертовщиной и, может быть, даже пятым измерением. Протей-левиафан снаружи размером с кита. Но внутри него умещается целый город.

За годы беспризорной жизни Симба одичал. Куда девались салоны класса люкс? Бордовые ковровые дорожки, чёрное дерево перил, инкрустированные перламутром мембраны входов?

Мы сидели на полу в небольшой меловой пещерке. Ни экранов, ни кресел. Пульта управления тоже нет. А мне нужен руль. Ещё Воннегут писал, что без кнопок «вкл.» и «выкл.» пилот чувствует себя неуютно.

– Симба, – позвал я. – Где мы?

– Всё в порядке, хозяин, – отозвался голос корабельного коммуникатора. – У меня запросили пароли на четырёх постах. На последнем дежурный поинтересовался, почему мы не охотимся.

– А ты?

– Я ответил, что Винджент передумал и в последний момент решил участвовать в Охоте, – продолжал протей.

– Винджент? Кто такой Винджент?

– Неважно. – Мне показалось, что программа хихикнула. – Пока я жил в снегах, я многому научился. Взломал коды, с помощью которых рунархи переговариваются. Они хреновые конспираторы, хозяин. Лионесские разведчики опаснее.

Я расслабился. Значит, протей зря времени не терял.

– Симба, кто такой Винджент?

– Гранд-туг. Командующий флотом.

Ясно. Я закрыл глаза. Джассер и Весенняя Онха о чём-то спорили на рунархском. Потом к ним присоединилась Гибкая Тири. В их интонациях ощущалась угроза. Всё-таки чужой язык загадка.

Как всегда бывает после сильного психического и физического напряжения, на нас навалилась усталость. Действие коктейля NP-46 (в просторечии «валькирианы») закончилось, и я еле волочил ноги. А ведь нам ещё предстояло высадиться на «Погибельном Троне».

– Пойдём, – сказала Асмика. – Я знаю, где жилые отсеки. Они, правда, больше двух лет в консервации, но это ничего. Мы их запустим, и всё будет в порядке.

– Рунархи оставили на станции работающую автоматику?

Психоморф пожала плечами:

– Это в их духе. «Погибельный Трон» трижды переходил из рук в руки. Последнее сражение было особенно жестоким. Братья Без Ножен вырезали весь гарнизон. Всё оружие было демонтировано или защищено ловушками. Системы дальней связи обезврежены. А жилые блоки ни для кого опасности не представляют.

Да, конечно. Раса, которая никогда ни с кем не воевала, может позволить себе быть беспечной. Люди взорвали бы станцию, чтобы не мозолила глаза. А рунархи не любят ничего разрушать.

Но странно: откуда Асмика знает о боях на «Погибельном Троне»? Она же была на Лангедоке. В концлагере.

Протей высадился возле пусковых шахт, откуда стартовали малые корабли: катботы и шлюпы. Внутрь «Погибельного Трона» он отказался заходить, сославшись на то, что «есть дела». Мне пришлось остаться, чтобы выяснить, в чём дело.

Оказалось, он решил создать инфофантома комендантской биремы: пакет данных, имитирующий в флотских сетях передвижения корабля. При нынешнем развитии стелс-технологий сторожевые посты больше доверяли тахиопереговорам, обмену паролями и кодами, чем тому, что показывали радары. Начало этому парадоксу было положено в двадцатом веке. Предприимчивый делец мог перегнать через материк существующий лишь на бумаге состав с нефтью и получить за него вполне реальные деньги.

«Всё в порядке, хозяин, – передал мне протей. – Иди. Я скоро вас догоню».

Я отправился вслед за Асмикой. Размеры станции впечатляли: не Гавань конечно, однако «Погибельный Трон» был в несколько раз крупнее «Авалона». Километров семь-девять в диаметре. Рунархские бомбардировки превратили его в подобие эшеровской головоломки; металлопластиковая броня вытекла и застыла причудливыми фигурами.

Застывший Солярис. Симметриады и асимметриады.

Я двинулся к шахтам. Гравитация в космических сооружениях играет с людьми дурную шутку. Её вектор выползает куда угодно; в давно покинутых станциях любая мало-мальски плоская поверхность самопроизвольно становится полом. Поэтому я не удивился, когда, подпрыгнув, рухнул на потолок. Стены притягивали меня с равной силой: едва я терял равновесие, как меня шатало вбок. Дважды мне приходилось падать на стену – это чертовски неприятно.

Балансируя, как заправский канатоходец, я пробежал по коридору. Где находятся окраинники, я знал. Непонятно было лишь, как до них добраться.

Помог случай: едва не свалившись в шахту, я заметил на аварийном подъёмнике салатовую искру. Среди чёрных глянцевых тел платье Весенней Онхи выделялось очень ярко.

– Эй, стойте! – позвал я. Никто не обернулся. Тогда я хлопнул по бедру, активизируя связь. Завибрировало защитное поле, которым протей облил каждого из нас, выпуская в свет. То бишь в открытый космос. В такт ему запульсировали «поля-близнецы».

– Андрей, поднимайся, – крикнула в ответ Гибкая Тири. – Здесь восходящий поток. Он тебя удержит.

Законный вопрос – «поток чего?» я придержал при себе. Рунари не владела ситуацией. Шахта запустила программу по самоочистке. Этот восходящий поток на деле не что иное, как силовой транспортер, который утягивает наверх мусор. Где-то там располагается утилизатор, в котором пыль, песок, камешки, использованные носовые платки и потерянные очки превращаются в абстрактную материю.

Вообще-то он должен работать мощнее. Разбаловался без людей.

Я прыгнул в поток. Меня потащило вверх, да так резво, что я забеспокоился. У площадки, на которой столпились мои окраинники, поток слабел. Джассер схватил меня за руку и вытащил из шахты.

– Здесь должен быть лифт, – уверенно сказала Асмика. – Если нам повезёт и он работает – мы окажемся в жилой зоне. Если нет, придётся прогуляться.

Нам не повезло: лифт не работал.

Потом ещё раз не повезло.

И ещё.

А потом вдруг попёрло. Всё-таки «Погибельный Трон» огромен. Полностью его разгромить никаких рунархов не хватит. Мы нашли движущийся коридор. Тут появился Симба. Он ничего не сказал, лишь снял рунархскую трансформ-мину у входа.

О подобных сюрпризах нас должен был предупреждать Велиаджассен. Он бледнел и краснел. Клялся, что вовсе не думал нас подвести, просто после охотничьей ночи у него темнеет в глазах.

Всё понятно. Люди устали. Один Джассер держался молодцом: попадись нам одичавшие десантники или рунархские стрелки, он бы нас защитил. Всем остальным давно было пора на боковую.

Скоро отыскалась жилая зона. Асмика ввела в сервис-блок команду на распаковку жилых модулей. Привалившись к стене, мы ждали, чем кончится дело.

Мягко загудели сервомоторы в стенах. По полу прокатились волны самоочистки. Где-то захлопали створки и птичьими голосами защебетали ремонтные сентиботы.

Мне пришло в голову, что если я их слышу, не касаясь головой стены, значит, появился воздух. Через переборки звук передаётся иначе. Вектор гравитации выровнялся; пол стал полом, а потолок – потолком. Раскрылась мембрана в стене, и приятный баритон сервис-коммуникатора объявил:

– Приветствую вас на борту «Погибельного Трона», господа. Ваши полномочия подтверждены. Запрос на идентификацию выполнен. Добро пожаловать!

Я посторонился, пропуская Асмику:

– Прошу вас, сударыня.

– Благодарю, сударь.

Чинно, словно аристократка на балу, Асмика вошла в жилую зону. За ней наши рунари, Торнадя, потом Дмитрий Эстокович. Я шёл предпоследним. Протей остался в арьергарде. Он съёжился до размеров лесной рыси и отрастил камуфлирующую шкуру. Чеширский кот, только неулыбчивый.

Распакованный модуль строился по принципу коммунальной квартиры. Он включал в себя десять жилых кают, кухонный отсек, кают-компанию и два санитарных блока. Робоэскулап и сервисные сентиботы располагались в помещениях, которые мы окрестили кладовками. Модуль создавался с нуля, так что никаких сюрпризов здесь быть не могло. Я подключил протея к инфосети. Теперь можно было не опасаться нападения извне.

Какое наслаждение – избавиться от надоевшей спрей-шкуры. Я влез в синий спортивный костюм из синтет-льна и побежал занимать очередь на помывку. Почему-то душевые кабинки в каютах не работали.

В коридоре меня перехватила делегация рунархов. Джассер, Джелиннахан и друг автоматов.

– Ты помнишь мою клятву, срединник? – спросил Джассер. – Настало время её исполнить.

– Прямо сейчас?

– Да.

Я вздохнул:

– Джассер, ты скотина. Он на ногах почти не держится. А ты – брат Без Ножен. Это честно, по-твоему?

Как оказалось, честно.

– Господь лишил меня сил перед дуэлью, – ответил душепийца. – Это ли не высшее проявление его мудрости?

– Не стоит мешать богу, – поддержал Джассер. – Андрей, скажи зверю, чтобы выпустил нас. Мы будем сражаться в пустых коридорах, чтобы не осквернять жильё кровью.

– Идиоты. А он-то вам зачем? – я ткнул пальцем в грудь Велиаджассена. Коротышка побелел от унижения.

– Секундант.

– Идите.

Я приказал Симбе открыть шлюз. В конце концов, душепийца сам того хотел. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– Симба, проследи за ними, – приказал я. – Что-то с этими шутами неладно.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Рядом стояла Асмика, загадочно улыбаясь. Прижав палец к губам, она указала глазами на шлюз:

– Я хочу посмотреть рунархскую дуэль. Выпустишь меня?

Я махнул рукой. Семь бед – один ответ. Но Симбе придётся вертеться, чтобы уследить за всеми.


На станции царили уют и безмятежность. Месмер и кинетик спали. Торнадя объясняла юным рунари, как пользоваться ванной:

– …вот полотенце, – донеслось до меня. – Вымоешь голову, обмотаешь вот так и так.

– Зачем? – поразилась Ллиу-Лли.

– Чтобы получилась чалма из полотенца.

– Зачем?

– Что «зачем»? Так надо. Так все делают.

– Госпожа, я не понимаю. Это что, ритуал хорошей погоды?

Белая Ллиу-Лли взяла шефство над бывшей Матерью Костей. Они даже халатики выбрали одинаковые: белый и одуванчиковый.

– Так надо, малышки. Идите, вымойтесь хорошенько, – Торнадя по-матерински расцеловала своих подопечных. – Лёгкого вам пара.

Рунари послушно отправились в санитарный блок. Счётчица грустно смотрела им вслед.

– Торнадя, – окликнул я её.

– Аюшки?

– Что ты им сказала? О паре?

– Это для женщин, Андрюша. Старинное напутствие перед мытьём.

– И что оно означает?

– О-о, дружок, тут хитро всё. «Пар» – это уважительное от слова «парень». Не паренёк, не парниша, не парничок какой. Серьёзный человек. Тот, с кем можно стать парой.

– Хм… Помню. «Пашня под паром». А лёгкий?

– Лёгкий – значит, на характер лёгкий, покладистый.

Интересно. Какое знание лингвистики. А ведь всего лишь счётчица.

Торнадя взяла меня за руки.

– Беда у младшенькой, сердцем чую. Дружки её молчат, да я вижу. Что-то они с нею сделали нехорошее. Ты помоги ей, Андрюша, ладно? Ничего не обещай – просто помоги, если сможешь.

– Хорошо. – Я не удержался, спросил: – Торнадя, а как тебя по-настоящему зовут?

– Торнадей и зови, – улыбнулась она. – Чем плохое имя?

– Тяжело быть счётчицей?

– Ох, Андрюша… Умным это горе горькое, хуже не придумаешь. Умным бабам всегда тяжело. А я – Торнадька-дурочка. Чего с меня взять?

Уходя в свою каюту, она обернулась:

– За Асмикой приглядывай и Томом. У них своя игра. Тебе в ней не поздоровится, понимаешь?

И ушла в свою каюту. Ничего нового она не сказала. Что Асмика темнит, я давно догадываюсь. У меня девять окраинников, и каждый – загадка.

Я похромал в кают-кампанию. Порка кинетической плетью даром не прошла: я еле волочил ноги. По пути я заглянул во второй санблок. За дверью шумела вода, и Асмика напевала какую-то восточную песенку. Уже вернулась, оказывается.

Интересно, когда? Скорее всего, Джассер её заметил и прогнал обратно в модуль.

В кают-компании я оказался не один. За столиком сидела Гибкая Тири. С первого взгляда было ясно: плохо ей. Она даже не переоделась – просто накинула поверх спрей-комбинезона уродливый балахон и всё.

– Можно с тобой посидеть? – спросил я.

Рунари вздохнула и чуть отодвинулась, давая мне место. Глаза её покраснели. На щеках поблескивали мокрые дорожки от слёз.

– Ученица ещё не знает? – спросила она.

– О чём?

– О Джелиннахане.

– Пока нет. Когда Джассер уходил, они с Весенней Онхой отправились мыться.

– Бедная девочка… Я всегда желала ей добра. Весенняя Онха была очень талантлива.

– Талантливей Белой Ллиу-Лли?

Тири отвернулась.

– И поэтому ты натравила на Весеннюю Онху Джелиннахана.

– Тебе этого не понять. Ты варвар.

Варвар так варвар. Сейчас меня волновало другое.

– Весенняя Онха – спросил я, – кто она? Девчонка говорит, будто ты можешь рассказать о начале войны.

Ловушка была построена грубо, но Тири попалась.

– Она знает не меньше меня. Джассер её дядя. У них не было секретов друг от друга.

– Джассер?

Рунари продекламировала:

Просторно Вдове из Виндзора,Полмира считают за ней.И, весь мир целиком добывая штыком,Мы мостим ей ковер из костей(Сброд мой милый! Из наших костей!).Не зарься на Вдовьи лабазы,Перечить Вдове не берись.По углам, по щелям впору лезть королям,Если только Вдова скажет: «Брысь!»(Сброд мой милый! Нас шлют с этим «брысь!»).Мы истинно Дети Вдовицы!От тропиков до полюсовНашей ложи размах. На штыках и клинкахРитуал отбряцаем и зов(Сброд мой милый! Ответ-то каков?)!

Я ждал, что будет дальше.

– У Хозяйки Прайда много обликов, – продолжала рунари. – И Вдова, и Мать Костей, и Дева у моря. Ковёр из костей – священный символ, который открывается лишь немногим посвящённым Хозяйки. Ваш посол не имел права говорить об этом.

– Он всего лишь читал стихи. Написанные бог знает когда. И не о Хозяйке Прайда, а о…

– Знаю. О вашей королеве. Но Джассер – поэт. Эти слова уязвили его. Он увидел в них свою судьбу и судьбу всех рунархов.

– Значит, Джассер и есть тот самый Брат Без Ножен, случайно оказавшийся рядом с послом.

– Андрей, не надо об этом. Мне больно. Честно.

– Тебе больно… На Лангедоке погиб Дэн. Он тоже был поэтом. Хуже Джассера, лучше – кто знает?.. Пёс загрыз девчонку. У неё всё было впереди. Она могла влюбиться, могла прожить счастливую и светлую жизнь. А хотя бы и нет, пусть тёмную и тоскливую… но сейчас есть лишь обглоданные кости в снегу.

– Замолчи! Замолчи! Замолчи!! – завизжала Тири, закрывая уши ладонями. – Я не хочу этого слушать!

– Нет, послушай! – Я схватил её за руку. – Скажи, что такого знал Джемитин? Ради чего он погиб?

– Я не знаю. – Гибкая Тири смотрела на меня с ужасом. – Андрей, честно, я ничего не знаю! Но я могу помочь. Мы разговаривали с Весенней Онхой, и она рассказала последние новости Тевайза. Всё изменилось. Скажи, насколько сильны твои обязательства перед Первым Небом?