"Художник, спускающийся по лестнице" - читать интересную книгу автора (Стоппард Том)Сцена 6Битчем Мартелло. Он бесподобен, Ваше Величество! Доннер. Прекрасный скакун! Почему бы не дать ему передохнуть? Битчем. Мышонок сегодня как-то по-особенному тих. Тебе следовало потратиться на коня. Ехать верхом – это совсем иное дело. Честно говоря, у меня никогда раньше не было столь беззаботного настроения. Когда мы станем знаменитыми и болтливыми старцами и вся наша жизнь будет посвящена ретроспекции и ретроспективным выставкам, я хочу чтобы сегодняшний день так и оставался самым ярким воспоминанием в моей жизни… Доннер. Черт, не припомню такой жарищи… а тут еще эти мухи… Мартелло. Докуда? Доннер. Откуда мне знать? Битчем. Следующий вопрос: как художник может оправдать себя в глазах общества? Какова его роль? Зачем он существует?… – Доннер, зачем ты пытаешься стать художником? Доннер. Говорят, что художники каждый день видят обнаженных женщин. Битчем. Доннер сегодня циничен. Доннер. Я еще ни разу не видел обнаженной женщины, а если я ничего не поменяю в своей жизни, то никогда и не увижу. К сожалению, мои родители – помещики и живут в деревне. Битчем. Забавные рассуждения, но вряд ли это имеет отношение к делу. Итак, повторюсь, каким образом художник может оправдать себя в глазах общества? Мой ответ: никак не может, а посему ему следует перестать изводить приличных людей в попытках удовлетворить это свое тщеславное и эгоистичное желание. Художник – это просто баловень судьбы. И ничего больше. Возьмите произвольно любую тысячу человек, и среди них всегда найдутся девятьсот, которые работают кое-как, девяносто, которые добиваются определенных результатов, девять настоящих мастеров своего дела и один тип, который живописует труд остальных девятисот девяноста девяти. Тпру, мой мальчик, тпру! Доннер. Да заткнись ты! Битчем. Я до сих пор не придумал, как его назвать. Мартелло. Мне пришла в голову великолепная идея. Доннер. И мне. Мартелло. Я должен написать портрет… нечто вроде идеала женской красоты, основанного на Песни Песней царя Соломона. Битчем. Ничего в голову не приходит… Доннер. Мартелло. Ты же был в восторге от идеи пешего похода, Мышонок. Доннер. Ну, я не стану утверждать, что поход мне совсем не понравился. В частности, мне понравился тот этап, когда мы планировали маршрут, сидя дома у камина с картой Франции на столе и с чашками горячего шоколада в руках. Если вы помните, мы решили, что будем делать небольшие переходы от одной очаровательной деревушки до другой… отправляться в путь каждое утро после простого завтрака на террасе, увитой виноградной лозой, выбирать живописную тропинку и идти по ней через сельскую местность, время от времени преодолевая вброд весело журчащие ручьи, отдыхать в полдень под сенью деревьев, устроив пикник, а потом, после короткого освежающего сна и неутомительного перехода, останавливаться на ночлег на уютном постоялом дворе… принять горячую ванну, позволить себе плотный ужин, после которого можно выкурить трубку в пивной среди гостеприимных местных жителей, а затем, почитав при свечах занимательную книгу, предаться крепкому сну без сновидений… Битчем Доннер. Заткнись, Щелчок! День напролет меня грызут чертовы французские мухи, а по ночам их сменяют комары. Я чуть не утонул, пытаясь преодолеть вброд весело журчащий ручей, гостеприимные аборигены украли почти все наши деньги, так что уже третий день подряд мы спим под открытым небом, от провизии осталась только половинка кокосового ореха, а что касается живописных тропинок… Боже, вот они снова едут! Битчем. Спокойно, спокойно… молодец… Мартелло. Знаешь что? Уступи Мартелло своего коня. Битчем. Ни за что. Этот конь верит только в меня. Какое великолепное животное! У меня за жизнь перебывало девять лошадей, считая с моего первого пони, но ни один не стоил и волоска вот этого… Надежен на все сто, послушен и неутомим. С ним время в пути летит как стрела. Так как же мне его все-таки назвать? Доннер. Где мы, Банджо? Ты в курсе? Мартелло. Более-менее. Доннер. Так где же мы? Мартелло. Имеет место некоторое расхождение между картой и тем, что было написано на последнем дорожном знаке. Доннер. Я не видел ни одного дорожного знака с самого утра. Такое ощущение, что кто-то их нарочно повыдергивал. Битчем. Спокойно, спокойно… Доннер. Ради всего святого, Битчем, выкинь ты наконец этот чертов кокос! Битчем. Кокос!.. Неплохое имя. Но все-таки в нем чего-то не хватает. Вот, к примеру, Наполеон – назвал бы он своего коня Кокосом?… Кстати, Наполеон… тоже неплохое имя. Доннер. Кроме того, чем дальше, тем более очевидно, что нам следовало остаться дома хотя бы из-за напряженности в международных отношениях. Мартелло. Из-за чего? Доннер. Из-за войны. Мартелло. Из-за какой войны? Неужели ты веришь во всю эту чушь? Войны не будет. Доннер. Мы повстречали уже четвертую колонну военной техники за сегодняшний день, и мы уже целую неделю не заглядывали в газеты. Мартелло. Французы вечно поднимают шум по всяким пустякам. Доннер. Это были не французы, это были немцы. Мартелло. Чушь! Доннер. Нет, нечушь. Мартелло. Где эта чертова карта? Щелчок, это были французы или немцы? Битчем. Не знаю, Банджо, автомобили все один на другой похожи. Мартелло. Я говорю о солдатах в автомобилях. Доннер утверждает, что это были немцы. Битчем. Как он это понял? Мартелло. Как ты это понял, Доннер? Доннер. По форме. Мартелло. Ах, по форме. Все равно не поднимай паники. Они ехали в противоположную сторону. К тому времени, когда они доберутся до Парижа, мы уже окажемся в Швейцарии. Доннер. Неужели ты всерьез рассчитываешь добраться пешком до Швейцарии? Ты спятил, Мартелло! Мартелло. Наверное, где-то неподалеку добывают камень. Битчем. Спокойно, Наполеон, вот умница… Донн ер. Битчем тоже спятил. Битчем. Я понял! Я назову его Десятым Битчема! Он будет призрачной кавалерией, изменяющей ход военных действий – вот он, мгновение – и его нет! – он атакует и тут же исчезает, его ржание уносится ветром, он не оставляет следов: все, что вы слышите, – это стук копыт по пустой дороге. Это не физический конь, это конь метафизический! Патафизический! Апокалиптический, стукокопытческий Десятый Битчема – смотрите и любуйтесь! Мартелло. Боже святый! Доннер. Ну, теперь-то вы мне поверили? Это была немецкая кавалерия. Битчем. Он прав. Мартелло. Мы зашли слишком далеко на восток Только не надо нервничать. Господи, до чего же мы дожили – нельзя спокойно по Европе прогуляться! Вперед! Я вижу, что дорога расходится в разные стороны. Если верить солнцу, то нам направо, в Швейцарию. Не обращайте внимания. Доннер. Глядите, что там происходит? Мартелло. Где? – А, это… Какие-то люди копают канаву. Битчем. Это солдаты. Мартелло. Во Франции солдаты, как правило, все время копают канавы. И в Германии тоже. Главное – не обращать на них внимания. Битчем. А почему канава такая большая? Мартелло. Правда? Ну, наверное, они собираются укладывать туда трубу. Битчем. По-моему, такие канавы называют траншеями. Мартелло. Главное – не обращать ни на что внимания. Доннер. Нас наверняка вышлют из страны. Остается только надеяться, что не заставят идти пешком. Мартелло. Лучше посмотри, как кругом красиво. Дорога идет в гору. Это хороший знак. Вперед, Битчем! Кстати, что стряслось с твоим Десятым? Битчем. Ох, как у меня болят ноги… Господи! Мартелло (громко и отчетливо). Добрый день! Битчем Доннер. Гутен таг! Пауза. Битчем Мартелло. Старина, в любом случае это нас совершенно не касается. Эти европейцы все время убивают друг друга из-за своих дурацких границ. Доннер. Как мы вернемся домой? Битчем. Поездом. Я телеграфирую, чтобы нам выслали денег. Доннер. Сомневаюсь, что поезда сейчас ходят! Битчем. Тогда пойдем на вокзал и будем ждать, пока они не начнут ходить снова! Доннер. Нас примут за шпионов… и расстреляют! Какая нелепость! Я не хочу умирать нелепой смертью! Битчем. Другой смерти на войне не бывает. Мартелло. Молчать! Вы рассуждаете как молокососы. Я старше вас, у меня опыта больше. Я внимательно следил за ситуацией в Европе и могу заверить вас, что войны не будет – по крайней мере в этом году. Вы что, забыли – мой дядя Руперт служит в Министерстве обороны. Когда пристрелили этого дурацкого эрцгерцога Фердинанда, то я спросил его. – «Дядюшка! Это война? Неужели из-за этого мне придется отложить поход, который мы с друзьями планируем с самой зимы?» «Мой мальчик! – ответил мне дядя Руперт. – Смело отправляйся в путь! Я лично заверяю тебя, что войны не будет, поскольку правительство Его Величества еще не готово к войне и нам потребуется не менее шести месяцев, чтобы собраться с силами и задать этим лягушатникам перца!» Доннер. Лягушатникам? Мартелло. «Можешь гулять смело и ни о чем плохом не думать, – сказал мой дядюшка Руперт, – а затем отправиться отдохнуть на воден-воден в Баден-Баден!», а моя тетушка прибавила к этому: «Может быть, это излечит тебя от этих идиотских творческих порывов, на которые ты тратишь столько времени и денег! Ты живешь в прекрасном и разумно устроенном мире, – продолжила моя тетушка, – и уж если тебе не терпится быть художником, так хоть рисуй что-нибудь прекрасное и разумное!» Что наводит меня на мысль… – это уже не тетушка, это я от себя говорю, – так вот, это наводит меня на мысль о моей будущей картине, о портрете прекрасной женщины, описанной в Песни Песней царя Соломона… Изображу я живот ее как круглую чашу, в которой не истощается ароматное вино; чрево ее – как ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца – как двух козлят, двоен серны; шею ее – как столп из слоновой кости; глаза ее – озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос ее – как башню Ливанскую, обращенную к Дамаску… О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… Напишу я губы твои, как ленты алые, и уста твои любезные; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими… |
||
|