"Убийство в Вене" - читать интересную книгу автора (Силва Дэниел)

8

Вена

Габриелю никогда не нравились венские кафе. Было что-то в царившем там запахе – застоявшегося табачного дыма, кофе и спиртного, – вызывавшее у него отвращение. И хотя по природе он был человек тихий и спокойный, ему не нравилось подолгу сидеть без дела, теряя драгоценное время. Он не читал на людях, опасаясь старых врагов. Кофе пил только утром, чтобы проснуться, а от жирных десертов его мутило. Остроумные беседы докучали, а разговоры других людей, особенно немецких псевдоинтеллектуалов, доводили чуть не до безумия. Адом для Габриеля было бы сидеть в комнате и слушать дискуссию об искусстве, которую вели бы люди, ничего в нем не понимающие.

Он больше тридцати лет не был в кафе «Централь». Здесь, в этом кафе, проходил последний этап его обучения у Шамрона, оно было порталом между жизнью до работы в службе и нереальным миром, в который он вступил потом. В конце периода тренировки Шамрон придумал еще один тест, чтобы проверить, готов ли Габриель. Его выбросили в полночь из машины на окраине Брюсселя без документов и без единого сантима в кармане и велели на другое утро встретиться с агентом в Амстердаме в «Лейдсеплейне». Габриель выкрал деньги и паспорт у американского туриста и утренним поездом сумел туда приехать. Ждавшим его агентом оказался Шамрон. Он забрал у Габриеля паспорт и оставшиеся деньги и велел быть на другой день в Вене в другой одежде. Они встретились на скамейке в Штадтпарке и пошли в кафе «Централь». За столиком рядом с высоким арочным окном Шамрон дал Габриелю билет на самолет в Рим и ключ от шкафчика в аэропорту, где он найдет «беретту». Двумя ночами позже в вестибюле многоквартирного дома на пьяцца Аннабальяно Габриель совершил свое первое убийство.

Тогда, как и теперь, когда Габриель вошел в кафе «Централь», лил дождь. Он сел на обитую кожей банкетку и положил на круглый столик кипу немецких газет. Он заказал «Шлагоберс» – черный кофе со взбитыми сливками. Его принесли на серебряном подносе вместе со стаканом ледяной воды. Габриель развернул первую газету – «Ди Прессе» и начал читать. Главное место занимал взрыв в «Рекламациях за период войны и справках». Правые требовали более строгих мер против иммигрантов, чтобы арабские террористы и прочие смутьяны не могли пересекать австрийские границы.

Габриель прочитал первую газету. Заказал еще один «Шлагоберс» и раскрыл журнал под названием «Профиль». Он окинул взглядом кафе. Оно быстро наполнялось венскими служащими, заходившими после работы по дороге домой выпить кофе или спиртного. К сожалению, ни один из них даже отдаленно не напоминал Людвига Фогеля, каким его описал Макс Клайн.

К пяти часам Габриель выпил три чашки кофе и начал отчаиваться когда-либо увидеть Людвига Фогеля. Тут он заметил, что официант, стоя у бара, взволнованно потирает руки и переминается с ноги на ногу. Габриель проследил за его взглядом и увидел пожилого джентльмена, входившего в кафе, – «Австриец старой школы, если вы понимаете, что я имею в виду, мистер Аргов». «Да, понимаю, – подумал Габриель. – Добрый день, герр Фогель».

Официант помог Фогелю снять пальто и проводил его к столику, стоявшему всего в двух-трех футах от Габриеля. Волосы у Фогеля были почти совсем седые, довольно редкие и прилизанные, а глаза такие голубые, каких Габриель никогда не видел. Рот маленький и крепко сжатый; одежда – дорогая, и он элегантно носил ее: серые фланелевые брюки, двубортный блейзер, темно-бордовый галстук с широкими концами.

– Что сегодня будете пить, герр Фогель?

– «Айншпеннер», Карл. Больше ничего.

Уверенно звучащий баритон, голос, привыкший отдавать приказания.

– Не соблазню ли я вас «Захерторте»? Или яблочным штруделем? Они сегодня совсем свежие.

Фогель устало покачал головой – раз налево, раз направо.

– Не сегодня, Карл. Только кофе.

– Как вам угодно, герр Фогель.

Фогель сел за столик. И на расстоянии двух столиков от него тотчас сел его охранник. Клайн не упоминал про охранника. Возможно, не заметил его. А возможно, это было нечто новое. Габриель заставил себя опустить взгляд в журнал.

Сидели они далеко не идеально. Так уж получилось, что Фогель расположился прямо напротив Габриеля. Сиди Фогель немного под углом, Габриель мог бы наблюдать за ним, оставаясь незамеченным. Более того, охранник сидел как раз позади Фогеля, и глаза его ни минуты не оставались в покое. Судя по бугру с левой стороны пиджака, под мышкой у него было оружие в кобуре. Габриель подумал было пересесть за другой столик, но побоялся, что Фогель может что-то заподозрить, поэтому остался на месте и лишь изредка бросал поверх журнала взгляд на Фогеля.

Так продолжалось минут сорок пять. Габриель прочел все, что у него было, и снова принялся за «Ди Прессе». Он заказал четвертый «Шлагоберс». В какой-то момент он почувствовал, что за ним тоже наблюдают – и не охранник, а сам Фогель. Затем он услышал, как Фогель сказал:

– Чертовски холодно сегодня, Карл. А что, если выпить рюмочку коньяку, перед тем как уйти?

– Конечно, герр Фогель.

– И одну джентльмену за тем столиком, Карл.

Габриель поднял голову и увидел две пары глаз, изучавших его: маленькие тусклые глазки раболепного официанта и глаза Фогеля, голубые и бездонные. Его маленький рот был изогнут в сухой улыбке. Габриель не знал, как на это реагировать, и Людвиг Фогель явно наслаждался его замешательством.

– Я как раз собрался уходить, – сказал Габриель по-немецки, – но в любом случае очень вам благодарен.

– Как вам угодно. – Фогель посмотрел на официанта. – Я передумал, Карл, я, пожалуй, тоже пойду.

Фогель резко поднялся, и официант подал ему пальто. Фогель протянул официанту несколько банкнот, и тот поклонился чуть не до земли. А Фогель подошел к столику Габриеля.

– Я предложил угостить вас коньяком, потому что заметил, как вы смотрели на меня, – сказал Фогель. – Мы раньше встречались?

– Нет, не думаю, – пожал плечами Габриель. – И если я смотрел на вас, то это случайность. Я просто люблю смотреть на лица в венских кафе. – Он помолчал и добавил: – Никогда ведь не знаешь, с кем столкнешься.

– Не могу не согласиться. – Снова невеселая улыбка. – Вы уверены, что мы никогда прежде не встречались? Ваше лицо кажется мне очень знакомым.

– Я искренне в этом сомневаюсь.

– Вы в «Централь» человек новый, – уверенно произнес Фогель. – Я бываю здесь каждый день. Можно сказать, я лучший клиент Карла. Я знаю, что никогда прежде не видел вас здесь.

– Я обычно пью кофе в «Шперле».

– Ах, в «Шперле». Штрудель у них хороший, но, боюсь, стук биллиардных шаров мешает моим размышлениям. Должен сказать, люблю «Централь». Возможно, мы еще увидимся тут.

– Возможно, – уклончиво произнес Габриель.

– Тут часто бывал один пожилой мужчина. Примерно моего возраста. Мы иногда вели с ним чудесные беседы. Но вот уже некоторое время его нет. Надеюсь, с ним все в порядке. В пожилом возрасте все очень быстро может плохо кончиться.

Габриель снова пожал плечами.

– Возможно, он стал ходить в другое кафе.

– Возможно, – сказал Фогель. Затем пожелал Габриелю приятного вечера и направился к выходу. Охранник ненавязчиво последовал за ним.

Габриель увидел в окно, как к выходу подкатил «мерседес». Фогель, прежде чем опуститься на заднее сиденье, еще раз бросил взгляд в направлении Габриеля. Затем дверца за ним закрылась, и машина умчалась.

А Габриель еще с минуту посидел, прокручивая в мозгу подробности неожиданной встречи, потом заплатил по чеку и вышел в холодный вечер. Он понимал, что только что получил предупреждение. Понимал и то, что не может долго находиться в Австрии.

Американец последним вышел из кафе «Централь». Он постоял в дверях, поднимая воротник своего пальто от «Берберри», изо всех сил стараясь не быть похожим на шпиона, и проследил за тем, как израильтянин исчез на темной улице. Тогда он повернулся и зашагал в противоположном направлении. Интересный получился день. Фогель по-приятельски повел себя, – впрочем, это в его стиле.

Посольство находилось в Девятом округе – немало надо пройти, но Американец решил, что вечер достаточно хороший для прогулки. Он любил ходить по Вене. Это соответствовало его умонастроению. Ничего он так не хотел, как быть шпионом в городе шпионов, и всю свою молодость готовился к этому. Он научился немецкому от бабушки, а с советской политикой его познакомили самые блестящие умы Гарварда. После выпуска двери ЦРУ были открыты для него. Затем советская империя рухнула, и новая угроза возникла в песках Ближнего Востока. В новом Управлении свободное владение немецким и диплом Гарварда не имели большого значения. Сегодняшние звезды были людьми действия, которые могли существовать, питаясь червями и кореньями, и проделывать с каким-нибудь туземцем по сотне миль пешком, не жалуясь на такой пустяк, как стертые ноги. Американцу досталась Вена, но ожидавшая его Вена утратила свое былое значение. Она вдруг оказалась еще одним европейским болотом, глухим закоулком, местом, где можно спокойно закончить карьеру, но не начать.

Слава Богу, подвернулось дело Фогеля. Оно несколько оживило существование, хотя лишь на время.

Американец свернул на Больцмангассе и остановился у внушительного вида ворот. Морской пехотинец проверил его удостоверение и разрешил войти. У Американца была официальная крыша. Он работал в отделе культурных связей. Это лишь усиливало его ощущение непригодности. Шпион, работающий под прикрытием культурных связей с Австрией. До чего смешно!

Он поднялся в лифте на четвертый этаж и подошел к двери с комбинированным замком. За ней был нервный центр венской резидентуры ЦРУ. Американец сел за компьютер, включил его и отстучал краткую телеграмму в штаб. Она была адресована человеку по имени Картер, заместителю директора по операциям. Картер принадлежал к старой школе. Его отец был первопроходцем, он работал на Управление еще прежде, чем оно получило свое название. Он сражался с Россией, был бойцом «холодной войны». Американцу понравилось бы работать с отцом Картера в старом ЦРУ.

А Картер терпеть не мог телеграмм, содержащих болтовню. Он приказал Американцу просто добыть информацию. И Американец выполнил задание. Меньше всего Картеру нужен был рассказ шаг за шагом о мучительных испытаниях, какие Американец претерпел в кафе «Централь». Когда-то это могло звучать захватывающе. Но не теперь.

Поэтому Американец напечатал всего четыре слова: «Авраам вступил в игру» – и стал ждать отклика. Не желая терять время, он занялся анализом предстоящих выборов. Американец сомневался, чтобы это прочли на седьмом этаже в Лэнгли.

Звуковой сигнал оповестил, что пришло сообщение. Американец щелкнул «мышкой», и на экране появился текст:

Американец быстро отстучал:

Две минуты спустя:

Американец выключил компьютер. Отложил в сторону доклад о выборах. Он снова был в игре, по крайней мере на какое-то время.

Оставшуюся часть вечера Габриель провел в больнице. Маргерите, ночная сестра, заступила на дежурство через час после того, как он приехал. Когда врач закончил осмотр, она разрешила Габриелю посидеть у постели Эли. Она вторично посоветовала Габриелю говорить с ним и вышла из палаты, чтобы дать им несколько минут побыть наедине. Габриель не знал, что говорить, поэтому он пригнулся к уху Эли и зашептал ему на иврите про Макса Клайна, Ренате Хофманн, Людвига Фогеля… Эли лежал неподвижно, голова у него была забинтована, глаза завязаны. Потом в коридоре Маргерите призналась Габриелю, что никакого улучшения в состоянии Эли нет. Габриель еще час посидел в комнате для посетителей, глядя на Эли сквозь стекло, затем взял такси и поехал к себе в отель.

У себя в номере он сел к столу и включил лампу. В верхнем ящике нашел несколько листков гостиничной бумаги и ручку. Он на мгновение закрыл глаза и представил себе Фогеля, каким видел его днем в кафе «Централь».

«Вы уверены, что мы никогда прежде не встречались? Ваше лицо кажется мне очень знакомым».

«Я искренне в этом сомневаюсь».

Габриель открыл глаза и стал рисовать. Через пять минут на него смотрело лицо Фогеля. «Интересно, как он выглядел, когда был молодым?» Габриель снова взял ручку. Он сделал волосы гуще, глаза выразительнее, набросал чистое лицо без морщин и носогубных складок.

Довольный проделанным, он положил новый рисунок рядом с первым. И стал рисовать третий вариант – на сей раз в мундире со стоячим воротничком и в фуражке СС. Когда портрет был готов, Габриель почувствовал, как у него затекла шея.

Он открыл папку, которую дала ему Ренате Хофманн, и прочел название деревни, где у Фогеля был загородный дом. Нашел деревню на туристической карте, обнаруженной в ящике стола, затем позвонил в контору по аренде машин и зарезервировал машину на утро. Посидел, глядя на сделанные наброски, потом сжег их в умывальнике в ванной и смыл пепел.