"Крестный сын" - читать интересную книгу автора (Алесько С.)

X

Суд начался утром. Разбирательство по личному требованию главы государства было закрытым и проходило во дворце, а не в здании столичных Палат Правосудия. В небольшом зале, предназначенном для совещаний министров, присутствовали судья, по местным обычаям ведший весь процесс, а в особых случаях (таких, к примеру, как дело крестника Правителя) бравший на себя и функции обвинителя, свидетели, адвокат и с десяток высокопоставленных зрителей, представлявших общественность, среди которых находилась Ив. Судья в тяжелой темно-синей мантии восседал за большим овальным столом, на котором лежало несколько аккуратных стопок бумаг, и стояла чернильница с пером. Свидетели и зрители разместились на расставленных рядами стульях. Адвокату отвели место за маленьким столиком справа от судейского стола. Подсудимого ввели последним и поставили перед судьей. Слуга закона начал с зачитывания списка преступлений, включавшего разбой, грабеж, организацию преступного сообщества, убийство, похищение людей с целью выкупа и изнасилование.

— Подсудимый, признаете ли вы себя виновным? — спросил судья.

— Да, ваша честь, признаЮ по всем пунктам, кроме последнего, — ответил Филип и быстро добавил: — и еще хочу заметить: я не организовывал преступное сообщество, просто однажды встал во главе и дальше руководил по мере сил и возможностей.

— Это одно и то же. Думаю, без вашего чуткого руководства шайка никогда не достигла б тех высот, коим некоторые из нас были свидетелями.

— Да, ваша честь, пожалуй, верно, — согласился Филип, усмехнувшись. — Если попытаться объективно оценить ситуацию, среди тогдашних претендентов на место предводителя я был лучшим.

Судья неодобрительно покачал головой. В молодости он неплохо знал старшего герцога Олкрофта, в те далекие времена не так уж отличавшегося от своего сына во всем, что касалось острого словца и веселой шутки. К сожалению, судье чувство юмора всегда было чуждо, поэтому отец Филипа никогда не упускал случая подшутить над ним: его забавляла неадекватная реакция будущего слуги правосудия. Судья же затаил на герцога глубокую обиду и распространил свою неприязнь на всех представителей рода Олкрофтов.

— Подсудимый, отвечайте только на мои вопросы, избавьте присутствующих от необходимости выслушивать ваши комментарии, — несколько раздраженно сказал он.

— Да, ваша честь, — Филип опустил голову.

— Подсудимый, вы отрицаете обвинение в изнасилованиях?

— Конечно, ваша честь, особенно во множественном числе. Я ни одну женщину не взял силой.

— К сожалению, ни одна из них не пожелала этого подтвердить.

Филип демонстративно пожал плечами, гадая про себя, многих ли опросили судья и следователи.

— Ну что ж, ваша честь, можете писать в своих бумагах что угодно, но для собравшихся здесь я повторю: изнасилования — это не ко мне.

В зале, к неудовольствию судьи, раздалось несколько смешков. Затем заслушали показания свидетелей, опознавших Филипа как Жеребца. Последним выступил Правитель, рассказавший, как он узнал в пойманном разбойнике сына покойного друга, своего крестника, и решил дать тому еще один шанс при условии, что молодой человек останется при нем.

— И чем закончилась эта волнующая история? — полюбопытствовал судья.

— Подсудимый покинул столицу, после того как мы с ним серьезно поссорились, — не моргнув глазом, ответил Правитель.

— Вы не расскажете суду о причине ссоры, ваше величество?

— Нет, это мое личное дело, и оно не имеет никакого отношения к преступной деятельности. Хочу лишь сказать, что в ссоре я был виноват ничуть не меньше подсудимого.

И Филип, и Ив, услышав такое, с удивлением воззрились на Правителя, а тот уже рассказывал как крестник помог ему и его людям отбиться от разбойников.

— Подсудимый, у меня есть к вам несколько вопросов, — произнес судья, выслушав эту занимательную повесть.

— Да, ваша честь.

— Чем вы занимались, когда уехали из дворца после ссоры?

— Жил в лесу, ваша честь.

— Просто жили в лесу?

— Да. Охотился, добывая себе пищу. Можно сказать, вел жизнь отшельника.

— Очень интересно. — Судья недоверчиво смотрел на молодого человека. — Больше ничего об этом не расскажете?

— Нет, ваша честь, мне нечего вам поведать. Вряд ли вас интересуют рецепты приготовления мяса на углях или сведения о съедобных грибах.

В зале откровенно засмеялись. Судья не выдержал.

— Подсудимый, делаю вам второе предупреждение! И меня совершенно не удивляет ваше присутствие здесь. Зная вашего отца, можно себе представить, как он вас воспитывал, — судья с удовольствием наблюдал, как изменилось лицо молодого человека, но тут же испортил произведенный эффект. — Сумел научить вас лишь тому, что у самого лучше всего получалось: зубоскальству.

Филип от удивления перестал хмуриться.

— Ваша честь, прошу прощения, но вы его с кем-то спутали. Я от него никогда ни одной шутки не слышал.

Судья покачал головой и продолжил свои вопросы:

— Вы и ваши разбойники грабили только богатых. Это политическая программа?

— Ваша честь, — улыбнулся Филип, — это экономическая выгода. Зачем отнимать несколько последних монет у бедняка, в большей степени отягощая свою совесть, чем карман, если можно взять целый кошель золота у того, у кого таких еще много?

В зале опять послышались смешки. Судья решил смириться с ними как с неизбежным злом. Олкрофты, мать их…

— Хотите сказать, после грабежей совесть вас не мучила?

— В общем, нет, ваша честь, я же никогда не забирал у людей последнее.

— А жизни? Убивать-то вам приходилось?

— Приходилось, — Филип помрачнел. — Но я всегда убивал в честном бою, если, конечно, это может служить оправданием…

— Не вижу разницы. Убийство есть убийство, — продолжил тему судья, видя, что хоть как-то смог поумерить веселье наследника герцога Олкрофта.

— В бою я рисковал своей жизнью, вот и вся разница, ваша честь. И моих людей убивали. Здесь все зависит от умения владеть мечом.

— Умение не поможет, если есть численное превосходство.

— Когда нас было больше, никто и не пытался нам сопротивляться.

— Вы знали, что в карете Правитель, когда решили помочь?

— Нет, ваша честь, я даже не сразу заметил среди защищавших карету своих друзей.

— Почему же тогда вы кинулись помогать?

— Битва была нечестной. Пятнадцать на шестерых — это слишком.

— Вы так благородны? — с издевкой поинтересовался судья.

— Я такой, какой есть, ваша честь. Несправедливость не люблю.

— Любитель справедливости, интересно… И какое же наказание вы, по собственному мнению, заслужили?

— По моему мнению я уже получил то, что заслужил. Но к судопроизводству это не имеет отношения. А с точки зрения закона, думаю, наказать меня следует пеньковым галстуком.

— В цветистости речи вам не откажешь. Может, скажете что-нибудь в свое оправдание?

— Нет, ваша честь.

— Воля ваша. Тогда послушаем защитника.

Адвокат выступил с не слишком длинной речью, в которой делал упор на искреннее раскаяние подсудимого и его подтвержденное временем решение не возвращаться на преступный путь. Спасение Правителя и его людей занимали в построениях защитника не последнее место. Судья некоторое время сидел молча, делая вид, что обдумывает услышанное, потом встал.

— Я принял решение. Подсудимый герцог Филип Олкрофт приговаривается к смертной казни через повешение.

Правитель побледнел, его крестник и дочь оставались спокойными. Судья, огласив приговор, сделал паузу, обвел глазами зал и сказал:

— По традиции я должен спросить, не желает ли кто-либо из присутствующих женщин предъявить права на осужденного?

При этих словах Ив поднялась со своего места и громко произнесла:

— Я прошу отдать осужденного мне в мужья.

Все, кроме Филипа и адвоката были шокированы этим заявлением, в особенности Правитель, хорошо знавший отношение дочери к замужеству. В зале поднялся незатихающий гул, все присутствующие повернулись в сторону Евангелины. Повышенное внимание ее не радовало, но она ожидала подобного и сумела сохранить бесстрастный вид, хотя слух уже успел уловить фразы типа «Это правда! Она и герцог… кхм, бывший герцог…», «Так опозорить имя отца!», «Понятно, почему гордячка долго выбирала: любит лошадок», «Достойный у Правителя будет зять!» Судья неодобрительно хмыкнул, заметив торжествующий взгляд Филипа, затем жестом призвал присутствующих к порядку.

— Ну что ж, моя леди, — сказал он, — я принимаю вашу просьбу, но прежде, чем выполнить ее, должен задать несколько вопросов. Не могли бы вы пройти вперед и встать рядом с вашим избранником?

Ив подчинилась. Ее кресло стояло с краю, и пробираться между сидящими не пришлось. «Краснеть я не буду, не дождетесь», — подумала она, становясь рядом с Филипом. Дочь Правителя не опустила ни головы, ни взгляда. Судья какое-то время молчал, пристально разглядывая молодых людей, потом спросил:

— Как давно вы знаете осужденного, ваше высочество?

— Около полутора лет. Мы познакомились, когда он жил во дворце.

— Вы знали, что он был разбойником?

— Да, отец предупредил меня.

— Это из-за вас осужденный поссорился с крестным?

— Отец не захотел касаться причин ссоры, не буду и я.

— И что же привлекло вас в осужденном, раз вы знали, чем он занимался? — в голосе судьи слышалась издевка.

— А чем таким он занимался? — Ив напустила на себя удивленный вид. — На войне мужчины проделывают гораздо худшие вещи, а женщины, как всем известно, очень любят военных. Филип никого не насиловал, не грабил бедняков, не делал подлостей. И не врал мне.

Судья смотрел на дочь Правителя с нескрываемой неприязнью. «И у этой язык хорошо подвешен», — подумал он. — «Жену старшего Олкрофта знать не довелось, но его сынок нашел подходящую. Наплодят острословов…»

— Вы знаете, сколько у осужденного было женщин? — слуге правосудия очень хотелось заставить нахальную девицу покраснеть.

— Точного числа, конечно, не знаю, но порядок мне известен, — ничуть не смутившись, ответила та, по-прежнему не опуская глаз.

— И вас это не смущает?

— Мне всегда хотелось иметь дело с опытным мужчиной, — девушка улыбнулась столь игривой улыбочкой, что судья совсем скис, а на щеках Правителя вспыхнул румянец.

В зале засмеялись. Филип, искоса поглядывавший на свою подругу, с трудом сдерживал смех. Судья все еще не терял надежды смутить не в меру бойкую дочь Правителя.

— А вы знаете о… э-э-э… некоторых анатомических особенностях осужденного? — прибегнул он к последнему средству.

— Вы имеете в виду размер его мужского достоинства? — простодушно поинтересовалась Ив, глядя судье прямо в глаза. Тот раздраженно кивнул. — Конечно, знаю. Зачем мне кот в мешке?

Несколько женщин в зале хихикнули, Правитель закрыл лицо рукой, прислоненной ко лбу, Филип задрал голову к потолку и улыбался до ушей.

— Вас это устраивает? — буркнул судья, отчаявшийся приструнить языкастую особу.

— Меня все в нем устраивает.

Ив повернулась к Филипу и взяла его за руку. Он улыбался и не сводил с девушки ликующего взгляда. У нее защемило сердце при мысли о том, как изменится его лицо после объявления условий освобождения. Судья некоторое время наблюдал за парочкой, но те, видно, забыли, где находятся, держались за руки и улыбались друг другу. Слуга закона кашлянул, так и не добился внимания этих двоих, с неудовольствием покачал головой и сказал:

— Ну что ж, закон есть закон. Если осужденный не возражает, властью судьи я объявляю вас мужем и женой. Теперь вы состоите в законном браке друг с другом. Если захотите, можете освятить ваш союз в церкви.

Правитель продолжал пребывать в состоянии шока, но среди свидетелей и зрителей послышался недовольный ропот.

— Тише, тише, — призвал к порядку судья, — я еще не закончил! Осталось огласить условия, на которых осужденный получает свободу.

Филип вопросительно взглянул на Ив. Та прижалась к нему, пряча лицо.

— Во-первых, расторгнуть сей брак может лишь смерть одного из супругов. Во-вторых, осужденный с этого момента лишается титула, дворянства, родового имени, имущества и становится человеком вне закона, что он, впрочем, сам выбрал, ступив на преступный путь, — закончил судья, удовлетворенно наблюдая, как на лице Филипа все отчетливее проступают сильнейшее разочарование и гнев. — Так-то, молодой человек! Наслаждайтесь медовым месяцем, — слуга закона вышел из зала.

Присутствующие, за исключением Правителя, адвоката, и новобрачных проводили судью аплодисментами. Филип, бессильно глядя ему вслед, тихо спросил:

— Ты знала?

Не слыша ответа, он взглянул в несчастное, испуганное лицо девушки и все понял.

— Ты знала! О, черт, зачем ты это сделала?

— Чтобы сохранить тебе жизнь… — пролепетала она.

— Да на что мне такая жизнь?! И я такой тебе на что? Без имени, без прав…

— Ты мне нужен любой…

В этот момент к ним подошел Правитель, и Ив замолчала.

— Стоило пожениться, и сразу пошли ссоры? — поинтересовался он ледяным тоном. — Похоже, Ив, ты была права, когда столь отчаянно противилась замужеству.

Ни дочь, ни крестник ничего не ответили.

— Пошли, провожу вас до семейного гнездышка, там и выясняйте отношения, публику уже достаточно потешили, — проворчал он.

Молодые люди молча направились за ним, держась на приличном расстоянии друг от друга. Правитель отвел новобрачных в Западную башню и удалился, ибо не собирался лезть в семейные дела парочки. Филип, не глядя на девушку, направился к буфету и достал оттуда бутылку. Ив подошла к нему, дотронулась до плеча. Он зло сбросил ее руку.

— Почему ты не рассказала?

— Я знала, как ты отреагируешь.

Он криво усмехнулся и приложился к горлышку.

— Фил, ты должен понять… — начала она, но он перебил ее:

— Что я должен понять? Что ты опять все за меня решила, как тогда, когда залезла ко мне в постель? Снова не оставила мне выбора! Решила обзавестись мужичком на поводке? Ты ведь даже не любишь меня!

— Я не оставила тебе выбора? Отправляйся на все четыре стороны хоть сейчас!

— Куда ж я теперь пойду? Об меня любой придворный урод может твоими стараниями ноги вытереть или вообще убить.

— Но тебе же жизнь не нужна, раз ты не хочешь, чтобы ее спасли единственным возможным способом!

— Если б я был уверен, что меня сразу убьют, не болтал бы тут с тобой. Но людей я хорошо знаю: они всегда хотят сначала хорошенько поунижать и помучить. А я по этой части уже получил сполна.

Ив впала в отчаяние от его нежелания понять, и в то же время ее душило дикое бешенство.

— Ты говорил, что любишь меня, но быть со мной любой ценой не хочешь. Почему? — с трудом сдерживаясь, спросила она.

— Потому что ты не любишь меня.

— Как я могу поверить в это дурацкое чувство, если ты говоришь, что любишь, а сам так мучаешь меня? — она чуть не плакала, бешенство внезапно испарилось.

— Ив, у тебя странные представления о жизни, — сказал он, в очередной раз прикладываясь к бутылке. — Отстань от меня. Иди, обсуди все со своим отцом. Ты воистину его дочь: столь же ловко манипулируешь людьми для собственной выгоды и удовольствия.

Этого она вынести не могла: молча повернулась, вышла, хлопнув дверью, отправилась в Южную башню и заперлась там. Филип проводил молодую жену неприличным жестом, прихватил из буфета еще одну бутылку, поднялся в спальню и рухнул на кровать.

Вечером Правитель отправился проверить, как дела у новобрачных. В Западной башне застал лишь крестника, храпящего на кровати в компании пары пустых бутылок. Глава государства запер дверь на ключ и пошел к дочери. Та сначала не хотела открывать, но потом все же впустила отца. Он заметил, что девушка снова побледнела и осунулась, и решил не донимать ее вопросами, только попросил:

— Ив, сходи, пожалуйста, по проходам в Западную башню и закрой дверь изнутри на засов.

— Ваш крестник так упился, что сам не в состоянии?

— Он теперь в первую очередь твой муж.

— Ему это не нужно, да и мне тоже, — фыркнула она.

— Я не буду вмешиваться в ваши семейные ссоры, но ты должна понимать: сейчас он нуждается в охране.

— Ни в чем и ни в ком он не нуждается. Беспокоитесь — поставьте у его дверей пост, гвардейцы с удовольствием покараулят.

Глава государства, поняв, что уговоры бессмысленны, последовал совету дочери. Правитель, хотя и удивлялся поступку Евангелины, в целом был очень доволен. Филип теперь чист перед законом, жив и свободен, а дочь более или менее удачно пристроена. Возникшие сложности вполне разрешимы в будущем.

«Счастливый» отец не придал значения ссоре новобрачных и, направляясь поздним утром следующего дня в Западную башню, пребывал в уверенности, что найдет там их обоих. Двое гвардейцев, стоящих в карауле, отдали честь. Правитель кивнул им, вошел и прислушался, опасаясь застать дочь и крестника за интимными занятиями. Стояла тишина. Он окликнул молодоженов, но ему никто не ответил, тогда Правитель поднялся в спальню. Там тоже никого не было: пара пустых бутылок так и валялась на измятой, но не разобранной постели. Видно, надежды на скорое примирение оказались напрасными. Из-за приоткрытой двери в купальню доносился тихий плеск воды. Правитель постучал, снова не дождался ответа и вошел. Филип с помятым похмельным лицом лежал в наполненной до краев ванне. Он мельком глянул на вошедшего, приложился к очередной бутылке и вперился в потолок.

— Ну и что это должно означать? — поинтересовался Правитель.

— Принимаю ванну, разве не видно? — взгляд крестника не отрывался от потолка.

— Она к тебе так и не пришла?

— Кто?

— Твоя жена! — Правитель начинал терять терпение.

— А-а, ваша драгоценная доченька! Нет, не появлялась. По крайней мере, я ее не видел, — Филип сделал еще один глоток. — Может, поплакала надо мной, пока я спал.

— Ну-ка прекрати надираться!

— Что хочу, то и делаю. Вы мне теперь не указ, папуля, — Филип оторвался от разглядывания потолка и с презрением глянул на тестя.

— Да что с тобой такое, черт возьми?! — заорал тот.

— Идите, расспросите вашу дочь, а от меня отстаньте, — со смешком ответил крестник, потом последовал очередной глоток, а взгляд снова уперся в потолок.

Правитель, поняв, что от мальчишки сейчас ничего не добиться, повернулся и вышел. Как назло, Евангелины в Южной башне он не застал. Разозленный Правитель уже собрался идти вытаскивать крестника («Или зятя?») из ванны, но тут в конце коридора показалась дочь. Судя по мужской одежде, девчонка возвращалась из Тренировочного зала. Выглядела она неплохо и казалась спокойной.

— Добрый день, меня ждете? — осведомилась с необычной вежливостью.

— Да, нужно поговорить.

Она открыла дверь и пригласила отца войти.

— Я вас слушаю, — сказала Ив, снимая с пояса меч.

— Что у вас произошло с Филипом?

— Ничего, мы друг другу надоели.

Правитель пристально смотрел на нее, она не отводила взгляда, лицо оставалось бесстрастным. Он уже научился ненавидеть это отсутствие всякого выражения, так любимое своенравной парочкой. Наконец девушка беззаботно улыбнулась.

— У вас такое взволнованное лицо, будто Филип заболел и лежит при смерти. А ведь все сложилось лучше некуда: он вышел сухим из воды, а у меня с ним все кончено, так что забирайте крестника себе и владейте безраздельно. Должна признать вашу правоту: по части чувств я действительно пошла в мать. К счастью, вы — мой отец, и трезвости рассудка мне хватает. Я осознала свои ошибки и постараюсь их больше не повторять. Считайте это извинением за то, что столь долго портила вам кровь.

Правитель, огорошенный подобными речами, не сразу нашелся с ответом.

— Когда это ты успела такое надумать своим трезвым рассудком?

— Ночью.

— Так ты к нему не ходила?

— К кому?

— Да вы что, сговорились что ли? К мужу твоему!

— А-а, к вашему драгоценному крестнику! Нет, конечно, не ходила.

— Между прочим, он продолжает пить и сегодня.

— Ну и что? Я должна составить ему компанию?

— Да что такое у вас произошло?

— Неужели он вам не пожаловался? Странно.

— Он отказался говорить, порекомендовал спросить у тебя.

— Ну, понятно, это же я во всем виновата.

— Евангелина, прекрати морочить мне голову и объясни толком!

— Он разобиделся, потому что я не рассказала об условиях освобождения. Видно, рассчитывал стать моим мужем и увезти на белом коне в свой замок…

Правителю на секунду показалось, что в глазах дочери блеснули слезы, но она быстро отвернулась.

— Н-да, при его неуемной гордости рассчитывать на другую реакцию было бы глупо. Не расстраивайся. Ты все сделала правильно. Парень через пару дней остынет и сообразит, что у тебя самой не было выбора.

Ив удивленно взглянула на отца.

— Принимаете мою сторону?

— Нет, в вашу ссору я встревать не собираюсь, просто хотел понять ее причину. Потерпи, дай ему время, придет в себя и заживете по-старому.

— Спасибо за утешение, отец. Признаться, не ожидала, — Ив улыбнулась несколько растерянно, Правитель напустил на себя благодушный вид, довольно усмехаясь в душе. — Я уже сказала: ваш крестник меня больше не интересует. И у меня нет желания доставлять вам проблемы в будущем. Я хочу хорошенько осмыслить последние полтора года моей жизни. Возможно, чуть позже мне понадобится ваш совет для выбора дальнейшего пути. А пока, пожалуйста, оставьте меня в покое.

— Ты так убивалась по нему, когда я отправил парня на каторгу, и недавно, по дороге в столицу, вы так и льнули друг к другу, а теперь все? Он тебе не нужен?

— Да. Как отрезало. Не зря же говорят, что брак убивает чувства.

Правитель покачал головой.

— Если б я знал, как легко излечить вас от этой дури, с самого начала поженил бы вас.

— Возможно, это было бы лучшим вариантом, — невесело усмехнулась Ив. — Отец, я устала после тренировки и хочу отдохнуть.

Вечером Правитель опять заглянул к крестнику, но тот снова храпел на кровати с бутылкой в руке. Пришлось главе государства распорядиться убрать из Западной башни оставшееся спиртное и строго-настрого запретить гвардейцам снабжать друга выпивкой. Промучившись целый день диким похмельем, Филип, опасаясь, что крестный не оставит его в покое, решил перебраться в казармы. Поздно вечером он выглянул из-за двери, проверяя, нет ли кого в коридоре, и наткнулся на двух гвардейцев.

— А вы что тут делаете? — спросил он с удивлением.

— Тебя охраняем, — ухмыльнулись те. — Медовый месяц, похоже, не слишком сладок?

— А не пошли бы вы на… со своим медовым месяцем! — зло сказал Филип, гвардейцы в ответ заржали.

— Кошечка, наконец, показала коготки? Тебя предупреждали! — веселились они.

Филип только рукой махнул: глупо обижаться на дружеские подколы.

— Ладно, не огорчайся, ты и так долго продержался, наверное, удовольствия получил немеряно.

— Да, вот здесь уже стоит, — он провел ребром ладони по горлу. — Ребята, я хочу перебраться жить в казармы. Отведите меня туда, а?

— От жены прячешься?

— Нет, от ее папаши.

— Ну, Старикан тебя там без труда достанет.

— Посмотрим.

Филип стал жить в казармах. Правитель пару раз вызывал его к себе, но упрямец отказывался приходить, а навещать крестника на глазах у гвардейцев глава государства считал ниже своего достоинства. Филип продолжал пить, правда, в меньших количествах: надираться каждый день до скотского состояния при свидетелях ему не хотелось. Шон с Кайлом ни о чем не спрашивали, видя, что друг не расположен откровенничать. Они знали о его бесправном положении, но не понимали причины ссоры с Ив. Случай разговорить приятеля представился через пару недель после суда. В тот день в столице проходили традиционные военные игрища, в которых неизменно участвовала личная гвардия Правителя. На это время посты во дворце занимали солдаты замкового гарнизона, только в казармах оставались дежурить двое гвардейцев. Шон и Кайл с радостью ухватились за эту возможность, дабы попытаться вытрясти из друга всю правду. Филип, видя, что казармы опустели, выбрался из тесной, донельзя опротивевшей ему комнаты, где проводил большую часть времени, валяясь на кровати. Он уселся за стол, придвинул к себе кубок и всерьез взялся за бутылку.

— Какого дьявола ты опять пьешь? — спросил его Шон. — Лучше бы побрился!

— Давай обойдемся без дурацких вопросов и непрошенных советов. Присоединяйся, мне уже надоело один на один с бутылкой общаться, — проворчал Филип, рассеянно потирая заросший щетиной подбородок.

— Я на дежурстве, — недовольно буркнул Шон.

— И я тоже, — на всякий случай сказал Кайл.

— Да ладно, все ушли, кто вас проверять станет. Не напивайтесь как я, просто составьте компанию.

Гвардейцы переглянулись и взяли кубки. Они пригубили и подождали, пока Филип примет достаточно.

— Слушай, объясни, что ты тут делаешь? — спросил Кайл.

— Пью с вами.

— Да я не о том, что ты забыл в казармах?

— Я здесь живу. Надо же где-то обретаться, раз одна не в меру заинтересованная особа вытащила меня из петли. В башне Старикан достанет, а здесь безопасно, спокойно и никто не пристает с вопросами… вернее, не приставал, — Филип ехидно взглянул на Кайла.

— Почему не ходишь в Тренировочный зал? Евангелина там бывает каждый день…

— Потому и не хожу.

— Да что у тебя с ней произошло, объясни толком, — не выдержал Шон.

Расчет гвардейцев оказался верен: Филип дошел до нужной кондиции и захотел поговорить.

— Она меня обманула! С самого начала решила, что может вертеть мной, как хочет. По первости я позволял: уж больно она хороша… во всех отношениях… К тому же надеялся, дурак, что тоже ей небезразличен, но теперь знаю точно: я ей нужен для самоутверждения.

— Обманула? Она тебя спасла! — горячился Кайл. — Евангелина не виновата, что закон так написан. И выхода другого у нее не было!

— Какое самоутверждение? — вставил Шон. — Девица влюблена в тебя по макушку, это, по-моему, теперь уже всем видно, кроме одного слабенького на голову.

— Знали б вы, как она умеет притворяться!

— Знаем-знаем, несколько месяцев наблюдали, опыта набирались, пока Старикан вас не раскусил, — усмехнулся Кайл. — Ты, кстати, тоже не промах по этой части.

— До папиной дочки мне далеко, — хмыкнул Филип.

— Она на себя стала непохожа, когда Старикан тебя в копи отправил. Это тоже притворство? — проговорил Шон. — Ты, небось, не сразу ее и узнал.

— Ну, не сразу. Тощая была как щепка, сказала, мол, пила какую-то дрянь, чтобы старик поверил в ее болезнь и в покое оставил.

— Дрянь она пила перед самым побегом, а выглядеть как собственный призрак стала на следующий день после твоего ареста, — Кайл в запале осушил кубок.

— И что?

— Филип, не прикидывайся недоумком! Неужели не чувствуешь, как она к тебе относится?

— Нет, не чувствую! В том-то и дело, что не чувствую. И потом, она с самого начала твердит, дескать, любви между мужчиной и женщиной не существует.

— Да мало ли, что они твердят! У каждой из них есть какой-то пунктик. Меньше внимания обращай. Если б она так нуждалась в самоутверждении, до тебя у нее знаешь сколько мужиков перебывало бы? А ты, небось, там первым оказался, счастливчик?

Филип невольно улыбнулся, вспомнив приятный момент.

— Ну, точно, вон, физиономия стала как у сытого кота!

— Кстати, Филип, — Кайл хватил лишнего, и его понесло, — не сочти за наглость, но уж очень хочется спросить…

— Ну, спрашивай.

— У тебя действительно такой большой?

— О-о-о, и ты об этом! Показывать не буду.

— Да мы и сами смотреть не хотим, ты так скажи.

Филип развел руки на приличное расстояние.

— Не врешь?

— Спросите у вашей подруги, раз каждый день с ней видитесь!

— И что, все твои женщины могли?..

— Да нет, конечно. Я потому и перетрахал полстраны: все искал, какой смогу целиком засунуть.

— Ну и?..

— Ну и не нашел, пока во дворец не попал.

— Хочешь сказать: только Евангелина может…

— Да, да, только эта маленькая извращенка может принять его целиком! Причем иногда мне кажется, что ей этого мало… Ну вот, опять встал.

Гвардейцы невольно дернулись, чтобы посмотреть, Филип ухмыльнулся.

— Да пошутил я, какое там встал после такой дозы спиртного.

— Слушай, но если только с ней у тебя все нормально происходит, она имеет полное право задирать нос и вертеть тобой как хочет! — заметил Кайл.

— Но врать мне она не имеет права!

— Да в чем она тебе соврала?

— Она не сказала, чего мне будет стоить женитьба на ней.

— Скажи еще, она обманом тебя на себе женила! — покатились со смеху гвардейцы. — Филип, да ты зажрался: жена — первая красавица Алтона, богачка родовитая, на все ради тебя готова и в постели хороша как никто, чего не хватает? Ну, не нравится ей болтать о любви, так ведь дела слов важнее. Или тебе подавай женушку, которая по сотне раз на дню станет твердить, что любит, и при этом десяток любовников ублажать, как только ты отвернешься?

— Она должна была рассказать про эти чертовы условия.

— Да видя, как ты реагируешь, не удивительно, что не рассказала. Ты б уперся и отправился на виселицу, гордый и непобежденный!

— Все меня жизни учат: сначала Старикан, теперь еще вы взялись! И нечего принцесску защищать. Нравится она вам, вот и трахайтесь с ней, а мне надоело.

— Да что нам там делать после тебя? — заржали гвардейцы. — И ты-то, горемыка, куда денешься?

— К девкам пойду.

— Будто раньше не ходил? Подходящую так и не нашел.

— Зато их много. Разнообразие все компенсирует.

— Ну, давай-давай, упрямец! Только имей в виду: если женушка прознает, живо тебе половину мечом отхватит.

— Об этом можно не беспокоиться: слишком гордая.

— Как и ты. Трудновато вам будет ужиться!

Вскоре Филип стал проявлять явные признаки недотраха, но ничего по этому поводу не предпринимал, кроме увеличения дозы спиртного. Шон с Кайлом, видя, что другу становится все хуже, еще несколько раз пытались поговорить с ним, но он лишь огрызался. Тогда гвардейцы решили побеседовать с Евангелиной. Улучив момент, они подошли к ней после очередной тренировки.

— Ваше высочество, разрешите с вами поговорить… — начал Шон.

— Приходите ко мне в башню через час, — ответила она вполголоса, не желая привлекать лишнее внимание.

В назначенное время друзья сидели в гостиной Южной башни.

— Давайте без титулов, — сразу попросила их дочь Правителя. — И еще: спасибо за попытку тогда, на дороге в лесу.

— Не стоит благодарности, жаль, что не удалось, — ответил Кайл.

— Так о чем вы хотели поговорить? — девушка была спокойна, на губах у нее играла вежливая улыбка.

Гвардейцы переглянулись, не решаясь начать.

— Надеюсь, не о вашем друге? Я слышала, он теперь живет у вас в казармах.

Ив переводила взгляд с одного молодого человека на другого.

— Вообще-то, о нем, — признался Шон.

— Мне эта тема неинтересна.

— Но вы же муж и жена…

— На бумаге, — девушка нахмурилась. — И что такого случилось? Он допился до белой горячки? За снадобьем пожаловали?

— Пока не допился, — ответил Шон. — Судя по всему, он скоро отправится в город.

— К шлюхам? — с милой улыбкой поинтересовалась жена их друга.

Гвардейцы оторопели и поспешно кивнули.

— А зачем вы мне это говорите? — ее спокойствие было непробиваемо.

— Если он выйдет из дворца, может влипнуть в историю, — сказал Кайл.

— Я, по-вашему, должна проводить его в бордель? — ее глаза смеялись.

— Ив, я не верю, — вдруг сказал Шон.

— Чему не веришь, Шон, милый? — проворковала она.

— Что тебе все равно.

— Твое право. Но это так.

— И тебе будет безразлично, если его изувечат или убьют?

По ее лицу невольно пробежала тень.

— Видел, Кайл, видел? — чуть не закричал Шон, — ей не все равно! Я знал!

— Мальчики, вы с ума сошли! Что вы себе позволяете? — Ив не знала, возмущаться ей или смеяться. — Если так о нем беспокоитесь, проводите его сами. Заодно развлечетесь там. Я и деньжат подкину, у муженька-то, наверное, нет.

— Ив, к чему это упрямство? — спросил Кайл. — Рано или поздно вы помиритесь, но чем дольше тянется эта ссора, тем больше у Филипа шансов наломать дров. Потом сама будешь жалеть.

— Да почему вы уверены, что мы помиримся? — полюбопытствовала девушка. — Ваш друг шепчет во сне мое имя?

— Не слышал, — честно признался Кайл. — Я же не хожу к нему по ночам одеяло подтыкать. Но, сама посуди, куда он от тебя денется, если…

Он понял, что чуть не сболтнул лишнее и испуганно взглянул на Шона. Тот закатил глаза.

— Если что? — спросила Ив с подозрением. — Что?

Более чем сильное смущение гвардейцев мигом превратило ее подозрение в уверенность.

— Он вам сказал?! Что до меня ни одна не могла?.. — по их виду девушка поняла, что угадала. — Какие же вы, мужчины, грязные свиньи! — Она разозлилась не на шутку. — Представляю, сколько всего он натрепал обо мне в казармах! Отвел душу за все то время, когда вынужден был молчать!

— Ничего он не трепал, — быстро проговорил Шон, совершенно не желавший проверять, насколько дочь в гневе похожа на отца. — Мы с Кайлом случайно узнали только об этом. Сидели с Филипом втроем за бутылкой и как-то слово за слово…

Пока он говорил, его друг усиленно кивал, с некоторым испугом глядя на покрасневшую от злости девушку. Ни один из гвардейцев и мысли не допустил, что видит не ее щеках румянец стыда.

— Интересно, а свой знаменитый член он вам не показывал? — спросила Ив, которую от этого абсурдного разговора и испуганных лиц друзей ее непутевого мужа уже начинал разбирать смех.

Гвардейцы, видя, что ее настроение изменилось, переглянулись.

— Нет, только на руках размер обозначил, — осмелел Кайл. — У него правда такой большой?

Дочь Правителя не выдержала и расхохоталась.

— Не знаю, что он вам на руках обозначил, но да, большой. Огромный. Еще вопросы на эту тему будут?

— Нет, извини, мы как-то забылись.

— Я бы сказала, не забылись, а расслабились. Вполне традиционная беседа для мужиков: о собственных причиндалах. Меня всегда удивляло, что вы-то в них находите, раз они у вас с рождения?

Гвардейцы сочли за лучшее промолчать.

— Ты поговоришь с Филипом? — спросил Шон после паузы.

Девушка задумчиво смотрела на мужчин.

— Когда и где?

— Лучше не откладывать. Можешь прямо сейчас выйти в сад? Мы его туда вытащим.

— Хорошо, — вздохнула Ив, — но я ничего не обещаю. Если он по-прежнему мнит себя обманутым и смертельно обиженным, ничего не получится.

Девушка бродила по дорожкам, рассеянно рассматривая цветущие камелии. Наступил март, погода для этого месяца стояла теплая, дожди шли редко, и покрытые блестящими, темно-зелеными листьями кусты были сплошь усыпаны мясистыми, будто фарфоровыми, цветами розовых, белых и красных тонов. Ив ни на что не надеялась, ни о чем не думала. Мысли о Филипе измучили ее, и она заперла их в дальнем уголке сознания. Поначалу она невероятно злилась на него, потом, постепенно, злость стала сменяться безразличием. Слова Шона об увечьи и убийстве неожиданно пробудили жалость к ее теперь-уже-мужу. Она вдруг представила, каково окажется увидеть его избитым, изуродованным или, еще хуже, мертвым.

«Может, сейчас, после месяца воздержания, он забудет свою дурацкую гордость… Ну вот, опять я думаю о нем, а зачем? Он ведь собрался не ко мне, а к девкам.» В ней вдруг вспыхнула острейшая обида. «Он разрешит черт знает кому прикасаться к себе, теперь, когда только я имею на это право! И он получит удовольствие, хотя им всем на него наплевать, они станут ласкать его за деньги. Гладить его плечи, целовать губы, как сотни других мужских плеч и губ, не понимая, что это его тело, что это он, а не один из многих безымянных мужчин, которые к ним приходят. Ни одна не захочет и не сможет дотрагиваться до него с той же нежностью, что и я, неужели он этого не понимает? О, черт, опять меня заносит не туда! Столько времени промучиться, почти забыть и опять! Но он же меня не хочет, считает, предательницей, безразличной, бессердечной… Зачем мне так страдать?!» Чтобы дать хоть какой-то выход злости и отчаянию, она схватила ветку ближайшего куста и содрала ворох жестких листьев и несколько сочных красных цветков, под руками превратившихся в кровавого цвета кашу. Обида настолько захлестнула ее, что девушка уже собиралась уйти к себе, как вдруг из-за поворота дорожки вылетел Кайл.

— Его нет в казармах. Наверное, все-таки ушел в город. — Он заметил ее перепачканные красным руки и удивленно спросил: — Что с тобой?

Ив проследила за его взглядом.

— Ничего. Дурной характер.

Она пнула кучку ободранных листьев и цветов, потом попыталась очистить ладони. Он посмотрел на изуродованную голую ветку.

— Ив, вы должны помириться. Оба доводите себя черт знает до чего. Зачем? И дураку ясно: вы друг без друга не можете. А теперь вас еще и поженили, и твой отец доволен. Вам перестало хватать остроты ощущений, когда исчезли все препятствия?

— Я не смогу с ним помириться, если он переспит с кем-нибудь, — чуть не плача, сказала она.

— Да ни с кем он не переспит после тебя, я уверен. Ну, даже если нечистый сейчас попутает, Филипу потом будет в тысячу раз хуже, чем тебе, поверь. Придется его простить и забыть. — Услышав это, девушка потянулась было за очередной веткой, но взяла себя в руки. — И еще, — Кайл решил выговориться до конца, раз уж Ив его не прерывала, — скажи ему, наконец, что любишь. Он, наверное, только Старикану на твое бессердечие не поплакался. А сейчас девкам начнет рассказывать, если успеет до борделя добраться, пока мы не перехватим, мол, жена жить без него не может, но ни разу не сказала, что любит.

— Где Шон? — спросила Ив, не желая тратить время на бессмысленные препирательства с в очередной раз позволившим себе лишнее гвардейцем. Она понимала: он всего лишь хочет помочь ей и Филипу.

— Пошел твоего мужа искать. Вряд ли догонит, но сидеть сложа руки мы не можем. Я забежал предупредить, чтобы ты не ждала…

— Я тоже пойду, только переоденусь в мужскую одежду и возьму меч. А ты иди скорей, не задерживайся. Если найдешь его, не пускай никуда, пожалуйста!

Кайл кивнул и быстро пошел прочь, уверенный, что как только два этих не в меру страстных и упрямых недоумка встретятся, затянувшейся ссоре придет конец.

Разговор с друзьями о причинах размолвки с Ив ничего не изменил в сознании Филипа. Он продолжал считать себя обманутым и с каждым днем все сильнее злился на девушку, главным образом из-за донимавшей его сексуальной неудовлетворенности. В конце концов он решил выбраться в город и пройтись по девкам, рассчитывая, что новизна и разнообразие помогут ему меньше думать о дочери крестного, а то и совсем забыть. Накинул длинный черный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, и ушел из дворца.

Филип неплохо знал столицу, поскольку частенько наведывался туда в бытность свою разбойником, дабы пройтись по кабакам, борделям, и послушать последние новости. Он быстро, не плутая, добрался до квартала развлечений. Вид стоящих на улице девиц вдохновлял. Он уже и забыл, как приятно сменить за ночь нескольких совершенно разных женщин, или развлечься одновременно с двумя-тремя. «А если попросить, любая без устали станет повторять, что любит меня», — вдруг с мстительной горечью подумал он. — «Ну, держитесь, девочки, я иду! С чего же начать?» С трудом сосредоточившись, он решил, что для начала неплохо бы побыть с женщиной подольше, дабы не подходить к уличным девицам с красноречивой выпуклостью в штанах и не выслушивать их шуточки, вместо того, чтобы заниматься делом. Завернул в первый попавшийся бордель, заплатил хозяйке за вход и попросил девку на несколько часов.

— Какую предпочитаете, сударь? — спросила мадам, сама еще очень недурная бабенка, как отметил про себя Филип.

— Свободную.

— У нас днем не так много посетителей.

— Тогда ту, у которой комната поближе.

Хозяйка объяснила ему, куда пройти. Он быстро нашел нужную дверь и вошел. На большой кровати в зазывной позе лежала молодая и достаточно красивая девица. Филип кивнул ей, сбросил плащ и быстро стянул рубашку, чувствуя нарастающее возбуждение. Женщина взглянула на него с вожделением.

— Тебя я обслужу бесплатно, красавчик, — сказала она, томно потягиваясь на постели и раздвигая ноги.

Филип взглянул на девицу и вдруг почувствовал, как желание стремительно исчезает. Он будто стряхнул с себя морок тяжелого хмеля. «Что я здесь делаю? Мне все это полтора года назад опротивело, на виселицу готов был попасть, лишь бы вырваться. У меня же есть женщина, моя женщина, теперь она моя жена…» — на него накатила такая тоска по ней, что стало трудно дышать.

— Спасибо, сестренка, но, похоже, я завязал со всеми, кроме одной.

Он бросил ей золотую монету, которую она поймала на лету, и стал одеваться.

— Похоже, той одной крупно повезло, — разочарованно протянула девица, плотоядно оглядывая его великолепную фигуру.

— Вряд ли она так думает, — пробормотал Филип, выходя.

На улице он закутался в плащ и чуть ли не бегом поспешил во дворец. В голове вихрем неслись мысли. «Что на меня нашло, мне же не семнадцать лет… Зачем я оттолкнул ее? Она не побоялась при всех заявить, что я ей нужен, а я… Какая разница: любит-не любит, если она хочет быть со мной? Не рассказала про эти чертовы условия, разумно поступила. Ребята правы, я б уперся и отправился на виселицу. Вот дурак! Лучше быть живым и ее мужем, чем мертвым преступником. О чем я думал?» Подобные мысли крутились в его мозгу всю дорогу до дворца.

— Что-то ты быстро! — окликнули его на входе гвардейцы.

Он только махнул им рукой и поспешил дальше. Волновало его сейчас лишь одно: найти Ив и вымолить у нее прощение. О сексе он даже не думал. Приди ей в голову в наказание отлучить его от своей постели на сколь угодно долгий срок, он согласился бы ждать. Войдя во дворец, он уже не мог сдерживаться и побежал, забросив мешавший плащ в какой-то угол. Он направлялся к Южной башне по совершенно пустому коридору, как вдруг из-за поворота вышел один из придворных кавалеров. Филип хотел обогнуть его, но тот пошел наперерез. Молодой человек свернул в другую строну, придворный последовал его примеру. Тут Филип заметил: молодчик навеселе, и понял, что влип. Он остановился и стал ждать.

— От кого бежишь? — развязно спросил кавалер, подойдя поближе.

Крестник Правителя молчал. Его «противник» вынул из ножен меч, сделал грозное лицо и потребовал:

— Отвечай, когда спрашивают!

Выглядел он при этом так убого, что Филипу даже стало смешно. Он недобро оскалился.

— Ну, давай, смельчак, нападай на безоружного. И расскажи-ка, сколько раз на балах ты щипал мою жену за задницу? По твоей роже видно — на это у тебя смелости хватало, и сейчас она из тебя так и прет!

Придворный рассвирепел и сделал выпад, от которого молодой человек ловко увернулся. Эта «забава» продолжалась до тех пор, пока крестнику Правителя не удалось, уворачиваясь от меча, обойти противника. Теперь путь был открыт. «До очередного болвана, который захочет самоутвердиться за мой счет.» Филип устремил взгляд за спину нападавшего, сделав вид, что заметил кого-то, махнул рукой и крикнул:

— Эй, сюда!

Придворный в испуге оглянулся, а Филип вновь бросился бежать. Свернув за угол, он увидел впереди еще одну мужскую фигуру. «Мне сегодня определенно везет…», — подумал молодой человек и опустил голову, избегая смотреть в лицо встречному, дабы не провоцировать его.

— От кого бежишь? — насмешливо спросил знакомый голос.

Филип остановился как вкопанный. Перед ним стояла Ив в мужской одежде.

— Так от кого бежишь? — повторила она.

— Не от кого, а к кому, — выдохнул он, — к тебе. К тебе бегу.

— А откуда царапина на щеке? — спросила его жена, мрачнея.

— Какая царапина?

Филип потрогал одну щеку, потом другую и почувствовал на пальцах кровь. Похоже, придворный все же зацепил его, а он даже не заметил. Не успел он ничего сказать, как из-за угла показался его противник, судя по всему, не оставивший намерения разобраться с когда-то не в меру надменным бывшим герцогом Олкрофтом. Ив увидела подвыпившего кавалера и все поняла. Придворный подошел достаточно близко, но не узнавал дочь Правителя.

— Задержи его, он мне надерзил! — крикнул он.

Девушка молчала, положив руку на рукоять меча. Филип стоял рядом, не двигаясь. Кавалер остановился перед ними, удивленный поведением зятя Правителя, и тут узнал Евангелину.

— Ваше высочество, простите, — залопотал он. — Я неудачно пошутил…

— Просить прощения ты должен у моего мужа.

— Простите, мой лорд, я слишком пьян, принял вас за другого…

— Извинения приняты, — Филип брезгливо отвернулся.

— Замечательно, — Ив вынула из ножен меч и сделала молниеносный выпад, — а это за царапину.

Отсеченное ухо шлепнулось на пол, придворный, теперь уже окончательно протрезвевший, схватился за рану и завыл.

— Свободен, — бросила ему Ив. — Ухо не забудь.

Она пнула кусочек отсеченной плоти по направлению к бывшему владельцу, тот схватил его и бросился бежать. Филип наблюдал за этой сценой с ужасом. «Сейчас она примется за меня. Умирать буду долго и мучительно, я ж прекрасно знаю мою милую. Чем думал, когда эту кашу после суда заваривал? Лучше б тем, чем обычно, это женушке нравится, а теперь…» Ив тем временем вытерла меч, убрала его в ножны и повернулась к мужу.

— Ну, и куда же ты ходил?

Она говорила спокойно, но в глазах горел недобрый огонек. Филип заподозрил, что супруга знает ответ, поэтому решил сказать правду:

— В бордель.

Она залепила ему пощечину. Он повесил голову и пробормотал:

— Ударь еще, если хочешь. Или отрежь мне что-нибудь.

Она некоторое время с отвращением смотрела на него, потом спросила:

— Вволю натрахался?

— Не трахался я… Не смог… — Она молчала, ожидая продолжения. — Подумал о тебе и не смог…

Она по-прежнему ничего не говорила, и лицо ее не смягчилось. Он не желал больше длить ссору, упал перед девушкой на колени, обхватил обеими руками и уткнулся ей в живот. Она не сопротивлялась.

— Ив, прости меня, — он поднял голову и взглянул ей в лицо. — Прости, ты ни в чем не виновата, а муж твой — дурак.

Он почувствовал, как ее рука нерешительно залезает к нему в волосы, и прижал девушку к себе еще крепче.

— Вставай, — прошептала она, — обними меня.

Эту сцену из-за угла случайно наблюдали Шон с Кайлом, которые от часовых у входа узнали, что Филип вернулся, и пошли на всякий случай проверить коридоры.

— Ну, наконец-то! — прошептал Кайл. — И сколько же времени продолжалась их ссора, не помнишь?

— Да около месяца, — ответил Шон, — ты же знаешь, он дольше без бабы не выдерживает.

— Шон, ты очень неромантичен, — попенял ему друг.

— Не все любят розовые сопли, Кайл. Уверен, Ив от них тошнит.

— Ты, никак, снова к ней проникся?

— Пожалуй… Да что толку, она уже занята. Надо было шевелиться, когда Филип предлагал, — усмехнулся Шон.

— И они б потом вдвоем тебя убили, — хмыкнул Кайл. — Ладно, не грусти об упущенной возможности, целее будешь. Пойдем обрадуем Старикана, доложим, что молодожены, наконец, помирились.