"Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I." - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)

В УЧЕНЬЕ


Расставшись с учителем, Степа твердо решил сегодня же поговорить с Таней.

Дома Степа застал сестру вместе с Нюшкой. Они сидели у кровати заболевшей бабушки.

— Ну как, выиграл? — вполголоса спросила Нюшка, встретившись со Степой глазами.

— Наша взяла! Плакал теперь его футбол, — ответил Степа.

— Чего вы там шушукаетесь? — прислушавшись, сказала бабушка и слабым голосом попросила внука посидеть с ней и рассказать, что делается на белом свете.

Присев у кровати, Степа сообщил, что Матвей Петрович вернулся из города и будет у них учителем.

— Мотя приехал, Рукавишников? — обрадовалась Евдокия Захаровна. — Это хорошо! Справедливый человек, в обиду ребят не даст...

— Не даст, — уверенно согласился Степа. — Он уже списки ребят составляет и говорит, что все должны ходить в школу... Да, бабушка, Тане тоже надо учиться. Зачем ей от других отставать? И Нюшке надо...

Девочки переглянулись.

— Так-то оно так... — Бабушка вздохнула- и покосилась на внучку. — Мы уж с ней говорили об этом. И не один раз...

— Ну и что? — насторожился Степа.

Наступило молчание. Бабушка лежала, полузакрыв глаза. Таня растерянно теребила рукав кофточки.

Степа кинул на сестренку подозрительный взгляд и строго спросил:

— Может, ты учиться не хочешь?

Таня вскинула на Степу недоумевающие глаза.

— Что же ты молчишь?

Таня опустила голову и отвернулась. Плечи ее задрожали. Вдруг она вскочила, распахнула дверь, выбежала в сени и принесла оттуда матерчатую сумку.

— Вот... смотри, — глотая слезы, забормотала она и принялась вытаскивать из сумки учебники и тетради. — Учусь я, все время учусь! И книжки читаю, и задачки делаю. А ты говоришь...

— Уж чего-чего, а лентяйкой внучку не назовешь, — поддержала бабушка. — Они с Нюшкой до ученья вот какие охотницы...

Из сумки выпал старенький, щербатый пенал, открылась крышка, и по полу покатились карандаши, ручки, рассыпались перья.

Степа бросился собирать.

— Ну, будет тебе, будет, — сконфуженно бормотал он. — Я же не знал... сгоряча бухнул.

Сложив в пенал карандаши, ручки и перья, Степа подошел к сестренке, взял ее за руку и подвел к столу:

— Тогда знаешь что... Раз такое дело, садись и пиши.

— Чего писать? — не поняла Таня.

— Заявление в школу. В шестой класс... И ты, Нюшка, пиши.

Таня покачала головой:

— Не-ет... Дядя меня все равно не пустит.

— Как это — не пустит? — удивился Степа. — Я учусь, Филька учится. А ты что же, хуже других?

— Толковала я с Ильей, — сказала бабушка. — А он знай свое твердит: и так полным-полно грамотеев в доме.

Степа нахмурился.

— И мне в школу не ходить, — с грустью сказала Нюшка. — Ни обувки на зиму нет, ни одёжки...

— А тебе стипендия будет! Вот увидишь! Всем беднякам и батракам полагается. По закону, — принялся уверять Степа, подталкивая девочек к столу. — Садитесь и пишите! Кому говорю? А с дядей я сам потолкую.

— Потолкуй, внучек, потолкуй, — вздохнула бабушка. — Не давай сестрицу в обиду.

Таня посмотрела на Степу. Он стоял решительный, строгий и показался ей большим и сильным.

Девочка вырвала из тетради два чистых листа бумаги — себе и Нюшке — и села писать заявление.

К вечеру из города вернулся Илья Ефимович.

Он был оживлен и весел. На базаре хорошо торговалось, и, кроме того, удалось завести знакомство в сапожной мастерской — там согласились взять Степу в ученики.

Илья Ефимович раздал всем домашним подарки: дочерям платки и полушалки, жене — отрез на платье, Тане — туфли с галошами, Фильке и Степе — новенькие ранцы, обтянутые золотистой в черных разводьях тюленьей шкурой.

Ворон, правда, считал, что племяннику ранец теперь ни к чему, но на базаре продавали их по дешевке, и он решил, что не разорится, если купит два ранца.

Филька деловито обшарил оба ранца, потянул желтые хрустящие ремни, проверил, хорошо ли действуют блестящие замочки, и благодушно предложил Степе поделить ранцы по-братски — кинуть жребий.

— Выбирай без жребия. Мне все едино, — отмахнулся Степа и покосился на Таню.

Сестренка не сводила с подарков глаз.

Филька еще раз потрогал ремни, выбрал тот, что был посветлее, и принялся набивать его тетрадями.

Помедлив с минуту, Степа взял второй ранец и вдруг сунул его в руки сестренке:

— Бери. Это тебе!

— Ей-то для какой надобности? — удивился Илья Ефимович. — К коровам да к свиньям бегать?

Он только что умылся и сейчас, стоя перед зеркалом, расчесывал на косой пробор смоченные водой волосы.

Степа оглянулся по сторонам, встретился взглядом с бабушкой и, одернув гимнастерку, подался к Илье Ефимовичу.

— Дядя... — сдавленным голосом произнес он. — Нам поговорить надо...

— Ну, ну, попробуй! — усмехнулся Илья Ефимович.

— Таня тоже будет учиться. Она уже заявление в школу написала...

— Что? — обернулся Илья Ефимович. — Кто это надоумил ее?

— Да вот уж надоумили, — уклончиво ответил Степа. — Матвей Петрович всех ребят переписал, какие не учатся.

— А-а! — догадался Илья Ефимович. — Рукавишников приехал. Теперь пойдет булга да заваруха...

— Ты же опекун, Илюша, — подала голос бабушка. — Расти детей как положено — и корми и учи.

— Так разве я обижаю девчонку? — развел руками Илья Ефимович. — Обута, одета. И к делу ее приучаю. Вот и подарок не забыл! — Он кивнул на туфли с галошами.

Потом дядя присел к столу и, усадив рядом с собой Степу, примиряюще заговорил:

— Пойми, голова садова! Филька учится, ты в школу собираешься. Хотя, к слову сказать, не худо бы кому-нибудь из вас в мастеровые пойти. Теперь вот Таньку в ученье потянуло — наберется полон дом умников да грамотеев. Куда мне вас — сушить, вялить да на кол пялить? А кто по хозяйству соображать будет? Да Танька и сама к ученью не очень рвется. Девочка все же... Подрастет — замуж выдадим. Так, что ли, Татьяна?

Девочка осторожно поставила на лавку школьный ранец и, опустив голову, принялась разглядывать свою ладонь.

— Видали? — продолжал дядя. — Она и слова сказать не может. Куда уж ей в ученье...

Степа с досадой посмотрел на сестру: и что за тихоня! Всего боится, робеет, слова в свою защиту не скажет.

— Затюкали вы ее, запугали, вот она и дрожит, — вырвалось у Степы. — Кто она вам? В батрачки, что ли, нанялась? И не имеете права в школу не пускать!

— Вот ты как заговорил! — поднялся с лавки Илья Ефимович. — Дядя кровь из вас сосет, жилы тянет... Нечего сказать, получил благодарность за хлеб-соль да ласку!

— Не надо, Степа... — умоляюще шепнула Таня.

Илья Ефимович возбужденно заходил по избе, отшвырнул сунувшегося под ноги ленивого кота и чуть не опрокинул с лавки ведро с водой. Потом распахнул дверь в сени и столкнулся с Матвеем Петровичем.

— А я к вам, Илья Ефимович, — здороваясь, заговорил учитель.

Дядя не очень охотно вернулся обратно к столу.

— Присаживайтесь. С приездом вас...

Обменявшись еще несколькими незначительными фразами с Ковшовым, учитель объяснил, что пришел поговорить по поводу Тани.

— Был уж разговор об этом в нашей семье, — сдержанно ответил Илья Ефимович. — Ну что ж... пусть учится, не препятствуем. Уже и заявление написано... Татьяна, передай-ка его Матвею Петровичу.

Недоумевая, девочка достала из кармана сложенное вчетверо заявление и протянула учителю.

Матвей Петрович прочитал, исправил две ошибки и вернул заявление Тане обратно.

— Очень хорошо, — сказал он. — Перепиши заново, без ошибок, и завтра отнеси в школу.

— Она принесет, — подтвердил Илья Ефимович, провожая учителя за дверь. — Раз способности есть, мы девчонке дорогу к школе застить не будем. Пусть учится...

Степа с удивлением смотрел в широкую дядину спину.


На другой день Таня и Нюшка понесли в школу свои заявления. Степа вызвался было пойти с ними вместе — ему все казалось, что девочки передумают или не сумеют как надо поговорить с директором. Но Нюшка сказала, что они не маленькие и все сделают в лучшем виде.

Из школы девчонки вернулись довольно быстро. Вид у них был подавленный.

Оказалось, что директор школы без особых расспросов зачислил девочек в шестой класс, но в стипендии Нюшке Ветлугиной отказал.

— Вот и походила в школу! — усмехнулась Нюшка. — Куда уж нам, босоногим...

— Погоди, погоди! — опешил Степа. — А справку из сельсовета ты захватила, что мать у тебя беднячка, вдова многодетная?

— Да директор и так знает, какие у нас достатки. Степа принялся уверять, что, наверное, они не сумели как следует поговорить с Савиным.

— А сам как поговорил? — напомнила Нюшка. — Тоже без стипендии остался.

— Мое дело десятое. Я все же у дяди живу, — буркнул Степа. — Да ты стой, не уходи... Давай подумаем...

— А чего думать? Что мы сделаем? — сердито фыркнула Нюшка. — Может, Филечка от стипендии откажется в мою пользу? Разевай рот шире валенка! Ладно! Я свое отучилась. Завтра лен пойду теребить.

И, с деланной беззаботностью тряхнув волосами, она направилась к дому.

Степа растерянно посмотрел ей вслед.

— А знаешь что? — вздохнув, сказала молчавшая до сих пор Таня. — Я тоже без Нюшки в школу не пойду. Вместе ведь собирались...

— Еще чего! — рассердился Степа. — Только посмей...

Он с маху ударил палкой по репейнику и сбил его колючую шапку. Вот ведь как все нехорошо получилось! Раздразнил Нюшку ученьем, заставил ее написать заявление, и вдруг такой поворот! Как он теперь будет смотреть Нюшке в глаза?

— Таня, — обратился Степа к сестре, — а где Нюшка лен теребит?

— Да у нас, вместе с матерью. Ворон их каждый год нанимает. А что тебе?

— Да так, — неопределенно ответил Степа.

В сумерки Степа зашел к Рукавишниковым и рассказал Матвею Петровичу про Нюшку.

— Знаю, Степа, знаю... — задумчиво ответил учитель и, в свою очередь, сообщил, что из десяти ребят, которые пожелали вернуться в школу, кроме Нюры Ветлугиной, остро нуждаются еще трое. Но стипендий действительно больше нет.

Матвей Петрович умолчал только об одном. Вчера он заходил к директору школы и вел с ним разговор о том, как быть с новыми учениками, особенно с детьми бедняков.

Савин только пожимал плечами — что он может поделать? Все стипендии давно распределены, а новых ждать не приходится. Он уже писал насчет увеличения стипендий в район, но оттуда ответили категорическим отказом.

— А все же нельзя лишать материальной помощи детей бедноты, — заметил Матвей Петрович. — Получается, что мы закрываем перед ними двери школы. Возвращайтесь, мол, ребята, обратно в батраки, в пастухи, в няньки, ученье не для вас.

— Понимаю, Матвей Петрович, все понимаю, — сокрушенно качал головой директор. — Положение очень печальное, но мы не в силах что-либо изменить...

Матвей Петрович, стоя спиной к окну, искоса наблюдал за директором. Что он за человек? В районе о Савине отзывались как об опытном педагоге и умелом администраторе, в деревне его считали строгим и взыскательным учителем, который умеет навести в школе порядок и прибрать ребятишек к рукам. Но жил он замкнуто, ни с кем из крестьян особенно не сходился, проводил все дни в школе или у себя дома.

— А мне кажется, что изменить кое-что можно, — осторожно заговорил Матвей Петрович. — Вот хотя бы для начала проверить списки распределения стипендий.

— Что вы, собственно, имеете в виду? — переспросил Савин.

Матвей Петрович объяснил. Сегодня он смотрел списки и, к своему удивлению, обнаружил, что наряду с детьми из бедняцких хозяйств стипендией пользуются Филя Ковшов, Петя Зеленцов и еще несколько сыновей обеспеченных родителей.

Федор Иванович продолжал неторопливо разбирать папки с бумагами. Наконец он согласился, что пересмотреть списки, конечно, можно, хотя он не видит в этом большого смысла. Списки утверждены в роно, и вряд ли там согласятся что-либо изменить.

Разговор с Савиным ни к чему не привел, и учитель ушел от директора с чувством неудовлетворенности...

— Матвей Петрович, — вновь заговорил Степа, — а если бы Филькину стипендию да Нюшке? По справедливости было бы?

Учитель отвел глаза в сторону.

— Все не так просто, Степа. Надо обдумать...

Расставшись с учителем, Степа вышел на улицу и столкнулся в переулке с Шуркой и Митей. Мальчишки упражнялись на турнике.

— Покрутись, покажи номерок, — попросил Митя.

Степа отмахнулся и, помявшись, рассказал про Нюшку.

— Как бы ее выручить?

— Как же выручишь? — с недоумением спросил Митя. — Стипендию мы ей все равно не достанем.

Степа пожал плечами — о стипендии он уже не говорит. Хотя бы помочь Нюшке как следует обуться и одеться. Не побежит же она в школу босая и без пальто.

Вот если бы Нюшка жила в колонии, ребята, конечно бы, выручили ее. Только подай клич. Когда однажды у Степы во время купания пропали костюм и башмаки, то колонисты-комсомольцы, собравшись вместе, три дня пололи в пригородном хозяйстве овощи, заработали деньги и купили ему новую обувь и одежду.

Но здесь, в деревне, все не так, как в колонии. Есть вроде и комсомольцы и пионеры, но летом никто ничего не делает, голоса их не слышно.

Секретарь ячейки Ваня Селиверстов с самой весны нанялся в пастухи в соседнее село, и Степа до сих пор не может встать на комсомольский учет.

Нет, кольцовских ребят не раскачаешь! Каждый занят домашними делами, думает только о своем...

— Чего ты наших ребят оговариваешь! — обиделся Шурка. — Не все у нас такие.

— Да-да, — поддержал его Митя. — Ты нас не задирай. Вот говори, что делать, — сразу поднимемся.

Усмехнувшись, Степа пристально посмотрел на приятелей:

— Я скажу... Только, чур, назад не пятиться.

И, обхватив ребят за плечи, он объяснил. Нюшка с матерью нанялись у Ворона теребить лен. Если ребята соберут большую артель и приведут ее на полосу, то сколько можно будет за один день убрать льна? Вот и помощь Ветлугиным...

— Ох, и башка у тебя! — обрадовался Митя. — Так давай командуй, когда ребят собирать. Завтра, что ли?

— Не горячись! — остановил его Шурка и высказал свои сомнения.

Если родители узнают, что ребята помогают Ветлугиным, то они могут и не пустить их в поле. Надо делать все тайно, без огласки и для начала выйти теребить лён через два дня, в воскресенье. Ребята скажут дома, что отправляются в Субботинскую рощу за грибами, и будут помогать Ветлугиным хоть целый день.

— А у тебя тоже башка! — похвалил Митя. — Если грибы да тайна, мы такую артель соберем — разлюли-малина!

Степа охотно согласился с приятелями, что теребить леи лучше всего в воскресенье. Они договорились, что в артель позовут только самых надежных кольцовских ребят, и направились в обход по избам.