ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На следующий день Дядя вызвал к себе Андрея запиской; через Сеньку: «Приходи немедленно! Случилась беда». Не хотелось Андрею уходить с работы раньше времени: до конца смены оставалось часа три, да что поделаешь, упросил напарника заменить его. «Какая это беда могла с Дядей приключиться? - думал Андрей. - Никогда ничего опасного с ним не случалось, всегда умел выкрутиться, а тут, гляди-ка, вопит!»

Дом Дяди был на замке, и Андрей зашел в халупу.

Дядя был там. В печи потрескивали сучья, клокотала раскаленная брага в бачке, окутанном паром, и журчала вонючая жидкость, вытекая из змеевика в широкогорлый баллон.

«Кричит - беда, а самогон варит, - насмешливо подумал Андрей. - Боится, как бы брага не перестояла. Ну, фрукт!… Эге, да он, кажется, наклюкался. Гляди-ка, не пожалел своих почек-селезенок. Видно, и в самом деле попал в переплет».

- Что стряслось, Ларион Кузьмич? - спросил Андрей, присаживаясь к столу.

Дядя судорожно вцепился в его рукав, очнувшись от тяжких дум.

- Против своих пошел твой Родька! - с животной злобой произнес он, хватаясь за шею, которую простреливала жгучая боль. - Придушил бы я его сгоряча, если б не Гришка Матюхин, твой квартирант.

- Что ты порешь? Говори толком.

- Давай выпьем, потом поговорим.

Дядя сидел на лавке, набычившись, шея, помятая Матюхиным, не гнулась. Опухший от самогона, с ненавистью он рассказывал о том, что произошло с ним нынешней ночью.

Андрей слушал его молча, не отводя мрачного взгляда от багрового жерла печи. Ревнивая мысль не давала ему покоя: «Да-а, стал чуждаться меня Родион, забрал над ним власть квартирант…».

А Дядя, словно знал, о чем мог думать Андрей, продолжал:

- Приручил пижон кудлатый твоего сына, повернул от тебя. А Родька-то, Родька твой даже мои трубы отдал ему… - Дядя замолчал, спохватившись, что сказал лишнее.

- Ага!… Так это ты свои трубы перепрятал в мой сад?… А я думаю, чьи это шуточки? Спасибо, Дядя! Спасибо, уважаемый!… А Родька-то мой считает, что это я украл трубы на комплексе.

- Я их там тоже не брал, - пробормотал Дядя, хватаясь за шею. - Меня Бардадым наделял…

- А ты мне ворованное подсунул?! Обыска боялся?

- Ну, Андрюша… у вас бы не искали… Ну, знаешь, отец - заслуженный человек…

- А если бы искали да нашли - гавкни на меня твой старый друг Бардадым, - тогда что? Я - в тюрьму, а ты - на печку?! Ну и сволочь же ты дремучая!

Андрей выплеснул ему в лицо самогон из своего стакана и вышел, со всей силы ударив дверью.

…Уже вечерело, когда он вернулся домой. Акулина Кондратьевна и Мария стряпали, Родион учил уроки в своей комнатке.

- Боже мой, опять от него самогоном несет! - ахнула Акулина Кондратьевна. - С работы сбежал к Дяде, принудиловщик! Будет тебе завтра от Литовченко!

Андрей повел на нее покрасневшими, налитыми кровью глазами:

- Тихо, мать, тихо!… Где Родька?

- Зачем тебе Родька? - встревожившись, спросила Мария.

- Поговорить надо.

Родион вышел в прихожую:

- Я здесь. А что?

Он почувствовал недоброе: отец не то чтоб был очень пьян, а вроде бы ему было не по себе - потерянным выглядел. Конечно, самогоном от него несло сильно, нетрудно было догадаться, от кого, вернулся.

- Пойдем-ка, сынок, потолкуем. - Тон у отца был многообещающий.

- Пойдем. - Сжав губы, Родион пристально посмотрел на него. Он знал, о чем будет разговор, и нисколько не боялся сейчас отца.

Андрей привел Родиона в новый дом, в ту комнату, где справляли входины. На полу, на подоконниках лежали части будущего водяного отопления и разный инструмент.

- Так ты, сынок, думал, что это я украл трубы на комплексе? - произнес Андрей с усмешкой, к которой примешивались горечь и раздражение. - Ты так и сказал квартиранту?

- Я так не думал! - крикнул Родион. - Я эти трубы видел у Дяди…

- Молчи!… А почему же ты мне не сказал про трубы сразу, как увидел их в нашем саду? Значит, сомневался? Думал, что я способен на такое? Или квартирант тебе дороже, чем родной отец? Как же это ты, сынок? Меня предал чужаку. Против своих пошел, а?

Родион отшатнулся, как от удара в лицо.

- Я тебя предал?! Я против своих пошел?! - потрясение прошептал он и, резко шагнув к отцу, словно хотел наброситься на него, сказал, как выстрелил: - Это ты!… Это ты против своих пошел!… Ты нас предал!… Деда! Мать!… Своего друга Литовченко!… Всех!… - Родиона трясло, голос его все более набирал высоту, готовый вот-вот сорваться на крик. - Да, я против своих таких, как Дядя!… Я за таких своих, как Гриша Матюхин!… Я за тебя - своего отца и против тебя - пьяницы!

- Что ты сказал?! Такие слова - своему отцу?! - Андрей поднял руку.

- Не тронь сына! - остановил его окрик Марии. - Он правду тебе сказал! - И подтолкнула Родиона к двери. - Иди, сынок, в хату.

Андрей схватил ее за ворот блузы, рванул.

- Это ты воспитала его таким!

Родион вцепился в отца, закричал тонко, с ужасом:

- Не смей бить маму!…

Услышав крик Родиона, Матюхин с разбегу прыгнул на крыльцо, вбежал в дом:

- Андрей, успокойся, не сходи с ума.

- А тебя кто сюда звал?! - закричал Андрей. - У меня семейный разговор. Ты чего лезешь?… Чего ты путаешься не в свои дела, а?

Мария с Родионом вырвались из его рук, бросились на улицу. Андрей махал кулаками, наступал на Матюхина:

- Пошел вон со двора! Чтоб я тебя больше тут не видел!

Григорий, отступая на крыльцо, уговаривал:

- Утихомирься, Андрей. Будь человеком. Ну что ты, право…

На крики прибежала Акулина Кондратьевна, встала перед сыном.

- Ума лишился, пьянчужка несчастный? Ты что вытворяешь?! - хлестнула Андрея по щеке. - Ирод проклятый!… До чего тебя водка довела!… До чего ты докатился! - И разрыдалась.

Андрей посмотрел широко раскрытыми, вдруг протрезвевшими глазами на плачущую мать, на Матюхина, стоявшего посреди двора, и, опустив голову, ушел в свой дом.

Никто не обратил внимания на исчезновение Родиона.

Первой спохватилась Мария. Она постучала в комнату Григория. А тот уже собирал вещи.

- Гриша, что ты делаешь?! Брось, не надо!… Родион исчез… Боюсь я… Натворит он беды. Он, наверное, у Дяди… Гриша, ради бога, бежим туда!

Григорий натянул сапоги и, как был в тельняшке и джинсах, выбежал из старой хаты.

Проклятая, ненавистная халупа! Родион с разбегу, как гранату, бросил в нее кирпичину. В подмороженной тишине подслеповатое окошко звучно брызнуло осколками. По-звериному рявкнул перепуганный Дракон, и на пороге халупы темной глыбой, подсвеченный печным огнем, появился Дядя с топором в руке. Пьяно покачиваясь, он прохрипел:

- Кто здесь?! Дракон, возьми его!

Спотыкаясь, потопал к скулящей собаке. А Родион, выскочив из-за угла, юркнул в халупу.

- Стой! Ты куда, подлый?

Дядя бросился к двери, но было уже поздно: Родион задвинул запоры.

Из кухоньки донеслись звуки погрома: там что-то громко лопалось, звенела разбитая посуда.

Дядя забарабанил в дверь ногами, обухом топора:

- Родька, открой, а то худо будет!

Родион схватил со стола баллон с самогоном, тяжелый, как снаряд, и с размаху бросил его на пол. Он глухо взорвался, забрызгивая вонючей жидкостью все вокруг. Опрокинул бидон с брагой, охладительное корыто со змеевиком, а самогон, набежавший в широкогорлый баллон, выплеснул в печь. Из жерла, как из пасти Змея Горыныча, дохнуло сине-зеленое пламя. Печь осела, раздавшись в стороны, а клокочущий бачок завалился набок.

Дядя рубил дверь топором, она должна была вот-вот рухнуть. Родион выскочил в коридорчик, взлетел на чердак. Он едва успел втащить лестницу наверх, когда дверь, штурмуемая Дядей, упала.

- Ну, Родька, я с тобой рассчитаюсь, гаденыш!

Перед печью горели бодылья подсолнечника. Дядя заплясал на них, пытаясь затоптать огонь, но из-под растоптанной кучи вышмыгнуло сине-зеленое пламя, шустро разбежалось по углам, и вся самогоноварня вдруг залилась призрачным голубым светом. Дядя сдавленно закричал, выдернул пустое ведро из-под лавки и выбежал. За его спиной взорвался баллон с самогоном, который Родион сбросил с чердака. За ним полетел второй, третий… Огонь перекинулся из кухни в коридорчик, фонтан огня, брызнул на чердак, через ляду - под крышу! Искристые огоньки золотыми белками поскакали по свисающим султанам камыша.

Давясь проклятиями, Дядя бешено вращал колодезный ворот, вытаскивая ведро с водой. Со двора к нему бежали жена и сын.

- Что случилось?! - кричали они.

- Ведра давайте! - взвыл Дядя. - Быстро ведра с водой!

- Папа, смотри! Огонь на крыше! - завопил Сенька.

- Ой, боже! Горим!! - ахнула мать.

Дядя обернулся: на коньке крыши халупы плясал красный петух, синий спиртовый огонь бил из двери. Бросил ручку ворота - ведро с плеском обрушилось вниз. Бессильно опустился у колодца, несвязно пробормотал:

- Теперь не потушишь… И Родька сгорит… Будет с него сухарик…

Сенька не сразу понял, но тотчас догадался, когда услышал грохот на чердаке: кто-то бил ногами в доски фронтона. Он схватил отца за плечи, закричал в страхе:

- Сними Родьку с чердака! Слышишь?!

- Попробуй сунься… Да он и лестницу туда поднял. - Дядя икнул, замотал головой.

Мать Сенькина пронзительно кричала, бегая вокруг халупы:

- Караул! Люди добрые, рятуйте!

Пожар разгорался. Красная грива огня поднялась над садом. Родион, видно, не мог пробиться к ляде и все колотил ногами по доскам фронтона, пытаясь их выбить…

Григорий выбежал из темного сада на свет, крикнул:

- Где Родион?

- Там он! Там! - Сенька показал на дымящийся фронтон.

Гудел и трещал камыш.

С чердака уже ничего не слышалось.

Григорий ринулся в клубящийся дымом и синим пламенем дверной проем.

- Гриша, куда ты?! Зачем? - закричал только что прибежавший Федя.

Следом за ним спешил милиционер.

- Там Родька… Это он поджег, - произнес Дядя со смешком. Он сидел у сруба, покачиваясь из стороны в сторону. - Сгорит Родька!… И пижон кудлатый…

Григорий выскочил из огня с Родионом на руках, споткнувшись, упал, надрываясь кашлем.

- Давай воды! - Федя стал сбивать с одежды Матюхина и Родиона пламя. Тушил, выговаривал лейтенанту милиции: - Я тебе наказывал: давай накроем!… А ты - мало улик. Вон сколько улик! Вишь, каким огнем все пылает?

И тотчас, будто в подтверждение его слов, на чердаке бухнула серия взрывов - это взорвались оставшиеся баллоны с самогоном. Столб сине-зеленого пламени взметнулся ввысь.

Григория и Родиона облили водой из ведра. Подбежала Мария, рухнула на колени перед сыном, взяла его лицо в руки, силилась что-то сказать, но не смогла, Родион застонал, зашелся кашлем. Григорий, держась за голову, встал.

- Товарищи, ведите их к моей машине, она на выгоне, - приказал милиционер. - Скажите шоферу, пусть везет в больницу.

Григория подхватили под руки, повели. Понесли и Родиона.

Утробный взрыв потряс халупу снизу доверху. Передняя стена вывалилась наружу. Раздувшийся бачок с оторванной крышкой дымился на печи, будто ствол мортиры.

- Вот это гаубица! - сказал Федя. - Разбегайся, народ, сейчас еще гухнет!

Пожарная автомашина, воя сиреной, вломилась сквозь штакетник во двор. Побежали пожарники, разматывая шланги.

- Вовремя успели! - насмешливо произнес Федя. - А самогон надо молоком заливать, не водой. Да и отлетела уже душа Змея Горыныча!

В толпе засмеялись.

- Давай напор! Давай сильней! - перекликались пожарники, заливая пожарище из брандспойтов.

- Родька навел порядок раньше нас, - сказал Федя милиционеру.

Тот, не ответив ничего, подошел к Дяде, сидевшему у колодца.

- Ну и наварили вы самогону, гражданин! Все село можно было отравить. Так что привлечем вас к уголовной ответственности. Идите отсыпайтесь, завтра на свежую голову поговорим.