"Эпоха мертвых. Москва" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей)

Хамзат Цацаев

5 апреля, четверг, утро

Ехать на рынок ему не хотелось. После того как вместо обещанных на обмен генераторов отправленные за ними бойцы привезли известие, что их отряда больше нет, Хамзат впал сначала в бешенство, потом в депрессию. Был уже немалый отряд, а осталось несколько человек. Хотели получить горючее как серьезные торговцы, подсунув баб в нагрузку к товару, а теперь превратились в каких-то сутенеров, торгующих ими. Да еще и в роли просителей, чего он особенно не любил. Хамзат предвидел, что вопрос о генераторах последует, и что ни придумывай в ответ, а репутацию пустозвона с себя уже не смоешь.

Было и другое, что давило душу и жгло. Погиб Иса, погибли еще двое его родственников. Кровных родственников. И кто их убил, даже узнать не доведется. Ну запомнили двое из уцелевших машины противника, которые они видели с раннего утра. Да и нет гарантий того, что драка была именно с теми людьми в масках и «горках», которые на этих машинах ехали. Кто их всех убил?

Но делать нечего, пришлось сегодня с утра пораньше выехать на «Газели» и КамАЗе, усадив в крытый кузов грузовика предназначенных на продажу баб. Топливо нужно, и лучше обменять этих девок до того, как и с ними что-то случится. Нет везения в последние дни.

Проехали весь путь по МКАД, но на Дмитровку, как планировали вначале, не пошли. На Кольцевой стояли бронетранспортеры, три приземистых восьмиколесных машины, поэтому с рабынями в кузове грузовика решили туда не соваться, а свернули на Ленинградку. И сразу же чуть не налетели на выстроившуюся поперек шоссе военную технику – две БМП и танк. Не было такого уже давно на дорогах, военные почти не покидали своих баз, а тут… со всех сторон обложили. И еще больше машин виднелось по дороге дальше.

Стоящий на броне БМП офицер жестом показал, чтобы машины подъезжали ближе и прижимались к обочине, но это был верный конец. Не пропустят без досмотра, а это как пить дать. Это как самому повеситься, даже еще вернее. И тогда на глазах у вояк, стиснув зубы, потея от страха и вознося молитвы Всевышнему, он скомандовал: «Назад!», и машины начали разворачиваться прямо под прицелом орудий. Те вроде не стреляли, но, когда, казалось бы, маневр уже завершился, одна из БМП дала очередь из курсового пулемета прямо перед «Газелью», приказывая остановиться.

– Хамзат, что делать? – с тоской в голосе спросил Ширвани, сидящий за рулем.

– Газ дави! – понимая, что ничего больше не остается, крикнул Хамзат, от страха с невероятной силой вцепившись в автомат и осознавая всю тщетность их попытки уйти.

Все остальное случилось быстро. Из кабины КамАЗа выскочил, призывая Аллаха, боец с их единственным гранатометом и немедленно был снесен пулеметной очередью. Тяжко ударила танковая пушка, выбросив длинный хвост огня и белого дыма, осколочно-фугасный снаряд угодил в кузов грузовика, обратив его в клуб пламени и обломков, разнеся его в клочья вместе с кабиной и пленными девками и убив еще двоих бойцов, охранявших товар.

«Газель» завыла, захрипела мотором и начала до тошноты, до боли в позвоночнике медленно, очень медленно ускоряться. Все внутри у Хамзата сжалось в ожидании выстрелов, он закрыл глаза, и его ожидания немедленно оправдались. Автоматическая пушка БМП дала очередь по микроавтобусу, превратив салон в вихрь осколков стекла, стали и кровавых брызг. Машина вильнула, завалилась набок и с гулким грохотом, медленно переворачиваясь, скатилась в кювет.

Кювет Хамзата и спас. Единственный почти непострадавший, за исключением нескольких царапин на лице и руках, он буквально вылетел через выбитое окно наружу, невидимый с асфальта, прополз по дороге до пересечения с каким-то боковым проездом, втиснулся в дренажную трубу и затих, вознося молитвы. И через минуту услышал лязг гусениц, раздавшийся почти над головой и затихший, затем голоса. А следом вперегонки загрохотали автоматы – солдаты добивали тех, кто остался в машине. Хамзата не нашли, да и не искали – никто и не подумал, что из разнесенной в клочья «Газели» кто-то сумел выбраться.

В трубе он лежал ногами к происходящему, поэтому с ужасом прикрывал глаза, когда слышал чьи-то шаги неподалеку. Трофеи тоже никто не оставлял брошенными, и люди ворочали трупы его друзей, снимая с них оружие и амуницию. Комментировали, кто-то смеялся.

Случись кому-то его заметить – и Хамзат даже умереть достойно не сможет в такой унизительной позиции. Кто-то может заглянуть в трубу и безнаказанно выстрелить ему в задницу. Представив это, как какой-нибудь салабон-федерал, безусый и безбородый новобранец, стреляет из автомата в трубу, дико хохоча при этом, Хамзат беззвучно завыл, и лишь сжав в кулак и запихав себе в рот бороду, сумел замолкнуть.

Затем дизель БМП снова взревел, и лязг гусениц начал удаляться. И он явственно услышал, что машины возвращаются не на прежнюю позицию, а уходят дальше. Звук отдалялся и отдалялся и в конце концов исчез, скрытый звуком интенсивной, но отдаленной стрельбы, доносящейся со стороны большого торгового центра, что находился неподалеку. Тогда Хамзат, толкаясь локтями и коленями, пополз вперед, и через минуту его голова, испачканная в многолетней грязи, скопившейся в водостоке, показалась из противоположного конца трубы. Он осторожно выглянул из кювета, но никого не увидел. Из живых, по крайней мере, лишь на противоположной стороне дороги за высоким решетчатым забором блуждало немало мертвецов, которых он поначалу не заметил.

Не поднимаясь из канавы, он дополз до угла близлежащего кирпичного дома и лишь там встал на дрожащие от усталости и нервного перевозбуждения ноги. Стер рукавом грязь с автомата, перехватил его поудобней, почувствовав себя немного уверенней.

– Домой надо ехать, – бормотал он. – В село. Люди погибли, отряда нет. Сына и жену в машину, и поедем. Всевышний не хочет, чтобы мы здесь жили. Дал знак, когда наших убили, что не хочет, а мы не поняли. На чужой земле остаться решили, не поехали с теми, кто домой отправился… Принимаем кару теперь…

До жены и сына, дожидавшихся его в дачном поселке, еще добраться надо было, но, по крайней мере, он обозначил себе цель. Все, домой, на родину, не может быть столько невезения подряд без воли Аллаха. Глуп тот, кто не понимает намеков.

Куда идти? Рядом город, Химки. Сверни за угол того дома, где ты сейчас, и ты уже там, но даже отсюда было видно, что на улицах есть мертвяки. Придется убегать и отбиваться. А если наткнешься на одну из тех быстрых тварей, которых становится больше и больше? Нет, пешком Химки не пройдешь, надежда найти машину с ключами в замке выглядит призрачной, а заводить проводами Хамзат не умел. Да и противоугонки у всех стоят, это уметь нужно. Идти пешком? Для этого надо всю Москву обогнуть по кругу или пройти насквозь.

Что еще остается? Золото. У Хамзата в маленьком рюкзаке, что крепился к дорогой американской разгрузке, было не меньше двух килограммов золота. В кольцах, цепочках, браслетах. Это они еще в первый день Катастрофы разгромили ювелирный магазин, и вся его доля сейчас с ним. Как раз на такой, как сейчас, случай, он никогда не выгружал это золото из рюкзака. Только вот кому этим золотом платить?

На рынок. Надо идти на рынок, где заправляют эти самые Зять с Самбистом. Там разживешься если не машиной, то хотя бы довозом до места, наверняка многие не откажутся заработать сколько-нибудь граммов рыжья. Оно и теперь валюта, пожалуй, даже основная. И идти туда намного ближе, и не надо лезть в Москву. А если обдумать маршрут хорошо и не спешить, то за пару дней можно дойти, не заходя ни в один населенный пункт. Не торопясь, экономя силы. А сухой паек у него с собой тоже есть и вода во фляге. Не пропадет.

Он выглянул из-за угла, бросил взгляд на горящие останки грузовика, от которых тянуло черным дымом и нестерпимым запахом горелой человечины. Бараны федералы, Аллах свидетель – бараны. Грохнули из танка, даже не посмотрев, кто в кузове, и десять их же русских баб разом подохли. Худо, что и четверо его бойцов с ними.

Возле перевернутой «Газели» лежали вытащенные на грязную землю трупы. Федералы шмонали убитых, вот и побросали как попало. Хамзат покачал головой, сожалея, что не сможет похоронить их так, как подобает правоверному. К ним уже несколько мертвяков направляются, скоро сожрут их и отожрутся в быстрых и ловких тварей. Совсем дураки федералы, даже об этом не подумали.

Подумав, на шоссе он решил все же не соваться, а попытаться пройти через Химки, просто по самой окраине, не залезая в город. Повесил автомат на грудь по-новомодному и широко зашагал, старясь крутить головой как можно чаще, чтобы случайно не напороться на проблемы.

Совсем не напороться не получилось. Свернув на следующую улицу, он был сразу же атакован зомби. Девчонка, лет шестнадцати с виду, с короткими черными волосами и кольцом в носу. Черты лица странно искажены, что напугало не робкого в общем-то чеченца – он знал, что это означает. Это означало, что мертвечиха начала изменяться, и чего от нее ждать, теперь только Всевышний ведает. Действительно, нападение было быстрым и решительным, при этом тварь неслась не по прямой, а каким-то неуловимым зигзагом, оскалив зубы и вытянув руки с согнутыми крючками пальцами с обломанными ногтями. Морда и руки зомби были вымазаны в запекшейся крови.

Хамзату хватило хладнокровия подпустить оживший труп близко, вплотную, дав самому себе возможность заглянуть в бездонную жуть ее глаз, ощутив прилив неконтролируемого страха. Затем он ударил ее ногой, остановив и оттолкнув, и короткой очередью развалил ей верхушку черепа. Тварь содрогнулась и со стуком упала на асфальт.

– Аллаху акбар… – прошептал Хамзат, чувствуя, как испуг понемногу оставляет его.

Он пошел дальше, переходя с быстрого шага уже на легкий бег, понимая при этом, что поступает так зря. Можно запыхаться, упадет меткость, да и внимательность. Надо медленней. Вскоре на него набросились еще три зомби, два медленных и неуклюжих, а один довольно резвый, да еще норовивший укрыться за медлительными. Снова пришлось стрелять, эхо выстрелов ударами хлыста носилось по мертвецки-тихому городку, и Хамзату казалось, что на этот звук сейчас сойдутся все блуждающие мертвецы окрестностей.

Через пару сотен метров опять пришлось стрелять, на этот раз в ребенка, бросившегося на него из кустов. Потом опять и опять. А затем Хамзат увидел на крыше пятиэтажной кирпичной хрущевки быстро двигающуюся гибкую тварь. Это снова заставило его помянуть Аллаха. И он побежал через мост, тянущийся над железной дорогой, и когда перевалил через верхнюю его точку, то понял, что Всевышний решил не только казнить его сегодня, но и чем-то помочь. Прямо посреди дороги, на боку, сверкая ярко-синей краской, лежал велосипед. Новенький, блестящий, лишь слегка покрытый пылью, видать, не первый день здесь валялся.

Хамзат до сих пор любил велосипеды, хоть давным-давно не имел ни одного. Он помнил свой первый, марки «Школьник», который привез ему из Грозного отец в подарок за то, что он с почетной грамотой закончил третий класс. Помнил, как завидовали ему мальчишки в селе и с какой гордостью он катал по улице младшего брата, посадив его перед собой на раму. Младшему тогда было четыре. Во время первой войны он погиб, когда федералы штурмовали Грозный. Погиб еще в новогоднюю ночь, сразу же, в первый день настоящей войны, возле вокзала.

Позже «Школьник» сменился «Орленком», а потом, уже в девятом классе, ему достался дорожный, то есть «взрослый», «Минск», который прослужил ему долго-долго. Даже когда Хамзат учился в Ставрополе, приезжая домой, он всегда катался на любимом велике. А в университете даже немного занялся велоспортом.

Этот велосипед не был «Минском». Ярко-синий, с крупными белыми надписями на раме причудливой формы, с передними и задними тормозами и кучей передач, он удивил наличием амортизаторов и зубастостью колес. Как справляться с велосипедными передачами, Хамзат помнил хорошо, поэтому ему осталось лишь вскочить в седло и… болезненно охнуть и грязно выругаться, когда ненормально узкое и жесткое седло ударило его в промежность.

– Ай, дурак, забыл, какие спортивные седла! – в радостном возбуждении, забыв про боль, прошептал он самому себе, наваливаясь ботинками на педали.

Покрышки загудели протектором по асфальту, и красивый синий велосипед начал быстро разгоняться.

– Аллаху акба-а-ар! – радостно закричал Хамзат, уже не пугаясь своего эха.