"Тени Бога" - читать интересную книгу автора (Киз Грегори)

11 Три короля

Унока спрыгнул с лошади, как королевский акробат, и влетел в палатку командующего.

— Дайте рому глотнуть, — выпалил он.

— О, а я думал, ты с донесением явился, — сказал Оглторп.

— Если хотите его услышать, генерал, дайте рому.

— Что, так плохо?

— Их там, наверное, тысяч пять.

— Всего-то.

— Вам что, мало?

— Их всего на тысячу больше нас. В Белграде турки превосходили нас вдвое. В итоге они потеряли тридцать тысяч, а мы — пять. Думаю, славный будет бой. — Он молча наблюдал за тем, как Унока залпом выпил ром и посмотрел на него вытаращенными глазами, явно не разделив его оптимизма. — Далеко они?

— Дня два пути.

— Превратим эти два дня в настоящий ад для них, ты не против? В сосновых лесах хорошо устраивать засады.

— Верно, я возьму с собой маронов.

— В этом нет необходимости, мистер Унока. Мы их и так уморили разведкой. Пусть немного отдохнут.

— Генерал, — спокойно взглянув на Оглторпа, сказал Унока, — если мы пойдем на врага шеренгами, то, говорю вам, мои ребята в таком деле никудышные. Перебьют их. А вот напасть из засады — в этом мы мастера.

Оглторп внимательно посмотрел на африканца и впервые заметил грязную, окровавленную повязку на его плече.

— Ты хороший парень, Унока, каких мало, и я рад, что мы с тобой в одном строю. И если ты хочешь участвовать в этой вылазке, я не стану тебя останавливать.

— Здорово иметь дело с отчаянным человеком, — обрадовался марон.

— Возьмите, какое нужно оружие, не скромничайте, — сказал Оглторп.

— Спасибо, генерал, а можно еще рому…

— Возьми бочонок для своих ребят.

Несколько часов Оглторп сидел, склонясь над картами, и пытался определить, где пройдет линия фронта. Разумеется, первый удар будет нацелен на башни. Но на какую именно? И хотя армия в пять тысяч человек ничто по сравнению с масштабами европейских войн, он слишком переусердствовал с оптимизмом в разговоре с Унокой. Существовала огромная разница между преимуществом два к одному и четыре к одному. Но они могут растянуть линию фронта настолько, что его шеренги будут до смешного жидкими.

На их месте он не стал бы этого делать, особенно если бы спешил, а эти ребята, по-видимому, не хотят даром терять время.

Вошел Нейрн и тоже склонился над картами. Оглторп изложил ему свои соображения.

— В нашем положении самое лучшее — сохранять мобильность и мгновенно отвечать на атаки и маневры противника, — сказал он. — Мароны, чокто и ямакро должны непрерывно вести разведку и докладывать о точной численности и дислокации противника, включая десант, высаживаемый воздушными кораблями. Думаю, будет еще не одна высадка.

— Со всем этим мы можем справиться, — подтвердил Нейрн. — Франклин обеспечил нас двумя летающими без помощи дьяволов аппаратами. Мы подготовили для них команды из французов и аппалачей. Мы также собрали все имеющиеся у нас эфирографы и рассредоточили их по всей границе наших территорий, так что связь у нас будет.

— Хорошо. Ну и жаркий бой нам предстоит. — Оглторп обернулся на крики и пальбу, доносившиеся снаружи. — Что там происходит?

Оглторп и Нейрн выхватили пистолеты и выбежали из палатки.

Радостными криками и стрельбой в воздух встречали прибывший в лагерь отряд.

Привыкшему к малочисленным боевым группам Оглторпу казалось, что колонне не будет конца, хотя он знал, что в ее составе человек двести, не больше. Вид у солдат был такой бравый, что Оглторп готов был расплакаться. Колонну возглавляли крепкие молодцы в сине-желтых камзолах, у каждого мушкет и палаш. Впереди колонны ехали конные, один из них — король Филипп, на нем был французский, военного образца камзол. Король широко улыбался и, несмотря на свой малый рост и изрядную плотность тела, выглядел как настоящий солдат. Бросался в глаза возвышавшийся в седле человек в непривычном глазу мундире, его тонкие, бескровные губы застыли в улыбке, треуголку он снял, обнажив почти лысую голову.

— Это его величество Карл Двенадцатый, король Швеции, — пояснил Оглторп.

— Да, я встречался с ним в Венеции, — отозвался Нейрн. Завидев их, изгнанный из страны монарх спешился, за ним последовал и Филипп. Почти одновременно Оглторп и Нейрн сняли шляпы и склонились перед приближавшимися к ним королями.

— Ваши величества, — приветствовали они монархов.

— К чему церемонии?! — воскликнул Карл. — Сегодня, джентльмены, мы все солдаты. Маркграф Оглторп, я рад видеть вас вновь и благодарю вас за подводный корабль. Вояж к берегам аппалачей был весьма интересен.

Оглторп кивнул. «Вот это человек», — подумал он, впервые встретившись с королем в сорока милях от берегов Южной Каролины. У Карла были стального цвета глаза, тонкий, аристократический нос и манеры человека, привыкшего побеждать.

— Не стоит благодарности, ваше величество. Не могу выразить, как я рад вашему прибытию.

Карл похлопал Нейрна по плечу:

— Как дела, господин Нейрн? После одержанной в Венеции победы мы с вами больше не виделись. Услугу, которую мне оказали американцы, забыть невозможно, и не в моих правилах уклоняться от войны. А по воле Бога нас здесь ждет не просто война. Более тридцати лет я вожу в бой полки, разве я могу упустить такой случай?

— Разумеется, нет, ваше величество.

— Чтобы добраться сюда, пришлось сполна заплатить самому дьяволу, и двойную цену должны ему за то, что Оглторп спас нас от пушек форта Мальборо. И все же мы потеряли три корабля, иначе я бы доставил вам значительно больше пушек. Но мы им устроим трагедию, такую же горькую, как и в Венеции, не так ли? Мы остановили безумного Петра раз, остановим и во второй раз.

— А… об этом деле, — перебил его король Филипп. — Мы с вами должны поговорить о русском царе прежде, чем он сюда прибудет.

— Армию ведет сам Петр?

— Нет… он едет сюда с моими гвардейцами.

В глазах Карла вспыхнула шальная искорка.

— В плен взяли?

Отвечать было поздно, Оглторп заметил идущего прямо к ним царя.

Карл тоже смотрел на приближавшегося царя, он успел выхватить шпагу, в глазах горел безумный огонь.

— Слава всемогущему Богу! — заорал он.

Царь заметил его и прокричал в ответ:

— У меня шпаги нет!

Карл сплюнул:

— Так возьми, ты, грязный трус.

— Джентльмены!.. — завизжал Филипп.

— Возьми шпагу! — кричал Карл.

Лицо Петра нервно дернулось. Они стояли друг напротив друга — два безумных человека, которым волей судьбы была дарована корона.

— Шпагу! — крикнул царь и вскинул руку.

Никто не двинулся, чтобы дать ему шпагу. Заметив это, Петр сделал еще несколько шагов навстречу Карлу. Оглторп надеялся, что разъяренный Карл не бросится на безоружного. Противники простояли друг напротив друга долю секунды.

Петр нанес удар первым, в лицо слева. Карл в ответ чуть не пронзил его шпагой, затем отбросил ее и обхватил царя за пояс.

Солдаты Карла обезумели, они кричали, как турки, некоторые из них действительно были турками, они скандировали имя своего короля.

Сцепившиеся повалились на землю и катались, колошматя друг друга.

— Неужели их нельзя разнять? — спросил Оглторп. Нейрн покачал головой:

— За сотни или тысячи лет никому не доводилось наблюдать подобный спектакль: два великих правителя дерутся, как пьяные сапожники. Кто мы такие, чтобы их останавливать?

— Вижу, царю драться не впервой, но…

В этот момент дерущиеся расцепились, вскочили на ноги и принялись кулаками наносить друг другу удары по лицу и голове. Это больше походило на противостояние силы духа, нежели обычную драку; казалось, они сговорились не защищаться, а только нападать. У обоих лица были в крови, у Петра сильно разорвано ухо. Они безбожно ругались, каждый на своем языке. Впечатляющее зрелище.

Раздался выстрел, и сбитая пулей ветка упала между дерущимися, заставив их на минуту остановиться и оглядеться в поисках стрелявшего.

Пистолет короля Филиппа дымился, а лицо его было красным, как мякоть арбуза.

— Ради всего святого! — завопил он. — Прекратите! Или я вас обоих застрелю!

Его решительность убедила Оглторпа. Очевидно, и непримиримых соперников тоже, поскольку они стояли и смотрели на Филиппа.

— Послушайте, вы, петухи! Нас, коронованных монархов, осталось всего трое. И, несмотря на то, что вы ведете свое начало от гуннов и вандалов, в моем королевстве я требую, чтобы вы держали себя в соответствии со своим статусом и не уподоблялись уличным драчунам! Король Карл, царь Петр находится здесь под моим покровительством. Узурпаторы отняли у него трон, и армия движется на нас не по его монаршему велению. Царь Петр прибыл ко мне в поисках убежища, и я его предоставил. Если вы не можете принять этого с должным уважением, я благодарю вас за оказанную нам помощь и вынужден просить вас вернуться на свой корабль. — Филипп метнул разгневанный взгляд на русского царя. — Вы, сударь, прибыли сюда в качестве просителя и теперь хотите отплатить мне за великодушие и щедрость унижением собственного достоинства, а вместе с ним — и моего. Я не потерплю этого. Хотите уладить существующие между вами противоречия, делайте это как джентльмены, со шпагой в руке, и только после того, как эта чертова Война закончится!

Филипп замолчал, он так тяжело дышал, что Оглторп испугался, как бы французского короля не хватил апоплексический удар.

Противники, все еще сжав кулаки, посмотрели друг на друга, затем Карл повернулся к Филиппу и, хотя и не опускаясь на колено, поклонился французскому королю.

— Прошу прощения, ваше величество, — сказал он, — за мою несдержанность.

— И я приношу свои извинения, — сказал, как бы с сожалением, царь Петр. — Король Карл, вы желаете сатисфакции, я готов, как только наступит подходящий момент.

Карл кивнул:

— Мы вернемся к этому. — Он мрачно усмехнулся. — Но должен признаться, определенную долю сатисфакции я уже получил. — Он потер свой окровавленный кулак.

Оглторп тихо кашлянул:

— Скоро нам предстоит тяжелое сражение, и, если мы все готовы, я был бы рад выслушать советы и предложения генералов, более опытных, нежели я.

Франклин, встретившись с Адрианой во второй раз, постарался поглубже спрятать чувства, которые она у него вызывала. Умом он понимал все, что ему о ней рассказали, но сердцем он этого не принимал, возможно, никогда не сможет принять. Как истинный английский губернатор, он счел должным принять борьбу ума и сердца как неизбежное. Парламент должен контролировать короля, король — парламент.

Он не знал, какую роль взяло на себя его сердце, роль парламента или короля, но оно свое слово сказало.

— Как видите, сегодня я пришел без оружия, — сказал он насколько мог весело.

Но Адриана не поддержала легкость предложенного тона. И вновь Франклина поразила ее красота, серьезное лицо, загадочная улыбка, которая, казалось, ничего не выражала.

— Когда я была маленькой девочкой, — сказала француженка, — самым желанным для меня было хотя бы на минутку увидеть сэра Исаака Ньютона. Я перечитывала его трактаты, тайно, — понимаете, считалось неслыханной дерзостью, если женщина… Но… я отвлеклась. Я преклонялась перед Ньютоном и величием его мысли. Я жила красотой и изяществом его математических формул и расчетов. Я поступила на должность писца во Французскую Академию наук только ради того, чтобы быть ближе к светилам науки. — Глаза ее были как черная, бездонная пропасть, в них ничего нельзя было прочесть, ни мольбы о сострадании, ни холодного расчета. — В итоге получилось так, что я его убила. Он был не первым и не последним человеком, кого я лишила жизни. Я понимаю, что вы должны чувствовать, но думаю, нам надо поговорить. У нас есть общие темы.

— Если вы имеете в виду любовь к Ньютону, то я не вижу, как…

— Нет. — Голос ее прозвучал как-то странно. — Нет, видите ли, мы с вами уже встречались.

— В Венеции.

Она покачала головой:

— Вы были в Бостоне… я в Париже. Вы называли себя Янусом, я называла себя Минервой.

Франклина словно жаром обдало, мурашки побежали по всему телу, сердце затрепетало, и комната поплыла перед глазами.

— Что такое вы говорите?!

— Я была секретарем Фацио де Дюйе. Мистера Ф. Я отвечала за отправку и получение писем. Я знала, что он работал над созданием какого-то оружия для короля, но я не знала, что это за оружие. Все держалось в большом секрете, но какого-то важного, ключевого элемента недоставало. Фацио… не мог его найти. Расчеты казались мне каким-то шифром, поэтому я не могла ему помочь, не мог помочь и английский коллега, некий мистер S. И вдруг я получаю письмо за подписью Януса, который утверждает, что он нашел способ настраивать эфирограф и у него есть решение проблемы, над которой бьется господин Фацио. Далее следовала формула. Я спрятала это письмо, тайно в своей комнате поработала над ней и, немного исправленную, предложила Фацио за подписью мистера S…

— Стирлинг, — произнес Франклин. — Это был Стирлинг.

— Стирлинг? Никогда не слышала этого имени… В любом случае это был тот самый ответ, который так долго искал Фацио. Позже я поняла, какое оружие он создавал и что я сделала. Много лет спустя Василиса Карева рассказала мне о юноше по имени Бенджамин Франклин, который приехал из Бостона в Лондон; он боялся, что выдал французам важный секрет.

Франклин закрыл руками лицо:

— Я не знал… мне было всего четырнадцать лет. Я хотел как можно быстрее стать известным на весь мир, показать…

— А я всего лишь хотела решить уравнение. И вот к чему привели наши амбиции…

— Нет! — воскликнул Франклин. — Нет! Нет! — Он вскочил и забегал по комнате, колотя ладонями по стене. — Нет! Нет! — Он резко обернулся к ней. — Ты знаешь, как долго я искал встречи с тем французом, который заставил комету упасть на Землю? Мне казалось, я знаю его. Злой, беспринципный человек, способный на любой безнравственный поступок, для него человеческая жизнь, что для лошади муха, которую она отгоняет хвостом! Ужасный, больной человек, в нем любовь к науке чудовищным образом смешалась с преданностью Сатане. И вот сейчас ты признаешься, что… украла у меня формулу… — Франклин задохнулся и не мог продолжать.

— Фацио был робким и трогательным человеком, — сказала Адриана. — И он не был злодеем. Думаю, после того как Ньютон разорвал с ним отношения, он просто хотел доказать ему свою состоятельность.

Франклин заскрежетал зубами. Слова Адрианы так походили на правду, сколько раз он сам испытывал подобные чувства, когда был учеником Ньютона.

— Людовик Четырнадцатый был старым и больным, он думал, что таким образом спасет Францию. Но и он тоже был обманут.

— Но кто-то же виноват во всем этом! Ведь есть виноватый! — выкрикнул Франклин.

— Кроме нас двоих? В таком случае обвиняйте malakim, в конечном счете мы исполнили их желание. Вопреки легенде не они, а мы их джинны. Что касается меня, то я не заблуждаюсь на свой счет. Мое любопытство и наивная игра в конспирацию погубили мир.

— О боже! — Франклин, заламывая руки, рухнул в кресло. — Как вы можете быть такой… — Он хотел сказать «спокойной и безжалостной», но встретился с ней взглядом, и от муки, которую он в них увидел, его словно волной окатило. У него сдавило горло и защипало в глазах, он весь похолодел, и его заколотила дрожь. Он не мог говорить, он понял, что в этой женщине нет ничего таинственного. Он понял ее суть в тот самый момент, когда увидел ее, но гнал от себя все мысли, потому что, встретившись лицом к лицу с Адрианой де Морней де Моншеврой, он посмотрел в лицо самому себе, той правде, которую он столько лет избегал.

— Надеюсь, — кое-как выговорил Франклин, когда смог связно излагать мысли, — вы напомнили мне все это ради какой-то цели.

— Да, я хочу, чтобы вы разделили со мной кару небесную за то, что мы сделали. Я хочу, чтобы вы помогли мне исправить возможное.

— Именно это я и пытаюсь сделать вместе с вашей подругой Василисой, вашими учениками и Красными Мокасинами.

— Я не доверяю ни Василисе, ни индейцу. А вы им доверяете?

Франклин замялся:

— В общем, нет. В том, как они стремятся к цели, есть что-то… странное. Я вынужден отвергать их предложения.

— Как тогда в Бостоне вы отвергли подозрения, что помогаете плохим людям?

— Уж коли вы затронули этот вопрос, простите… почему я должен доверять вам? Или вы мне?

— Потому что мы поплатились за схожую любовь к науке, совершили одинаковую ошибку и в равной степени грешны.

Франклин нахмурился:

— Что, если все это ложь? Что, если все, что вы мне сейчас сказали, вы узнали от Василисы?

— Вы знаете, что я не лгу, — ответила Адриана.

Конечно, он знал.

— В таком случае с чего начнем? — с трудом выдавил он.

— С того, что произошло с моей рукой… — ответила Адриана.