ГЛАВА 8

Рейфорд думал, что достаточно отдохнул, поскольку успевал во время этого длительного путешествия прикорнуть то там, то тут. Но он не мог себе представить, как все это напряжение, страх и отвращение скажутся на состоянии его тела и души. В его с Амандой квартире, комфортабельной настолько, насколько в Ираке это способен осуществить кондиционер, Рейфорд разделся до трусов и сел на край кровати. Опустив плечи и положив локти на колени, он сделал громкий выдох и понял, как сильно он на самом деле устал. Наконец, он получил известия из дома. Теперь Рейфорд знал, что Аманда в безопасности, Хлоя выздоравливает, а Бак — как всегда — в пути. Он не знал, что и думать об этой Берне Зи, которая угрожала безопасности нового прибежища «Отряда Скорби» (дома Лоретты), но в душе полагался на Бака и на Бога.

Рейфорд вытянулся, лежа на спине поверх покрывала, заложил руки за голову и уставился в потолок.

Как бы ему хотелось взглянуть на сокровища компьютерного архива Брюса! Прежде чем погрузиться в крепкий сон, он пытался придумать способ, как вернуться в Чикаго к воскресенью. Наверняка существо-вал способ, с помощью которого можно было попасть на поминальную службу в память Брюса. В молитве он обращался к Богу с просьбой об этом, пока сон не овладел им.

Бака всегда согревала приветственная улыбка на умудренном годами лице Хаима Розенцвейга. Так было и сейчас. Когда Бак шагнул к старику, Розенцвейг просто раскрыл руки для объятия и сказал хриплым голосом: «Камерон! Камерон!»

Бак наклонился, чтобы обнять своего низкорослого друга. Розенцвейг сомкнул руки за спиной Бака и крепко прижал его к себе, как ребенок. Затем он уткнулся лицом в шею Бака и горько заплакал. Бак чуть не потерял равновесие: вес сумки тянул его в одну сторону, а крепкое объятие Хаима Розенцвейга — вперед. Он почувствовал, что может качнуться вперед и упасть на своего друга. Ему пришлось напрячься, чтобы стоять прямо, держа Хаима, и позволить ему выплакаться.

Наконец, ослабив руки, Розенцвейг потащил Бака к ряду кресел. Бак заметил высокого смуглого водителя Розенцвейга, который стоял в стороне, в десяти футах, сложив перед собой руки. Он, похоже, беспокоился о своем начальнике и выглядел удивленным.

Хаим кивнул в его сторону.

— Ты помнишь Андре? — спросил Розенцвейг.

— Да, — ответил Бак. — Как дела?

Андре ответил на иврите. Он не говорил и не понимал по-английски. Бак иврита не знал.

Розенцвейг что-то сказал Адре, и тот поспешил удалиться.

— Он сейчас подгонит машину, — сказал Хаим.

— Я пробуду тут только несколько дней, — сказал Бак. — Что вы можете мне рассказать? Вы знаете, где Цион?

— Нет! Камерон, это так ужасно! Какое мерзкое и отвратительное осквернение семьи человека и его имени!

— Но вы получили известия от него?

— Один телефонный звонок. Он сказал, что ты догадаешься, где начинать его поиски. Но, Камерон, разве ты не слышал последние новости?

— Нет…

— Власти пытаются обвинить его в убийстве собственной семьи.

— Да перестаньте! Никто же не поверит! Нет ни малейших улик, указывающих на это. Зачем ему вообще было это делать?

— Конечно, ты и я знаем, что он никогда не совершил бы ничего подобного. Камерон, если бесчестные люди решили добраться до кого-либо, они не остановятся ни перед чем. Ты, конечно же, слышал о его водителе.

— Нет.

Розенцвейг покачал головой и опустил подбородок на грудь.

— Что? — воскликнул Бак. — И его тоже?

— Боюсь, что да. Бомба в машине. Его тело почти невозможно было опознать.

— Хаим! Вы уверены, что в безопасности? Ваш водитель знает, как водить машину в экстремальной ситуации? Проверять на наличие бомбы? Как защитить себя или меня?

— На все эти вопросы я могу ответить «да». Андре достаточно опытен. Но от этой мысли мне не делается менее страшно. Признаюсь, чувствую, что защищен настолько, насколько это возможно.

— Но ваше имя ассоциируется с доктором бен-Иегудой. Те, кто его ищут, попытаются выйти на него через вас.

— Это означает, что тебя тоже не должны видеть со мной, — ответил Розенцвейг.

— Слишком поздно, — сказал Бак.

— Вовсе нет. Андре заверил меня, что по дороге сюда за нами не было слежки. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь перехватил нас с этого момента и следовал бы за нами, но именно сейчас мы, кажется, остаемся незамеченными.

— Отлично! Я прошел таможню по фальшивому паспорту. Вы не воспользовались моим именем, когда заказывали мне комнату?

— К несчастью, да, Камерон. Прости. Я даже воспользовался своим именем, чтобы поставить там охрану.

Баку пришлось сделать усилие, чтобы не улыбнуться милой наивности этого человека.

— Ну, друг мой, мы воспользуемся этим, чтобы сбить их со следа, правда?

— Камерон, боюсь, что не очень разбираюсь во всем этом.

— Почему бы не попросить Андре отвезти вас в этот самый отель. Скажите им, что мои планы изменились, и я не прилечу до воскресенья.

— Камерон, как ты так быстро находишь выход из ситуации!

— Давайте поспешим. И больше нас не должны видеть вместе. Я уеду отсюда не позднее, чем в субботу вечером. Вы можете найти меня вот по этому телефону.

— Этот номер надежен?

— Это спутниковый телефон, последняя разработка. Никто не может его прослушивать. Просто не упоминайте моего имени в связи с этим номером и не давайте его больше никому.

— Камерон, где ты начнешь поиски Циона?

— У меня есть пара идей, — сказал Бак. — И знайте, что если я смогу вывезти его из этой страны, я сделаю это.

— Великолепно! Если бы я был верующим человеком, то молился бы за тебя.

— Хаим, вскоре вам придется стать верующим человеком.

Хаим сразу же сменил тему разговора.

— Еще об одном, Камерон. Я позвонил Карпатиу, чтобы он вмешался в это дело.

— Лучше бы вы не делали этого, Хаим. Я ему не доверяю так, как вы.

— Я всегда чувствовал это, Бак, — сказал Розенцвейг, — но тебе нужно познакомиться с этим человеком поближе.

«Если бы ты только знал», — подумал Бак, а вслух сказал:

— Хаим, я попытаюсь связаться с вами, как только что-нибудь выясню. Звоните мне только в случае крайней необходимости.

Розенцвейг снова горячо обнял его и торопливо ушел. Бак воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить в отель «Царь Давид». Он заказал комнату на две недели под именем Херба Катца.

— Какую компанию вы представляете? — спросил клерк.

Бак задумался на секунду.

— Международная ассоциация сеятелей, — сказал он, решив, что это будет великолепная характеристика как Брюса Барнса, так и бен-Иегуды.

Рейфорд распахнул глаза. Он не шевельнул ни одним мускулом. Он не имел ни малейшего представления, сколько времени проспал, но что-то прервало его забытье. Резкий звонок телефона на столике рядом с кроватью заставил его вскочить. Потянувшись к аппарату, он понял, что у него онемела рука. Она не хотела двигаться туда, куда было нужно. Каким-то образом он заставил себя взять трубку.

— Стил слушает, — буркнул он.

— Капитан Стил? Вы в порядке? — это была Хетти Дерхем.

Рейфорд перекатился на бок и прижал трубку подбородком. Опираясь на локоть, он сказал.

— У меня все нормально, Хетти. Как ты?

— Так себе. Мне бы хотелось увидеть тебя, если это возможно.

Несмотря на то что занавески были закрыты, сияющее послеполуденное солнце пробивалось в комнату.

— Когда? — спросил Рейфорд.

— Пообедаем сегодня вечером? — спросила она. — Около шести?

В голове Рейфорда закружился вихрь мыслей. Сказали ли ей уже о той незначительной роли, которую она будет играть в администрации Карпатиу? Хочет ли он, чтобы его видели с ней на публике в отсутствие Аманды?

— Это так срочно, Хетти? Аманда сейчас в Штатах, но она вернется через неделю или около того…

— Нет, Рейфорд, мне действительно нужно поговорить с тобой. У Николае важные встречи, которые затянутся до полуночи, им сейчас как раз накрывают обед. Он сказал, что не против того, чтобы я переговорила с тобой. Я знаю, что ты хочешь вести себя правильно, и все такое. Это не свидание. Давай поужинаем в таком месте, где будет очевидно, что мы просто старые друзья, которые собрались поговорить. Как идея?

— Еще как, — ответил Рейфорд со смехом.

— Тогда мой водитель заберет тебя в шесть, Рейфорд.

— Хетти, сделай мне одолжение. Если ты согласна, что это не должно выглядеть как свидание, то не надо очень уж наряжаться.

— Капитан Стил, — сказал она, внезапно перейдя на формальный тон, — у меня и в мыслях нет развлекаться.

Бак въехал в свою комнату на третьем этаже отеля «Царь Давид». По наитию он обзвонил офисы Мирового Сообщества в Бостоне и попытался найти своего старого друга Стива Планка, который был его боссом; в «Глобал Уикли». С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Когда Николае был назначен генеральным секретарем Организации Объединенных Наций, Стив Планк неожиданно переехал в Бостон, чтобы вступить в должность пресс-секретаря Карпатиу. Прошло не так много времени с того момента, как он принял эту выгодную должность.

Для Бака не стало неожиданностью, что Планка не было в офисе. По приказу Николае Карпатиу он находился в Новом Вавилоне и, несомненно, по этой причине чувствовал себя очень важной персоной.

Бак принял душ и вздремнул.

Рейфорд почувствовал, что ему стоит поспать еще несколько часов. Он, конечно, не собирался проводить слишком много времени с Хетти Дерхем. Он оделся небрежно, ровно настолько, чтобы прилично выглядеть в таком месте, как «Глобал Бистро», где часто появлялись Хетти и Николае.

Конечно же, Рейфорду никак нельзя было показывать, что он знает о «понижении» Хетти, прежде чем она сама об этом заговорит. Ему следовало позволить ей разыграть всю эту историю со всей присущей ей эмоциональностью и патетикой, и внутренне он был готов к этому. Он по-прежнему чувствовал себя виновным в том, что она оказалась там, где находилась сейчас, как в географическом, так и в семейном планах. Теперь, по прошествии времени, он и не представлял себе, что когда-то она была объектом его страсти.

Он, конечно, никогда не акцентировал это, но ведь именно о Хетти он думал в ночь Восхищения. Как он мог быть таким глухим, таким слепым, настолько потерять связь с реальностью? Человек, сделавший успешную профессиональную карьеру, женатый более двадцати лет, имеющий дочь, которая учится в колледже, и двадцатилетнего сына, мечтает о девушке из обслуживающего персонала, объясняя это тем, что его жена помешана на религии! Он покачал головой. Айрин, симпатичная маленькая женщина, которую он уже давным-давно воспринимал как нечто само собой разумеющееся в его жизни, женщина, которую звали так же, как и одну из его теток, знала единственную настоящую Истину, с большой буквы, знала задолго до всех них.

Рейфорд всегда посещал церковь и назвал бы себя христианином. Но для него церковь была местом, где можно посмотреть на других и показать себя, пообщаться, выглядеть респектабельным. Его раздражало, когда священники становились слишком осуждающими или слишком дотошными. И когда Айрин нашла новую небольшую конгрегацию, которая казалась более агрессивной в своей вере, он начал отыскивать причины не ходить туда вместе с ней. Когда она начала говорить о спасении души, о крови Христовой и о пришествии Христа, он убедился в том, что у нее не все в порядке с головой. Сколько времени пройдет, прежде чем она начнет заставлять его таскаться вместе с собой от одной двери к другой, распространяя листовки?

Так он объяснял сам себе флирт с Хетти Дерхем, которая была моложе его на пятнадцать лет.

Она была настоящей красоткой. Хотя они и обедали вместе несколько раз и он много раз приглашал ее выпить, но, несмотря на безмолвный язык тела и глаз, Рейфорд ни разу не дотронулся до нее. Хетти не упускала случая схватить его за руку, когда проходила мимо, или даже положить ему руки на плечи, разговаривая с ним в кабине пилота, но Рейфорду каким-то образом удавалось не заходить дальше этого. В ту ночь над Атлантикой на полном 747-м, летящем на автопилоте, он наконец нашел в себе смелость предложить ей нечто конкретное. Теперь ему было стыдно в этом признаться даже себе самому, но тогда он был готов сделать следующий, смелый, решительный шаг к физической близости.

Однако слова, которые он хотел сказать, так и не прозвучали. Когда он вышел из кабины, она ошарашила его новостью о том, что почти половина его пассажиров исчезла, оставив все вещи. Салон, который в четыре часа утра обычно представлял собой темную, сонную комнату, наполненную гудением, моментально превратился в паникующий улей, как только люди поняли, что произошло. Именно в ту ночь он сказал Хетти, что не больше нее понимает, что происходит. На самом деле он понимал все слишком хорошо. Айрин была права. Христос вернулся, чтобы восхитить свою Церковь, а Рейфорд, Хетти и три четверти его пассажиров были оставлены.

В то время Рейфорд не знал Бака Уильямса, не знал, что Бак был пассажиром первого класса на том же самом самолете. Он не знал, что Бак и Хетти говорили друг с другом, что Бак воспользовался своим компьютером и выходом в Интернет, чтобы узнать, все ли в порядке с ее родственниками. Только позднее он узнал, что Бак представил Хетти новому блестящему политическому лидеру, международной знаменитости Николае Карпатиу. Рейфорд познакомился с Баком в Нью-Йорке, куда приехал, чтобы извиниться перед Хетти за свое недостойное поведение в прошлом и попытаться объяснить ей истинную причину исчезновений. Бак оказался в Нью-Йорке, чтобы представить Хетти Карпатиу, чтобы взять интервью у Карпатиу и у Рейфорда — капитана Хетти. Бак просто пытался написать статью о различных взглядах на причину исчезновений.

Рейфорд был серьезен и сосредоточен на том, чтобы убедить Бака, что он нашел истинный ответ. В ту ночь Бак впервые увидел Хлою. Так много всего произошло за такое короткое время. Менее полутора лет спустя Хетти стала персональным помощником и любовницей Николае Карпатиу, Антихриста. Рейфорд, Бак и Хлоя стали христианами. И все трое были в отчаянии из-за того положения, в котором оказалась Хетти Дерхем.

Рейфорд думал, что, может быть, сегодня он наконец сможет оказать хоть какое-нибудь положительное влияние на Хетти.

Бак всегда обладал способностью просыпаться тогда, когда ему было нужно. Этот талант подводил его очень редко. Он сказал себе, что хочет встать и выйти в 6 утра. Он проснулся вовремя, менее отдохнувшим, чем надеялся, но с горячим желанием начать поиски. Он сказал таксисту:

— К Стене плача, пожалуйста.

Через несколько минут Бак вышел из машины. Там, недалеко от Стены плача, за кованой железной решеткой, стояли люди, которых Бак признал как свидетелей, о которых говорилось в Писании.

Они называли себя Мойша и Илия и действительно, казалось, явились из другого времени и другого мира. Они ходили босиком, носили оборванные одежды из материала, похожего на мешковину. Их кожа была грубой и смуглой, тела — жилистыми, с выступающими костями и длинными мускулистыми руками и ногами. У обоих были длинные темные волосы и нестриженые бороды. Любой, кто осмеливался приблизиться к ним, чувствовал запах дыма. Те, кто пытался напасть на них, умирали. Это происходило просто. Несколько человек стреляли в них из автоматического оружия, но в результате словно попадали в невидимую стену и падали замертво. Других испепелил на месте огонь, исходивший из уст свидетелей.

Они постоянно читали проповеди на языке Библии и с ее интонациями, и то, что они говорили, звучало как ересь для ушей набожных евреев. Они проповедовали Иисуса Христа и его распятие, провозглашали его Мессией, Сыном Божиим.

Единственный раз, когда их видели не у Стены плача, это была акция на стадионе Тедди Коллека, когда они появились на сцене вместе с новообращенным христианином раввином Ционом бен-Иегудой. Программы новостей по всему миру показывали этих двух странных людей, которые говорили в унисон, не пользуясь микрофонами, и тем не менее их было отчетливо слышно в самых последних рядах:

— Подойдите ближе и слушайте, — прокричали они, — слушайте избранного слугу Всевышнего Господа! Он один из первых 144000, которые выйдут из этого и многих других народов, чтобы провозгласить Евангелие Христа в мире! Те, кто восстанет на него, как и те, кто восставал на нас до определенного часа, найдут верную смерть.

Свидетели не остались на сцене и вообще на стадионе во время этой первой большой евангелической акции на стадионе Коллека. Они исчезли и вернулись к Стене плача к тому времени, когда собрание было закончено. В течение следующих полутора лет эта встреча на огромном стадионе воспроизводилась десятки раз почти в каждой стране мира, в результате чего десятки тысяч людей обратились к вере.

Враги раввина бен-Иегуды пытались «восстать на него» в течение этих восемнадцати месяцев, как и предупреждали свидетели. Другие, видимо, поняли, в чем дело, и раскаялись в своих намерениях. Временный трех-четырехнедельный перерыв с момента последнего покушения на его жизнь был приятной передышкой для неутомимого бен-Иегуды. Но теперь он был в бегах, а его семья и его водитель — убиты.

По иронии судьбы последний раз Бак был у Стены плача вместе с раввином бен-Иегудой, чтобы посмотреть и послушать двух свидетелей. Той же ночью они вернулись туда и осмелились приблизиться к решетке и заговорить с людьми, которые убивали всех, кто пытался подойти к ним так близко. Бак понимал, что они говорят на своем языке, хотя его магнитофонная запись происходившего позднее показала, что они говорили на иврите. Раввин бен-Иегуда начал цитировать слова Никодима, сказанные им во время знаменитой ночной встречи с Иисусом, и свидетели ответили словами Иисуса. Это была самая страшная ночь в жизни Бака.

Теперь он был здесь один. Он искал бен-Иегуду, который передал Хаиму Розенцвейгу, что Бак поймет, где начинать поиски. Он не мог придумать лучшего места.

Как обычно, перед свидетелями собралась огромная толпа, хотя люди были достаточно научены горьким опытом своих предшественников и старались соблюдать дистанцию. Даже гнев и ненависть Николае Карпатиу до сих пор не повредили Мойше и Илии. Не раз, и даже на публике, Карпатиу спрашивал, неужели не найдется человек, который бы избавил мир от этих двух нарушителей спокойствия. Военные руководители с извинениями сообщили ему, что, судя по всему, никакое оружие не способно причинить им вред. Сами свидетели постоянно говорили о тщетности таких попыток до «определенного часа».

Брюс Варне объяснил «Отряду Скорби», что, действительно, в определенный момент Бог сделает свидетелей уязвимыми и на них будет совершено нападение. Это событие произошло более полутора лет тому назад, по примерным подсчетам Бака, но даже воспоминания о нем были кошмаром для его души.

Этим вечером свидетели делали то же, что делали каждый день со времени подписания соглашения между Израилем и Карпатиу: они провозглашали наступление Судного дня Господня. И они заявляли, что Иисус — «Господь Вседержитель, Предвечный Отец и Царь Мира. Не позволяйте ни одному человеку называть себя Правителем Мира! Каждый, кто говорит это, есть не Христос, но Антихрист, и смерть не минует его! Да будет проклят тот, кто проповедует другое Евангелие! Иисус — единственный истинный Бог, создатель небес и земли!»

Бака всегда пугали и трогали проповеди свидетелей. Он оглядел толпу и увидел людей из разных стран, принадлежащих разным культурам, и по собственному опыту знал, что многие из них не понимали иврита. Они понимали свидетелей на своих языках, так же, как и он сам.

Бак на четверть пробился сквозь толпу, состоявшую примерно из трех сотен людей. Он привстал на цыпочки, чтобы увидеть свидетелей. Внезапно оба свидетеля прекратили свою проповедь и направились вперед к решетке. Толпа как один отступила, опасаясь за свою жизнь. Свидетели теперь стояли в нескольких дюймах от решетки, толпа отступила футов на пятьдесят, оставив Бака впереди.

Баку стало ясно, что свидетели заметили его. Оба смотрели прямо ему в глаза, и он не мог пошевельнуться. Не изменив выражения лица и не двигаясь, Илия начал проповедь: «Имеющий уши да услышит! Не бойся, ибо я знаю, что ты ищешь Иисуса распятого. Его нет здесь; ибо Он воскрес, как сказал».

Верующие в толпе забормотали «аминь» и выразили свое согласие. Бак сосредоточился. Мойша сделал шаг вперед, и, казалось, обращался непосредственно к нему: «Не бойся, ибо я знаю, кого ты ищешь. Он не здесь».

Илия подхватил: «Пойди скорее и скажи Его ученикам, что Он воскрес из мертвых!»

Мойша, по-прежнему пристально глядя на Бака, продолжил: «Воистину, Он предваряет тебя в Галилее: там Его увидишь; вот, я сказал тебе».

Свидетели замерли и стояли молча так долго, что казалось, будто они окаменели. Толпа стала нервничать и начала расходиться. Некоторые ждали, не заговорят ли свидетели снова, но они молчали. Вскоре только Бак остался стоять там, где он стоял последние несколько минут. Он не мог отвести своего взгляда от глаз Мойши. Оба свидетеля просто стояли около решетки и пристально смотрели на него. Бак начал приближаться к ним, подойдя на расстояние около двадцати футов. Свидетели не двигались. Казалось, они даже не дышали. Бак не заметил, чтобы они моргнули или шевельнули хоть одним мускулом. В сгущающихся сумерках он внимательно разглядывал их лица. Ни один из них не раскрыл рта, и все же Бак абсолютно четко услышал фразу на своем языке: «Имеющий уши да услышит».