"Возвращение изгнанника" - читать интересную книгу автора (Фейст Рэймонд)

14. СТРАЖИ

Каспар ел медленно.

Он даже не осознавал, как голоден, пока не увидел перед собой тарелки с едой. А поняв это, догадался и о том, что если быстро набьет живот, то неминуемо заработает расстройство желудка. Пища, хоть и простая — вареные овощи, хлеб, испеченный несколько дней назад, но еще съедобный, ломоть острого, но очень ароматного сыра и вода, — все же была невероятно вкусна.

Джелеми и Самас ели молча. Они так давно жили вместе, что в обыденной обстановке им не требовались слова, достаточно было жеста или краткого междометия. Каспар же молчал потому, что ему нужно было время для осмысления услышанного в зале Смерти.

Когда все поели, Самас убрал со стола блюда и кружки, а Джелеми остался сидеть, поглядывая на Каспара. Синие глаза старика, казалось, видели гостя насквозь. Каспар не испытывал никаких сомнений: несмотря на то что Джелеми выглядит по-старчески немощным и несколько рассеянным, он обладает острым умом, а слабость и рассеянность всего лишь притворство, призванное помочь собеседнику расслабиться.

— Я обещал поговорить с тобой, — произнес страж. — О чем ты хотел побеседовать?

У Каспара уже был готов ответ:

— Думаю, сначала мне следует рассказать тебе одну историю…

Он начал со своего изгнания, не стараясь уменьшить свою вину или приукрасить обстоятельства падения трона, просто поведал, как получилось, что бывший герцог оказался в столь тяжком положении. Затем он рассказал о встрече с Флинном, Кеннером и Макгойном и их совместном путешествии.

Повествование затянулось; целая свеча сгорела без остатка. Когда Каспар закончил, Джелеми задал несколько вопросов, уточняя детали, которые герцог забыл или не счел нужным упоминать.

Время приближалось к полуночи, но спать Каспару совсем не хотелось — настолько сильно горело в нем желание понять наконец, в какую безумную ловушку он угодил. Едва сдерживая волнение, он спросил Джелеми:

— Ты можешь сказать мне, что такое этот доспех?

— Нет, — тут же сказал страж. — Но знаю наверняка, что это древняя, враждебная нам и проклятая вещь.

— Можно ли как-нибудь снять проклятие?

— Мне это не под силу, здесь потребуется власть богов.

— Ну тогда не походатайствуешь ли перед богами за меня? — спросил Каспар.

В разговор вступил Самас, до тех пор молчавший:

— Тебе надо попросить монахов в каком-нибудь храме, чтобы они обратились к нам с просьбой о ходатайстве.

Каспар не смог скрыть переполнившее его раздражение.

— Так меня сюда и отправили монахи!

Джелеми поднялся.

— Уже поздно, ты устал. За завтраком мы еще побеседуем об этом.

— Я провожу тебя в твою комнату, — предложил Самас.

Каспар прошел вслед за невысоким монахом через коридор, в котором не было ни мебели, ни украшений, к каменной лестнице в дальней части дома.

— Когда-то, — сказал Самас, — в бастионе жило больше тысячи стражей. Теперь нас всего трое.

— Трое? Я видел только вас двоих.

— Страж Андани спустился в Испар, чтобы купить кое-что для нас.

— Где этот Испар? В трехстах — четырехстах милях отсюда?

Самас кивнул.

— Мы ходим туда примерно каждые пять лет, в зависимости от того, нужно нам что-нибудь или нет. В основном мы живем за счет нашего хозяйства, но не все можем сделать собственными руками. А за покупками ходим по очереди. Если не покидать бастион время от времени, то можно заскучать. В следующий раз пойду я.

— Сколько лет ты здесь служишь?

Самас остановился возле двери со словами:

— Вот тут ты сможешь переночевать, — а затем произвел в уме какие-то подсчеты. — К следующему празднику летнего солнцестояния будет четыреста тридцать два года, как я здесь.

Потрясенный, Каспар только и мог сказать:

— Ты… выглядишь гораздо моложе.

Самас рассмеялся:

— В служении богам есть свои положительные стороны. — Посерьезнев, страж заметил как бы про себя: — Нам нужны новые служители. Мы спрашивали богов, как нам поступить, сейчас ждем ответа.

— И как давно ждете?

— Недолго, — сказал Самас, — всего двадцать семь лет.

Каспар пожелал монаху спокойной ночи и вошел в приготовленную для него комнату, точнее — монашескую келью. В ней находились циновка, служившая постелью, масляная лампа, кремень и огниво, чтобы ее зажечь, грубое одеяло, таз и кувшин со свежей водой. В тазу стояла металлическая кружка.

Каспар не надеялся, что сможет уснуть в таком взвинченном состоянии — он волновался, что не получит ответов на свои вопросы, а ведь утром его попросят уйти. Но только его голова коснулась циновки, как он провалился в сон.

Проснулся он на рассвете. Пройдясь по коридору, обнаружил в одном из помещений ванну, а в ней — достаточно воды, чтобы помыться. К сожалению, у него не было мыла, чтобы постирать, но, рассудил Каспар, уж лучше ходить в грязном, чем в мокрой одежде тащить на спине доспех.

На кухне его уже ждали оба стража. Джелеми пригласил гостя за стол, где дымилась миска овсянки, рядом лежал свежеиспеченный хлеб. Завтрак дополняли мед, сыр и чай. Каспар с воодушевлением сел к столу.

Пока он ел, стражи сообщили ему о своем решении:

— Мы обдумали то, что ты рассказал нам вчера. Честно говоря, нам не совсем понятно, почему достославный отец Элект из храма Калкина послал тебя к нам. Нам известно не многое сверх того, что знает он.

— Вполне вероятно, что у него не было более серьезной причины, чем желание переложить проблему со своих плеч на плечи кого-то другого, — поделился своим соображением Каспар.

Джелеми и Самас обменялись недоуменными взглядами, затем засмеялись.

— А знаешь, нам это никогда не приходило в голову, — признался Самас. — Наверное, потому, что это слишком очевидно.

Каспар согласно кивнул:

— Я пришел к выводу, что зачастую люди не видят очевидного.

— Так вот, нам жаль отсылать тебя прочь ни с чем, — продолжал Джелеми. — Поэтому приглашаем тебя остаться у нас еще на день, а тем временем мы подумаем, как тебе помочь.

— Замечательная новость. Благодарю вас за гостеприимство, — воскликнул Каспар. — Я как раз хотел постирать свои вещи.

— С этим мы разберемся, — пообещал Самас. — Когда позавтракаешь, найди меня в саду, и я покажу тебе, где мы стираем.

Хранители поднялись из-за стола, оставив Каспара заканчивать завтрак в одиночестве. Он же с удовольствием съел вторую порцию каши и не торопясь выпил чаю с сыром, предвкушая спокойный день после стольких испытаний и лишений.

Каспар появился на кухне к ужину. Чувствовал он себя заново родившимся. Ему удалось перестирать всю одежду, хотя ходить голым в ожидании, пока белье высохнет у специально разведенного огня, было не очень удобно. Потом он пообедал и пару часов поспал. Остаток дня он провел, формулируя вопросы стражам, поскольку знал, что этот вечер — его последняя возможность получить от них столь необходимую ему информацию.

Самым непринужденным тоном, на какой только был способен, Каспар завел разговор:

— Интересно, а как зародился ваш орден?

Джелеми повел рукой в сторону Самаса.

— Вот кто у нас историк, пусть он и расскажет.

Самас не возражал.

— О том, что было до Войн Хаоса, известно мало. Говорят, что человек пришел сюда из других миров, через огромные прорехи в небе. Зато достоверно известно, что до нас здесь обитала иная, очень древняя раса.

— Повелители Драконов? — предположил Каспар.

— Да, так мы их называем. Другим расам они известны как Древнейшие.

— Мы думали, что доспех имеет к ним какое-то отношение.

— Действительно имеет. Вопрос в том — какое именно…

Джелеми бросил на Самаса взгляд, говоривший, что Каспар завел беседу в русло, нежелательное для стражей. Каспар попытался зайти с другой стороны.

— Если доспех не принадлежит Повелителям Драконов, то не может ли он быть… трофеем или ценной добычей?

Джелеми со вздохом откинулся на спинку стула.

— Я бы сказал, это не трофей, а скорее напоминание.

— Вам что-то удалось обнаружить за этот день? — встрепенулся Каспар.

Самас утвердительно качнул головой.

— Мы изучали архивы, и я должен признаться, что сильно заинтригован всей этой историей. Так называемый доспех явно не из нашего мира, а утверждение монахов, что он «неправильный», кое-что подсказало мне. Я почитал все, что смог найти, и теперь, кажется, понимаю, что они имели в виду под этим словом.

Джелеми снова бросил на младшего стража предостерегающий взгляд, но Самас не стал его слушаться.

— Почему нельзя ему все рассказать? Все равно он, скорее всего, погибнет, прежде чем успеет сказать хоть слово тем, кто может причинить нам вред.

Джелеми поднялся и ворчливо буркнул:

— Ладно, но если боги потребуют объяснения, почему этот человек осведомлен об их тайнах, ты сам будешь с ними разбираться. — Он кивком указал на Каспара. — Поболтай тут с ним, а я пойду покормлю кур.

— О чем я не должен знать? Чего опасается Джелеми? — Каспар тут же приступил к Самасу с расспросами.

— Ты говорил, что высокороден по происхождению и положению. Значит, с богословием знаком?

Каспар пожал плечами.

— Как и все миряне, наверное. Свой долг перед храмами я всегда выполнял.

— Но в богов ты не веришь?

— Я, мой добрый Самас, видел, слышал и читал слишком много, чтобы совсем не верить в богов. Но вот поверить в то, что их хоть сколько-нибудь волнует моя судьба, иногда очень нелегко.

— В принципе так оно и есть. Единственное, что имеет значение в твоей жизни, это то, как ты ее проживаешь, и здесь тебе судья только Лимс-Крагма. Она оценит содеянное тобой и решит, кем ты вернешься в следующей жизни. — Посмеиваясь, Самас заметил: —Только с этой богиней встретится каждый человек, раньше или позже. Помоги мне убрать со стола, — попросил он, вставая.

Каспар составил в стопку блюда и миски, а Самас сложил в таз ложки и кружки. Вместе они отнесли все к деревянному чану, в котором стояли ведра с мыльной и чистой водой. Перед тем как начать мыть посуду, страж велел Каспару собрать остатки еды в большую миску, стоящую в углу.

— Мы кормим этим свиней.

— У вас есть свиньи?

— А как же. С другой стороны сада у нас неплохое фермерское хозяйство, — поведал Самас, занявшись в первую очередь кружками: он сначала опускал их в мыльную воду, затем ополаскивал в чистой. — До него, правда, довольно далеко — надо спуститься вниз по склону, до относительно ровной площадки. С нашей фермой мы бы прокормили десятки стражей. Но это неважно. Знай: то, чему учат мирян в храмах, это лишь малая толика правды о богах. То, что, в свою очередь, знают сами церковники, тоже лишь часть всей правды, но уже гораздо большая. Мы, стражи, знаем еще больше, чем церковники, как бы ни обидно прозвучали для них мои слова. И вновь: наше знание о богах тоже далеко не полное. Некоторые богословы утверждают, что и боги не знают всего, только Высший Ум, или верховное божество, ведает все. Эта сущность настолько безгранична и всезнающа, что наши попытки хотя бы понять его природу — лишь жалкие потуги на абстрактное мышление. Также существует мнение, что богов создали сами люди. Что боги выполняют то, чего мы от них ожидаем, и именно поэтому их такое множество. Трудно представить себе существо, которое в одиночку отвечало бы за все происходящее в этой вселенной и в остальных известных и неизвестных нам мирах. Поэтому человек создал богов всевозможных назначений. Не знаю, правда ли это, но то, что у каждого бога есть своя четко определенная роль, совершенно точно. Над всеми менее значимыми богами стояло семь высших.

— Я думал, что их всего пять, — перебил Самаса Каспар.

— Верно, сейчас только пять. Но до Войн Хаоса их было семеро. Один погиб во время тех войн, это была Арх-Индар, богиня добра. Ее гибель немедленно нарушила хрупкое равновесие, сложившееся между высшими силами, поскольку некому стало противостоять богу зла. Имя последнего никогда не называют вслух, ведь даже мысль о нем привлечет к тебе его внимание, и ты сделаешься его приспешником.

— Да, понимаю, это может вызвать определенные проблемы, — сказал Каспар тоном, в котором ясно слышалось недоверие к услышанному. По мнению большинства ученых Триагии, Войны Хаоса — лишь легенда о сотворении мира.

Самас улыбнулся:

— Я вижу, ты мне не веришь, но это неважно. Все равно его имя я не назову. — Он подмигнул. — Потому что я его не знаю. Среди богословов принято называть его Неназываемым.

Каспар усмехнулся:

— Еще не так давно я бы и слушать всего этого не стал, но те времена прошли, за последние годы случилось столько всего… — Он покачал головой. — Говори. Я постараюсь не быть предвзятым.

— Чтобы понять, какой катастрофой стали для мира Войны Хаоса, ты должен уяснить себе, как устроена вселенная. В ней ничего нельзя уничтожить. Это понятно?

Каспар нахмурился.

— Но я видел, как уничтожаются люди и вещи.

— Ты видел, как они трансформируются. — Самас взял в руки полено. — Если я возьму полено и суну его в очаг, что с ним случится?

— Оно сгорит.

— Можно ли сказать, что оно будет уничтожено?

— Да, — ответил Каспар.

— Но это не так! Оно превратится в жар, свет, дым и пепел. Когда умирает человек, его тело разрушается и возвращается в вечный круговорот в природе, как и все остальное. Хороним мы тела или сжигаем их, съедают ли их черви, или они оказываются горкой пепла, они трансформируются, а не исчезают вовсе. Однако ум и душа не умирают вместе с телом, они продолжают жить. То, что мы называем душой, взвешивается, и, если ее сочтут достойной, она помещается на лучшее место на Колесе Жизни, в противном случае — на худшее. Что же происходит с умом?

Каспар признался себе, что наконец заинтригован.

— И что же?

— А вот ум отправляется к богам. Все, что ты испытал и что узнал за свою жизнь, становится частью всеобщего понимания мироустройства. Каждое живое существо возвращает свое сознание богам, а они, в свою очередь, благодаря этому развиваются.

— Ага, кажется, понимаю.

— Хорошо. В какой-то момент между созданием нашей вселенной и Войнами Хаоса произошло нечто ужасное. Вероятно, зачинщиком был Неназываемый, но точно мы не знаем. Этого не знают даже живые боги. Так или иначе, в критический момент, когда вселенная менялась, в небесах разразилась война. Низшие боги восстали против высших, а с ними поднялись и Повелители Драконов, бросив вызов и низшим, и высшим богам. В результате Повелители Драконов были изгнаны из этой вселенной, и вплоть до Войны Врат они обретались в ином измерении.

— Неужели?

— Да, в этом-то и было все дело. Ты же не думал, что войну спровоцировала такая мелочь, как желание цурани завоевать богатый металлом мир, а?

— Честно говоря, я считал, что причина крылась в политике цурани на Келеване.

Самас улыбнулся. Посуда была вымыта, страж вытер руки и жестом пригласил Каспара вернуться за стол.

— Ты, как я посмотрю, человек образованный. Нет, что бы ни думали завоеватели, за нападением стоял Неназываемый. Видишь ли, злу выгоден как предельный хаос, так и предельный порядок. Добро стремится уравновесить две эти противоположности. В условиях тотальной упорядоченности невозможен какой-либо рост; всеобщий хаос — это риск для всех и вся. Как известно, зло по сути своей есть безумие.

— Боюсь, я не совсем тебя понимаю.

Самас посмотрел на Каспара, как учитель на бестолкового ученика.

— Как, тебе и это надо растолковывать?

Герцог повторил:

— Мне непонятен твой последний тезис.

— Ладно. Вот скажи, ты когда-нибудь принял человеку вред просто из желания причинить вред? Или у тебя всегда была причина?

— У меня всегда была причина, — быстро ответил Каспар.

— Ну вот, — сказал Самас, усаживаясь напротив Каспара и наливая себе в кружку воды. — Человек никогда не считает свои поступки злом, что бы там ни думал объект этих поступков. Такова наша природа. И в этом кроется величайший секрет зла. Оно никогда не воспринимается как зло теми, кто его творит.

Каспар сидел, обхватив голову руками.

— Допустим, я совершал поступки, о которых теперь сожалею.

— Значит, с годами ты становишься мудрее. Но в момент, когда ты принимал решения и делал выбор, твои действия казались тебе разумными и обоснованными. — Самас поднял руку, видя, что Каспар готов возразить. — Даже если уже тогда ты не мог назвать их достойными, тем не менее считал их необходимыми. Как говорится, оправдывал средства целью. Я прав?

Каспар мрачно кивнул.

— Если бы люди взвешивали каждое свое решение, исходя из моральных устоев, — то есть не выдвигая себе такие оправдания, как восстановление справедливости, месть, неизбежная жестокость, — тогда в мире совершалось бы меньше зла. Все верования, в какой храм ни зайди, имеют одну общую заповедь, в той или иной форме: поступай по отношению ко всем так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.

Каспар откинулся, скрестил руки на груди.

— Теперь, кажется, стало понятнее.

— Отлично, значит, в таком случае ты поймешь, что единственное объяснение тому, что люди творят зло, состоит как раз в этом: зло есть безумие. Оно разрушительно и не ведет ни к чему полезному.

— Продолжай.

— Ты должен как следует усвоить этот тезис. Только тогда я смогу рассказать остальное, что тебе надо узнать до того, как ты покинешь бастион. — Самас прочистил горло и отпил воды. — Зло расточительно. Оно потребляет, но взамен ничего не создает.

— Значит, Неназываемый по определению безумен?

— Да! — воскликнул Самас, хлопая ладонью по столешнице. — Ты действительно усвоил то, что я говорил. Неназываемый так же способен быть разумным, как цыпленок — играть на трубе. — Каспара озадачило та кое сравнение, и страж, заметив это, прикоснулся к своим губам. — У цыпленка нет губ. Ты можешь в лепешку разбиться, обучая его игре на трубе, но он никогда этому не научится.

С улыбкой Каспар принял такое объяснение.

— Хорошо. Я вполне осознал, что зло — это безумие.

— Тогда перейдем к следующему. Когда умерла Арх-Индар, другие высшие боги, опасаясь того, что равновесие нарушено, сделали нечто, чего не случалось ни до, ни после: они решили сотрудничать. Высшие боги объединили свои усилия и изгнали Неназываемого в другую сферу.

— Итак, осталось пять высших богов?

— Да, хотя с тем же успехом их могло бы быть и четверо. Хельбинор… в общем, он ничего не делает. Он слишком отстранен, и он воздерживается. — Самас пожал плечами. — Это одна из причин, которые доводят богословов до пьянства.

— Если все боги объединили свои усилия, почему же они не уничтожили Неназываемого вовсе?

Самас ухмыльнулся.

— Я же тебе говорил: ничего нельзя уничтожить.

Каспар заморгал.

— Как полено, да? То есть они могли только… изменить его.

— И притом несильно. Его суть они изменить не сумели, лишь заставили переменить местоположение. Они нашли иную сферу, измерение вне нашего мира, а в нем — мир столь пространный, что наша вселенная была бы галькой на его берегу. В этом-то мире они и похоронили его глубоко в недрах высочайшей горы. Там он и поныне.

— Но если он находится в той сфере, в чем проблема?

— Не буду утруждать тебя богословскими премудростями, но помнишь, я говорил, что если бы ты знал его имя, то он получил бы над тобой власть?

Каспар кивнул.

— Вот насколько он могуществен. Можно так и воспринимать высших богов — как верховную власть, как силы природы, если хочешь. Конечно, это не природа в виде дождя или ветра, а скорее сущность того, из чего состоит мироздание — добро, зло, равновесие, созидание, внутренняя работа и разумное отстранение. Все физическое и мистическое управляется этими силами.

— Понятно, — сказал Каспар. — А какое отношение все это имеет к реликвии, что я сюда приволок?

— Мы не знаем. Но подозреваем, что она из иного круга.

— Снова ты говоришь загадками, — развел руками Каспар.

— Ты наверняка слышал выражение «семь кругов ада».

— Ну да.

— Так вот, на самом деле нет ни семи кругов ада, ни семи кругов рая. Вернее, это одно и то же. Боги обитают в Первом круге. Мы — во Втором. Кое-кто, правда, считает, что это два подуровня Первого круга.

— Подожди-ка, — перебил стража Каспар. — Я совсем запутался.

— Ты когда-нибудь чистил луковицу? — спросил Самас.

— Нет, зато съел их немало.

— Тогда ты знаешь, что они состоят из многих слоев. Представь вселенную в форме луковицы, в которой только семь слоев. Эта цифра несколько произвольна, но решили использовать именно ее. Так или иначе, давай предположим, что мы живем в первом, внешнем слое. Выше нас только боги. В самом глубоком слое мы поселим существ, абсолютно чуждых нам — мы даже не в силах вообразить, какими они могут быть. Между этими двумя слоями распределены создания, которые в той или иной мере чужды (или близки) нам. Возьмем, к примеру, демонов. Они живут в четвертом и пятом слоях и при поддержке сильной магии могут существовать в нашем мире. Если их научить, они станут питаться жизненной энергией здешних обитателей и будут чувствовать себя совсем неплохо. Демон, который спланировал Змеиную войну, или, как вы ее называете, войну Изумрудной госпожи змей, был из Пятого круга.

— Демон? — повторил Каспар, широко раскрыв глаза. — Какой демон?

— Как-нибудь в другой раз я расскажу тебе и об этом. Если же ты слышал о существах, называемых Повелителями Страха, то они из Шестого круга. Попадая сюда, они высасывают жизнь из всего, к чему прикасаются. То есть они могут выжить на нашем уровне, но тогда даже трава под ними моментально увянет. Существа же из Седьмого круга здесь погибнут — они так быстро поглощают энергию из всего, даже из воздуха и света, что разрушат самих себя вместе с большим куском окружающего их пейзажа. Так вот, возвращаясь к вашему доспеху. Мы предполагаем, что он из Второго круга, из соседнего с нами уровня. Но это всего лишь догадка, и мы бы не советовали тебе принимать какие бы то ни было решения, основываясь лишь на нашем предположении.

Каспар счел возможным наконец поинтересоваться:

— Не сочти меня неблагодарным, Самас, но ради чего ты прочитал мне эту лекцию?

— Ради того, чтобы ты представлял себе, на какой широкой арене сейчас играешь. Помнишь женщину, которая дала тебе диск?

— Да. Она ведьма?

— Что ты, какая ведьма! На диске изображена сама Арх-Индар.

— Но ты же сказал, что она мертва.

— Так и есть. То, что ты видел, было лишь памятью о ней.

Каспар недоверчиво склонил голову.

— Я же разговаривал с ней! Она повела рукой, и Флинн заснул! И она дала мне этот диск — настоящую, реальную вещь.

— О да, она и сама реальна. И тем не менее она лишь память о богине. Если со временем у нее появится достаточное количество почитателей, она может вернуться. Но и то, что ты видел, должно показать тебе, насколько могущественны высшие боги. Даже память о них живет как самостоятельное, сознательное существо, способное принимать решения и действовать.

— Ага, ты же говорил: ничего нельзя уничтожить! — довольный, что из кусочков понемногу стала складываться общая картина, воскликнул Каспар.

— Точно! — Самас от восторга захлопал в ладоши. — Ты все понял! Это как если бы ты умер, а упавшая с твоей головы волосинка сохранила бы в себе все твои воспоминания и при этом имела бы собственную волю. Это, конечно, не самая удачная аналогия, но придумать что-нибудь поточнее в трезвом состоянии я не способен.

— Как? Разве ваш орден не придерживается воздержания? — со смехом спросил Каспар.

— Три года назад у нас кончились и эль, и вино. Это одна из причин, по которой страж Андани отправился в Испар. А иначе разве пил бы я эту воду? Да, тот маг, о котором ты рассказывал, Лесо Варен…

— Да?

— Думаю, он не из смертных.

— Ты хочешь сказать, что он — память о Неназываемом?

— Нет. Скорее всего, он — сон.

Каспар собирался возразить, что это невозможно, но потом вспомнил, как совсем недавно принял объяснение того, кто такая Хильда, и ничего не сказал. Самас же продолжал:

— Неназываемый повсюду оставил свои следы — или артефакты — еще до того, как его изгнали, и люди находят их с течением времени. Все, кому приходилось сталкиваться с такими артефактами, сходили с ума, кто-то раньше, кто-то позже. Но те, кто смог сохранить при себе подобный предмет достаточно долгое время, получали от его хозяина небывалые возможности и силы. А еще они становились частью его ума, и после того, как их смертное тело обращалось в прах, продолжали жить как сны в уме бога. Я рассказываю тебе об этом, чтобы подчеркнуть: в нашем мире далеко не один такой Лесо Варен, который планирует вернуть Неназываемого в наш мир.

— Зачем им это?

— Ни за чем. Они же сумасшедшие, — ответил Самас.

Каспар помолчал, вдумываясь в услышанное.

— Так. Ладно. Из твоей лекции я вынес впечатление, что меня вовлекли в игру столь сложную и масштабную, что мне ее правил никогда не постичь. Ясно как минимум одно: ставки в той игре очень высоки. Но я по-прежнему не знаю, что же мне делать.

Самас прищурился.

— А я знаю. Мы передали тебе все наше знание. Осталось лишь одно, что мы еще не сделали для тебя.

— И что же это?

— Как что? Мы можем позволить тебе поговорить с богами, разумеется.