"Васек Трубачев и его товарищи" - читать интересную книгу автора (Осеева Валентина Александровна)

Глава 20 Как быть?

Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шёл, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щёлкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:

– Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут ещё ребята кричат. Ну, довели его до зла – он и сказал.

Одинцов перевёл дух и взглянул в упрямое лицо Саши.

– Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома – так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да ещё бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у неё поговорка такая.

Коля неловко засмеялся и, ободрённый Сашиным молчанием, продолжал:

– Это с каждым человеком бывает. А Трубачёв всё-таки наш товарищ.

Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:

– Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… – Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: – Ни-когда не прощу!

– Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! – горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился.

– А, ты за него, значит? – тихо и угрожающе спросил он в упор.

– Я не за него, – взволновался Одинцов, – я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду ещё говорили…

– Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! – с горечью сказал Саша.

Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.

– Саша!

Одинцов догнал его уже у ворот:

– Саша! Я всё понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…

– А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! – Саша кивнул головой и пошёл к дому.

Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице.

«Пропала дружба… – грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачёв и Саша. А с кем я буду? Один или с каждым по отдельности?»

Одинцов не стоял за Трубачёва. Поступок Васька казался ему грубым и глупым.

«На весь класс товарища осрамил! „Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!“ – с возмущением вспоминал он слова Трубачёва. – И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей много, ему и так трудно, размышлял он, шлёпая по лужам. – И ещё Малютина отшвырнул… Севка и так слабый…»

Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: «А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо…»

Перед ним встал Васёк Трубачёв, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках.

«Я ведь о нём писать должен. Всё… Честно… И вся школа узнает… Митя… Учитель… – Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: – Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!»

Он замотал головой и беспокойно заворочался. – Коленька, – окликнула его бабушка, – ты что вертишься, голубчик?

– У меня голова болит, – пожаловался ей мальчик.

– Голова? Уж не простудился ли?

Старушка порылась в деревянной шкатулке, подошла к кровати и пощупала Колин лоб:

– На-ко, аспиринчику глотни.

– Зачем? – отодвигая её руку с порошком, рассердился Коля. – Вечно ты, бабушка, с этим аспиринчиком! У меня, может, не то совсем.

– Да раз голова болит. Ведь аспирин – первое средство при всяком случае.

– Ну и лечи себя при всяком случае, а ко мне не приставай… Тебе хорошо – ты дома сидишь, а я целый день мотаюсь. Иди, иди! Я и так засну!

Он повернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним опять встал Васёк Трубачёв. Потом стенгазета, перед ней кучка ребят и учитель.

«Совершенно точно и честно», – глядя на статью, говорит Сергей Николаевич.

«Одинцов никогда не врёт!» – кричат ребята.

«Не врёт… Мало ли что… Можно и не врать, а просто промолчать. Только вот Митя спросит, почему не написал, и ребята скажут: побоялся на своего дружка писать, а как про кого другого, так всё описывает… – Одинцов вздохнул. – Нет, я должен написать… всю правду».

Кровать заскрипела. Бабушка заглянула в комнату. Коля громко захрапел, как будто во сне.

«Какой же я пионер, если не напишу? – снова подумал он, прижимаясь к подушке горячей щекой. – Ведь меня выбрали для этого… А какой же я товарищ, если напишу?» – вдруг с ужасом ответил он себе и, сбросив одеяло, сел на кровати.

– Коленька, тебе чего?

– Дай аспиринчику, – жалобно сказал Коля.