"Звезда балета" - читать интересную книгу автора (Рэк Берта)

ГЛАВА V КАК РАЗ ВОВРЕМЯ

Скрежещущий резкий звук тормозов вонзился прямо в сердце сидевшей в автомобиле девушки. Она сразу же поняла, что случилось что-то непредвиденное. В том, что касалось механизмов, Риппл была еще более невежественна, чем девяносто девять женщин из ста, и сознавала это. Для всего многообразия вопросов, относящихся к механизмам, их мощности, свойствам и составным частям, для всех машин, моторов, инструментов и деталей, для бесчисленных металлических предметов, которые создал человек, чтобы они блестели, звенели, гремели, стучали и бренчали в его руках, – для всего этого у Риппл было одно детское выражение. Начиная с того времени, когда она десяти лет отроду прочитала рассказы Киплинга, и кончая ее представлением о беспокойной работе Стива, все относящееся к машинам и механизмам Риппл называла: «чинкл-чинкл».

Что-то произошло теперь с «чинкл-чинкл» этого такси, которое должно было через час доставить Риппл обратно в город.

Разве не было у нее какого-то предчувствия? Разве последняя репетиция не была полным провалом? Не думала ли она с ужасом о премьере? Не этим ли все объясняется? Риппл опоздает! Вот оно – поражение, катастрофа, несчастье, гибель! Она вынуждена будет опоздать. Именно теперь, когда так важно вовремя быть в театре (она твердила себе это, не ведая, что на сей раз речь идет о самом важном моменте в ее жизни).

Риппл резко, тревожно крикнула: – В чем дело?

Последовало зловещее, многозначительное, раздражающее молчание. Затем шофер ответил: – Надо глянуть, мисс.

Он вышел из автомобиля, Риппл тоже встала. Прошло несколько минут, показавшихся ей бесконечными, пока он куда-то лазил и что-то осматривал. Растерянный шофер открывал «чинкл-чинкл», закрывал, снова трогал; растянулся на пыльной дороге под кузовом автомобиля, ворчал, пыхтел и в конце концов многозначительно произнес: – А!

– В чем дело? – снова крикнула Риппл в сильнейшей тревоге, чувствуя, что время уходит. – Что такое, что?!

– Вышла из строя коробка передач, – сообщил он почти довольным тоном. – Придется ее чинить.

– Можете ли вы починить сами? Сколько времени это займет?

– Починить, мисс? На месте починить нельзя, – терпеливо объяснил шофер. – Очень неприятно, что все случилось здесь, в двух милях от гаража, мимо которого мы недавно проехали, а до следующего – полторы мили. Куда бы мы ни пошли, на это потребуется, по крайней мере, полчаса, так что, я думаю, нам лучше остаться здесь и ждать, пока кто-нибудь не проедет и не возьмет нас на буксир.

– Остаться здесь? Но мы не можем здесь оставаться! – волновалась Риппл. – Вы знаете, который час? – Она взглянула на свои часики. – Мне необходимо попасть в город к семи часам. Я должна быть в театре. Вы не понимаете? Мне нужно танцевать!

От нетерпения она топала ногами.

– У меня премьера, – говорила она шоферу, как будто, услышав это, он мог все уладить. – Обычно представление начинается около половины девятого, но сегодня занавес поднимется ровно в восемь. Я должна быть там. Мне нужно, по крайней мере, полчаса, чтобы одеться и загримироваться для первого номера. Я выступаю в отдельном номере – вы можете понять, как это важно!

Бедная Риппл! Насколько сильнее она бы волновалась, если бы знала, что в этот момент сама Мадам, тоже взволнованная, бледная от боли, отдавала распоряжения: – Пошлите за мисс Риппл. Позвоните ей на квартиру. Мисс Риппл Мередит! Кто знает ее номер? Хорошо! Позвоните ей сейчас же… Скажите, чтобы она приехала.

Шофер стряхнул пыль с колен. – Как это неприятно, мисс, – сочувственно повторял он. – Я не могу сделать ничего сверх того, что в моих силах, не так ли? Никто не может. И никто не мог бы предвидеть, что эта шестерня сломается…

– А у вас нет другой?

Он снисходительно посмотрел на нее. Она ответила ему далеко не снисходительным взглядом.

Сейчас Риппл испытывала по отношению к водителю то чувство, которое испытывает женщина любой профессии по отношению к мужчине любой профессии в момент катастрофы. Это негодование порождено невежеством и глубоко несправедливо, но оно всегда бывает в таких случаях.

Риппл думала: «Почему он никуда не годится, ничего не смыслит в своем деле? Я так никогда не поступаю в моей работе. Если бы я умела танцевать не лучше, чем он справляется со своим «чинкл-чинкл», мне было бы просто жаль себя».

Водитель добродушно изрек: – Такие вещи случаются. Не стоит вам так расстраиваться из-за того, что вы не попадете в город вовремя. Они обойдутся без вас. Если бы я мог снова завести машину и погнать ее в город с поврежденной коробкой передач! Но это все равно, как если бы вы попробовали танцевать со сломанной ногой. Вы понимаете, что я хочу сказать, мисс? Ничего не поделаешь…

– Но мне необходимо, необходимо! – эти слова замерли на ее устах, холодок глубже проник в сердце. Почему она поддалась своему сумасбродному желанию вырваться за город в день премьеры! Что толкнуло ее на это?

Теперь придется пенять на себя! Она здесь и ничего не может сделать. Для нее, Риппл, пропала премьера.

Сильвия будет танцевать вторую девушку в «Греческой вазе». Кто будет исполнять роль сестры Русалочки? Вероятно, Пандора. Что скажет на все это Мадам?

В Лондоне прима-балерина воскликнула в этот момент: – Что, Риппл нет дома? Вам сказали, куда она ушла? Нет? Никто не знает, где она может быть? Оставьте ей записку, чтобы, как только она появится, шла прямо в театр. Пусть, ни с кем не говоря, поднимется ко мне. Скажите, что это очень спешно…

А Риппл стояла на дороге, беспомощная, рядом с бесполезным автомобилем, и в голове ее засела мысль, мрачная, как падающая на девушку тень придорожных вязов: «Вот само собой все и разрешается; теперь закончится моя сценическая карьера. Это значит, что я выйду замуж за Виктора – у меня больше нет выбора».

Немеркнущий луч вечной надежды блеснул среди этого мрачного отчаяния: «Я не могу пропустить спектакль! Не может быть, чтобы меня постигла такая беда. Что-то должно помочь мне, какое-то чудо…»

Из глубины души выплыли строки, запомнившиеся с детства:

Ей вспомнился недавний рассказ Мадам о ее испытании перед комиссией. О том, как она вся сосредоточилась на мысли: «Только бы нога у меня не подвернулась, только бы не подвернулась!»

Мадам, беспокойно ворочаясь на диване в своей уборной, кусала губы и в отчаянии спрашивала: – Вы уверены, что они правильно выполнят поручение и пришлют Риппл, как только она вернется? Они знают, что это так спешно?

Водитель сказал Риппл: – Если бы проехал какой-нибудь парень на мотоцикле, мы могли бы послать его в гараж. Может быть, кому-то из нас лучше выйти на большую дорогу: здесь, кажется, никто не проезжает; если хотите, вам лучше пойти, мисс.

– Я пойду, – решила Риппл. – Если здесь действительно нельзя ничего сделать, то я попытаюсь найти выход. Вам лучше остаться на месте: я отыщу гараж.

Ее вышитая зеленым бисером сумка лежала на сиденье такси – ручная сумка, предмет, к которому невольно тянется каждая женщина, прежде чем что-либо предпринять. Будь это расставание с возлюбленным или простой визит, женщина, прежде всего, потянется к своей сумке. Так поступила и Риппл. Затем она повернулась, собираясь уходить. Тогда-то и произошло чудо.

Вдали послышался звук, напоминающий рычание льва.

– О, кто-то едет на мотоциклах! – вскричала Риппл, и сердце ее забилось: – Остановите их! О, остановите их!

В театре балетмейстер, друг Мадам, ломал руки.

– Что я говорил? Что я говорил?! «Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела». Я знал, что произойдет несчастье. Это конец. Моя постановка! Моя «Русалочка»! – Слезы текли по его лицу.

Мадам, лежа на подушках, прошептала на своем родном языке:

– Не волнуйтесь, успокойтесь. Эта девочка будет танцевать вместо меня. Я послала за Риппл. Вы сами говорили, что она хороша, лучшая моя дублерша…

– Но ее здесь нет! Она куда-то уехала! Она со своим возлюбленным. Всегда, всегда, когда женщина нужна, в любой критической ситуации, она оказывается у своего возлюбленного. Ее не найдут, она не придет!

Шофер стоял посреди дороги. Оба мотоциклиста сбавили скорость и остановились посмотреть, в чем дело. Теперь они, казалось, находились в затруднении.

Первый мотоцикл, которым управлял чернобровый молодой парень в шлеме с наушниками, имел весьма потрепанный вид; сбоку у него была грязноватая оранжевая коляска. Машина тащила за собой на буксире вторую, совершенно другого вида, отполированную и блестящую, словно только что с выставки.

Риппл видела это, но находилась в таком состоянии, что не заметила ни большой выхлопной трубы, ни низкого изогнутого руля – деталей, по которым можно было безошибочно определить особо скоростную модель. Она не знала, что название этого любимого детища инженеров и промышленников торжественно провозгласят перед публикой только после длительных испытаний.

Подсознательно она представила себе, что новый мотоцикл, с его узкой, похожей на торпеду коляской, – скованный Пегас. Умоляющими глазами Риппл взглянула на седока, имевшего несколько унылый вид. Это был стройный молодой человек в куртке с поясом, без шлема, в специальных очках, с шарфом на шее.

– Стив! – воскликнула Риппл.

Это в самом деле был Стив; Стив, в то утро влетевший в ее комнату, как птица, которая прилетает поклевать крошки со стола во время завтрака и улетает прочь; Стив, одинаково весело болтавший обо всем – и о Риппл и ее работе, и о себе самом; Стив, так сильно огорченный тем, что не успеет в театр к ее выступлению.

Конечно, Стив должен был быть в Брукленде. Но в тот момент она совершенно об этом забыла. Он очутился здесь чудом. И ей даже показалось естественным, что только Стив придет ей на помощь (а не один из братьев, и не случайный встречный, и не Виктор Барр, о котором она меньше всего думала в тот момент), и никто другой, кроме Стива, друга ее детства, ее настоящего товарища.

Он выскочил из машины и подошел к ней. Риппл не могла сразу собраться с мыслями. Только долгое время спустя она определила то впечатление, которое произвело на нее его внезапное появление. Девушка вспомнила картину Тициана, которую видела в Национальной галерее.

Картина изображала юного Вакха в момент, когда он сходит с колесницы и спешит на помощь к покинутой Ариадне. Мотоцикл Стива модели 1923 года был совсем не похож на изображенную на картине колесницу, влекомую леопардами и сопровождаемую толпой пляшущих козлоногих фавнов. Ариадна, окутанная развевающимися волосами, тоже едва ли походила на Риппл в ее синем шерстяном платье, в шляпке, серых шелковых чулках и модных туфлях. Ничем не напоминал сходящего с колесницы греческого бога и Стив Хендли-Райсер, хотя бы уже потому, что Вакх, откормленный, несколько тучный, увенчанный виноградом, не мог похвастать характерной для молодого англичанина тонкой, гибкой талией. Несмотря на все это, было в шедевре Тициана нечто, впоследствии всегда напоминавшее Риппл эпизод на дороге. Впечатление внезапной встречи, мгновенное желание Стива прийти ей на помощь, его энергия – все это потом воскресало в ее памяти. Но в тот момент она стала только торопливо и путано объяснять ему детским, взволнованным, почти плачущим голосом:

– Стив, о Стив, можете вы отвезти меня обратно? Отвезите меня в театр! Занавес поднимется в восемь. Можем ли мы успеть? Такси сломалось, повреждена шестеренка или что-то в этом роде. Мы здесь застряли. Я не знала, что делать. Можете ли вы довезти меня? Стив, успеем ли мы? Успеем?!

– Мне кажется, да; думаю, что успеем, – уверенным ободряющим тоном ответил Стив. – Тут может быть только один выход. Мне придется повезти вас на этой штуке, – он указал на блестящую новую машину. – Подумать только, что скажут на заводе! Будут очень ругаться. Мы не предполагали ехать на этой машине, вы знаете. Ничего не поделаешь – придется. Мы поедем на ней. Может быть, она не очень запачкается за это время, – засмеялся он.

Стив повернулся к похожей на торпеду боковой коляске и быстро извлек из ее недр свою промасленную сумку и набор того, что Риппл называла «чинкл-чинкл» – бидоны с маслом, инструменты, карбюраторы, цепи, связку ключей.

– Мы положили это как балласт, – преспокойно объяснял Стив. – Паркер, – обратился он к механику, – присмотрите за всем; вы поедете за нами. Мы не увидимся с вами в дороге. Пошлите кого-нибудь из ближайшего гаража на помощь этому автомобилю. Затем ждите меня. Да, на Лондонской стороне моста Пэтни. Ждите, пока я не подъеду. Понятно?

– Да, сэр.

– Теперь садитесь, Риппл, садитесь!

– Я еще не расплатилась с водителем, – проговорила Риппл, – Я должна ему, кажется, пять фунтов.

– Вот как! У вас есть деньги? У меня нет/

– Да, у меня в сумке.

Она вынула деньги и сунула их водителю, у которого был странно безмятежный вид.

– Вот что значит принадлежать к тому полу, который зарабатывает деньги! – весело восторгался Стив Хендли-Райсер. – Усаживайтесь хорошенько, Риппл, поглубже.

– Сажусь, – ответила Риппл. Она послушно втиснулась своим тонким телом в челнок коляски (она казалась узкой, как челнок швейной машины).

– Еще ниже, – быстро командовал он. – Ноги к носу, пониже. Может быть, вам лучше снять шляпу, пока ее не сдуло ветром. И вот еще, наденьте мои очки. – Он снял очки и протянул ей. – Иначе грязь от переднего колеса попадет вам в глаза. Неважно, если не будете видеть. Теперь ваш верный Ариэль готов к полету. – Риппл взглянула в его светлые глаза. – Сейчас запущу мотоцикл. Обычным способом, знаете, его не запустишь. Готовы? Простите за адский шум.

Машина запыхтела, когда Стив и механик ее подтолкнули. Затем тихая загородная дорога сразу ожила и огласилась таким шумом, что Риппл вся сжалась. Когда машина сдвинулась с места, она увидела, как Стив вскочил в седло мотоцикла и пригнулся к рулю.

С бешеным ревом и треском Риппл и Стив понеслись вперед.

В театре костюмерша, Анджела, у которой в этот день на лице появились три новые морщины, с растерянным видом качала головой.

– Она еще не вернулась, Мадам. Я звоню через каждые пять минут. Ничего не слышно о мисс Риппл, ее нигде нет!

Танцовщицы Сильвия, Кини и другие шептались между собой: – Почему Мадам не подготовит себе другую дублершу? Конечно, что-то случилось с Риппл и отвлекло ее. Вероятно, этот молодой человек. О, дорогие мои, остерегайтесь мужчин! Как не везет Риппл! Она куда-то пропала с ним, а тут такой счастливый случай!

Танцовщица, которая всегда носила в волосах голубую ленту, высказала свое мнение: – Я никогда еще не слыхала о молодом человеке, который не пытался бы так или иначе помешать девушке заниматься своим делом и добиться успеха. Уверена, что они рады, когда им это удается. Никогда не встречала ни одного порядочного!

Мотоцикл мчался по дороге, накренившись набок, так же легко, как первоклассный конькобежец скользит по льду. Наклонившись к своей перепуганной пассажирке, Стив Хендли-Райсер кричал: – Все будет отлично, только пригнитесь ниже, Риппл, или вас забрызгает грязью. Теперь не время любоваться пейзажами. – Она и не думала этого делать. Когда они неслись по Портсмутской дороге, то встречали и обгоняли много автомобилей; мотоцикл с коляской старался обгонять всех. Риппл не замечала, мимо каких мест они проезжали, с трудом отличала деревенский трактир от группы вязов, один предмет от другого. Ее всю переполняло одно желание – вовремя доехать, скорее попасть в театр, в свою уборную.

Однако каким-то чудом она еще сохраняла способность слышать то, что Стив, как всегда удивительно жизнерадостный, пытался сказать, наклонившись к ней. Говорить ему было нелегко, но он выкрикивал короткие веселые фразы, которые не мог заглушить треск машины.

Риппл чувствовала, что он просто пытался ее развлечь, зная, что сердце девушки разрывается от тревоги. «Как это мило с его стороны, – думала она. – Так непохоже на поведение большинства мужчин. Или я к ним несправедлива?»

Молодой человек, в сущности, беспокоился точно так же, как сама Риппл, о том, чтобы она вовремя вернулась и могла выступить как следует. Впервые за много лет она вновь почувствовала то, к чему привыкла до того дня, как ей исполнилось пятнадцать лет, – искреннюю дружбу товарища ее детских игр. Она прислушивалась к знакомому ласковому звуку его голоса. Даже в столь напряженный момент он действовал на нее успокаивающе.

– Какое счастье, что мы проезжали по этой боковой дороге! – выкрикивал Стив. – Возвращались так рано… А я ругался и все проклинал! В Брукленде, знаете, нас ожидала неудача.

– Что случилось, Стив?

– А! Слишком мокро… Вы знаете, что у нас был ливень рано утром. Все залило… Вода стояла по всему этому проклятому треку… Он был непригоден для испытаний, так что я только сделал несколько кругов, ругаясь и проклиная… Страшно досадно, что мне не удалось выполнить то, ради чего приехал… Парней, которых я хотел повидать, тоже там не было. Полная неудача! Я ушел и ждал, пока меня доставят обратно в город, и всю дорогу у меня было плохое настроение. Это к лучшему, Риппл!.. Теперь я не могу пустить ее скорее, как раз здесь. Но подождите, тут небольшой подъем! Долой эту телегу с сеном!.. Где мы действительно пойдем как следует, так это немного дальше Пэтни-Хиса… Это, конечно, Кингстонский холм… Вы знаете, полицию в Кингстоне все знают… Только бы нас там не задержали!

– О, Стив!

Они проехали мимо башни с часами. Их черные стрелки на белом циферблате показались Риппл кинжалами, вонзившимися в ее замирающее сердце. О, Стив!

– Не беспокойтесь, мы справимся!

– Мадам, я опять звонила, чтобы мисс Риппл прямо пришла в театр, как только появится, и они позвонят сюда и скажут, когда она выедет. Уже десять минут седьмого…

Вперед, вперед, во весь опор вперед – в город! Кажется, в Кингстоне, знаменитом своими муниципальными порядками, Риппл обнаружила, что ее волосы растрепались и шпильки выскочили. Теперь вся их масса рассыпалась свободно, как волосы Ариадны, и развевалась по ветру, как темный шарф. Что-то сильно дернуло ее за волосы. Ей пришлось высвободить прядь, прихваченную застежкой на перчатке Стива. Город вырастал им навстречу. Город – наконец-то!

Позже, значительно позже, она узнала, что значила эта поездка для Стива: он подвергался в пути значительно большему риску, чем когда бы то ни было в Брукленде. Много времени спустя ей рассказали, что эта замечательная машина оказалась способной почти на чудо. В тот день Риппл только смутно, слепо чувствовала, что Стив очень уверенно ведет мотоцикл. Ей уже приходилось слышать, что хорошему водителю все удается и он всегда знает, где проехать. Так оно и было. Но Риппл, которая меньше, чем любая другая женщина, смыслила в технике, не знала, что Стив каким-то особым чутьем уже за пятьдесят ярдов предвидел возможные препятствия.

– Ну, – весело крикнул он ей, – кажется, показался Эмбенкмент. Я люблю это место.

Они понеслись по Эмбенкменту. Для Риппл это была развертывающаяся серая лента, оживленная с одной стороны деревьями, чайками и баржами.

– Прямо к театру, а?

– Пожалуйста, – попросила Риппл. Мотоцикл помчался по Савой-стрит, Осторожно, но быстро, Стив объезжал огромные толпы лондонцев, направлявшихся к себе домой, к остановкам автобусов или на станции метрополитена. Риппл казалось, что вся эта масса народу старалась помешать их продвижению. У многих, видимо, хватало времени, чтобы бросить любопытный взгляд на мотоцикл, все еще блестящий, несмотря на брызги грязи, на испачканного седока и его растрепанную пассажирку с беспорядочно развевающимися волосами.

Стив, казалось, ничего не видел, кроме какой-то точки прямо перед собой. Потом, когда со дня их поездки прошло уже много времени, он смеясь говорил Риппл:

– Как хорошо, что вы не знали, как я тогда рисковал! Добраться с той стороны Эшера до Ковент-Гардена меньше чем за полчаса! Это совсем недурно! Вы знаете, что было пять минут восьмого, когда мы проезжали по Стренду?

– Это было ужасно – ехать по Стренду, – подтвердила Риппл. – Я думала, что этот толстый полисмен будет стоять вечно, как памятник Нельсону. Я сидела и старалась загипнотизировать его спину.

– К счастью, это был мой приятель, – добавил Стив, – Лучше не рассказывать никому, за какое время мы доехали. Могу вам сказать, что я не хотел бы повторить такое. В последний момент в этой сутолоке мы были близки к катастрофе, и я думал, что нам обоим несдобровать!

Миновав Стренд, мотоцикл Стива въехал на боковую улицу. Далеко вдоль нее тянулся хвост очереди – люди стояли на мостовой, сидели на складных стульях, прислонялись к стене театра, толпились тесно, как сардинки в банке (так добродушно шутили они сами), жевали бисквиты или шоколад – весь их обед в тот вечер. Они ждали, пока откроются двери театра, ждали уже долгие часы.

– Смотрите! – воскликнула взволнованная Риппл. – Посмотрите, какая толпа ждет выступления Мадам в «Русалочке»!

Вот и вход, такой романтический, по рассказам и воспоминаниям, такой суровый и простой на вид! Артистический подъезд.

Стив остановился. Риппл показалось, что он помог ей выйти из коляски мотоцикла точно так же, как если бы она была ребенком, которого вынимают из детской коляски. Растерянная, она услышала его голос, быстрый, как горный ручей, стремительно несущийся вниз.

– До скорого свидания, бесценное мое дитя. Скоро увижу вас из первого ряда! Теперь мне нужно мчаться обратно к Паркеру, затем к половине девятого переодеться и взять дома свой билет. И слушайте, Риппл! Я говорил утром, что не смогу вернуться обратно к вашему первому выступлению. Но дело в том, что если бы даже в Брукленде все прошло отлично, я все-таки собирался вернуться как можно раньше. Я так же волнуюсь, как и вы, хорошо ли пройдет сегодняшний спектакль. Я так же, как и вы, доволен, что нам удалось приехать вовремя. Желаю удачи, дорогая!

– Стив, нет слов для благодарности…

– Не за что. Всего наилучшего! До скорого свидания!

Тяжелая дверь медленно открылась.

Лишь только она захлопнулась за ней, как Стив и безумное возвращение в город остались позади и были забыты, заслоненные новыми событиями. Эти узкие комнаты и проходы казались более чем когда-либо переполненными работниками кулис, которые кишели, как растревоженная муравьиная куча, и все, казалось, кричали:

– Мисс Риппл!

– Риппл?

– Она пришла наконец?

– Она здесь, она здесь?

– Вот это хорошо! Она здесь…

– Ах!

– Везет ей!

– Отлично, что мисс Риппл пришла…

Новость передавали из уст в уста, вдоль по коридору, разносили по маленьким уборным, по людной лестнице, в телефонную будку…

– Мисс Риппл здесь!

– Как это хорошо!

– Вас все время ждали, мисс!

Риппл никогда не думала, что придадут такое значение ее появлению или непоявлению в театре. Она еще не понимала, в чем дело.

– Анджела здесь? – крикнул чей-то голос. – Позовите Анджелу.

Француженка-костюмерша подлетела к Риппл. «Подлетела» – абсолютно точное выражение: хотя Анджела была очень толста, она носилась так быстро, что ее фигура в черном платье и переднике могла, как воздушный шар, летать вдоль тесных коридоров и по маленьким комнаткам за сценой. Увидев Риппл, она взмахнула короткими черными рукавами, как ветер ветвями, вытянула руки, наподобие пальмовых листьев, и закатила, как шары, свои черные глаза.

– Мадемуазель!

– В чем дело? – не слишком удивившись, спросила Риппл. Ибо бывали случаи, когда стоило затеряться какой-нибудь серьге, как труппа могла вообразить по жестикуляции Анджелы, что, по крайней мере, сгорел и превратился в пепел кринолин Мадам. И в этот момент Риппл просто подумала, что Анджела возмущена ее растрепанным видом, ее волосами, которые темной массой рассыпались по плечам.

– Мадемуазель, вы пришли! Идите наверх, идите наверх! Я вам пять раз звонила! Что мы стоим здесь как статуи? А она зовет вас, бедная! Мадам! Идите к ней в уборную сейчас же. Ах, какой ужас! Она могла разбиться насмерть…

Риппл в ужасе побежала наверх за Анджелой, подпрыгивавшей, как мячик.

– Что? Мадам? Разбилась насмерть?

– Почти, говорю я вам… Эти лестницы!.. Разве я не умоляла ее всегда быть осторожной…

Дверь над ними открылась, оттуда выглянула Сильвия, а из-за ее плеча показалось наполовину загримированное лицо Дороти.

– О, Риппл, пришла наконец? Риппл, ты слышала? Скорее! Скорее!

Ни слова не говоря, Риппл поспешно поднималась по ступенькам, прислушиваясь, как в кошмарном сне, к отрывистым репликам Анджелы:

– Тысячи раз Мадам поднималась и спускалась по этим проклятым лестницам, не глядя, куда она ступает… Тысячи раз ничего не случалось! Именно в этот вечер должно было случиться!.. Когда она перед тем, как отправиться домой, пришла сюда, просто, чтобы посмотреть на костюмы!.. Нога у нее подворачивается… Она падает. Подвернулась та же нога, что в детстве, но с тех пор этого не случалось. Сегодня случилось! Нога у нее ушиблена…

Риппл тревожно воскликнула: – Опасно?

– Очень! Очень! Она не сможет танцевать долго, несколько недель… ей придется несколько недель отдыхать, и сезон пропал!.. Вот мы пришли… Мадам! – Анджела открыла дверь. – Мадам, она идет. Я привела ее!

В возбуждении француженка схватила Риппл рукой за распущенные волосы и втолкнула в уборную примы-балерины.