ШЕСТОЙ ЭКИПАЖ

Заправлена мощным горючим

И пущена в космос,

Лети, эстафета, лети!

Тебя мы скитаться приучим

По огненным кручам,

На вечном на Млечном Пути.

Три человека в скафандрах шли по узкой, отсвечивающей голубым светом дороге. Стиснутая хаотическим нагромождением скал, фосфоресцирующая дорога круто сворачивала то в одну, то в другую сторону. Иногда скалы нависали над дорогой, и тогда голубой свет выхватывал из мрака черные изломы базальта.

Прозрачные скафандры были почти невидимы. Тонкая, гибкая ткань скафандров плотно облегала комбинезоны: темный у того, кто шел. впереди, светлые у его спутников.

Человек в темном комбинезоне был немолод. Коротко остриженные седеющие волосы, глубокие морщины у переносицы и в уголках сжатых губ придавали его худому лицу аскетический вид. Холодный фосфоресцирующий свет, отражавшийся в прищуренных глазах, усиливал это впечатление. Человек шел, мерно помахивая руками. Спутники его — юноша и девушка — еще не привыкли к миру уменьшенной тяжести. Движения их были резкими, угловатыми.

Фосфоресцирующая дорога вырвалась, наконец, из скалистого ущелья, сразу же открылась широкая, ровная площадь. В центре площади возвышалась сфера, поддерживаемая четырьмя колоннами. Сфера излучала бледный розовый свет. Темные колонны были едва заметны: громадный розовый шар словно плыл над голубой площадью, отбрасывая расплывчатую пурпурную тень.

Три человека пересекли площадь. Остановились у ближайшей колонны. Тот, кто шел первым, поднял руку. Открылась овальная дверь. Три человека вошли внутрь колонны. Здесь, в невысокой кабине, все было привычное, земное: полукруглый диван, лампы дневного света, шкафы, упрятанные в стены.

Закрылась массивная дверь, и в кабину со свистом ворвался воздух. Человек в темном комбинезоне быстро сбросил скафандр. Юноша и девушка последовали его примеру.

— Волнуетесь? — спросил человек в темном комбинезоне.

— Нет, капитан, — громко ответил юноша.

— Да, капитан, — тихо произнесла девушка. Кабина вздрогнула, устремилась вверх.

Дважды вспыхнул зеленый глазок на стене, и кабина плавно остановилась. Капитан толкнул дверь, вышел в коридор. Юноша пропустил девушку, потом осторожно ступил на пушистую дорожку, покрывавшую пол.

Они прошли почти до конца длинного коридора. Медленно раздвинулась тяжелая панель, открывая вход в круглый зал. С высоких стен излучали зеленый свет циферблаты приборов. В центре зала, у пульта управления сидел человек. Он встал, отвечая на приветствие вошедших. Шагнул навстречу капитану. Сказал, отчетливо выговаривая слова:

— Капитан, “Орел” идет к Альфе Центавра.

Люди уже давно летали в межпланетном пространстве. Но расстояние до ближайшей звезды — Альфы Центавра — во столько же раз превосходило расстояние между нею и Землей, во сколько Тихий океан был больше обычного бассейна для плавания. Необъятный космический океан отделял нашу планетную систему от звезд.

Первый звездолет, отправившийся за пределы солнечной системы — он назывался “Ласточка”, — управлялся с Земли по радио. Но радиоволны шли медленно, слишком медленно. Расстояние между Землей и кораблем увеличивалось, и волны радио запаздывали все больше и больше. Сигнал о неисправности реактора достиг Земли спустя три месяца. И люди не успели предотвратить катастрофу. Корабль погиб. Это было на седьмом году полета…

Ракетные корабли давно уже летали на Марс, Сатурн, Плутон, люди побывали на Венере и Меркурии. Но после гибели “Ласточки” ни один корабль не покидал пределов солнечной системы.

Так прошло двенадцать лет. И тогда удалось найти частицы, движущиеся со скоростью, намного превышающей скорость света. Это были гравитоны — частицы тяготения. Об их существовании догадывались давно. Но никто не мог обнаружить гравитоны, потому что размеры их были невообразимо малы — в миллиарды и миллиарды раз меньше размеров атома. И только мощные гравифазотроны позволили людям впервые получить поток быстрых гравитонов.

Считалось, что тяготение распространяется со скоростью света. Опыты опровергли эту гипотезу: гравитоны обладали скоростью, равной кубу скорости света. Расстояние от Земли до Альфы Центавра лучи тяготения проходили в тысячные доли секунды…

И в Космос ушел второй звездолет — “Орел”. Станция, управляющая полетом “Орла”, находилась на Титане, спутнике Сатурна. Здесь были найдены громадные залежи осмия, необходимого для выделения гравитонов. Мощность гравифазотрона, построенного на южном полюсе Титана, была недостаточна для движения корабля, и “Орел” имел термоядерные реактивные двигатели. Но управление велось лучами тяготения.

Девяносто два земных года должен был идти “Орел” от солнечной системы до Альфы Центавра… Пять экипажей сменились на станции управления — розовой сфере, поддерживаемой четырьмя колоннами.

Шел восемьдесят третий год полета.

— Капитан, “Орел” идет к Альфе Центавра. Расстояние…

Жестом руки капитан прервал рапорт.

— Не нужно, Юрий Михайлович. Уже не нужно. Вас отзывают на Землю для участия в экспедиции “Ястреба”. А это — сиена. Пока двое. Через месяц уйду и я.

— Шиканов, — представился юноша.

— Смирнова, — сказала девушка.

Юрий Михайлович молча оглядел зал: приборные щиты, пульт управления, маленький столик с веткой гладиолуса в узкой вазе… Над приборами в овальных рамках висели портреты тех, кто первыми качали управлять полетом звездолета через космический океан. Уже не было в живых никого из первых трех смен. Испытывая новую ракету, погиб начальник четвертой смены…

Кончилась шестнадцатилетняя вахта пятого экипажа. Шестому экипажу предстояло следить за полетом “Орла” и управлять им до самой цели. Но уже решено было, что от Альфы Центавра звездолет уйдет дальше в Космос. И снова у пульта управления будут сменяться экипажи.

Трижды пробили часы, нарушив торжественное молчание.

— Что ж, друзья, — сказал Юрий Михайлович, — принимайте вахту. Вы… вдвоем?

— Сегодня вдвоем, — ответил за них капитан. — Старший — Шиканов.

Они шли вдоль приборных щитов. Капитан видел, что Юрий Михайлович медлит, задерживается у каждого прибора. Это было прощание… И капитан не торопил.

У радиационного дозиметра Юрий Михайлович остановился. В зеркальном стекле он увидел свое лицо: редкие, приглаженные волосы, морщины у глаз, темные пятна — следы ожогов, давным-давно полученных при аварии на станции… Шестнадцать лет назад он пришел сюда. Шестнадцать лет исследований, открытий, борьбы… Как много и как мало вмещает человеческая жизнь!

— Когда-нибудь корабли будут летать быстрее, — произнес он. Голос его дрогнул.

Капитан понял недосказанное.

— Да. Корабли будут летать быстрее. Но Вселенная бесконечна.

Сзади послышался смех.

— Что это? — спросила девушка, показывая на маленькую плюшевую обезьяну, подвешенную над пультом.

Капитан и Юрий Михайлович переглянулись. Да, жизнь продолжалась. Для грусти не было оснований. Их ждали новые экспедиции, новые открытия, новые пути. И, мельком взглянув в стекло дозиметра, Юрий Михайлович встретил взгляд улыбающегося, решительного, сильного человека.

Капитан взял у девушки обезьянку.

— Это Дина, — сказал он. — В двадцатом веке любили талисманы. Вот такие игрушки подвешивали в автомобилях, самолетах… В первом экипаже нашей станции была женщина, Вера Стрельцова. Кажется, ей кто-то подарил Дину.

Он сжал обезьянку. Послышался проказливый, задорный писк: “Квиу-у… квиу-у…”

Кораблем управляла электронная машина. Она суммировала показания приборов, следила за работой реактора, меняла курс звездолета. Она записывала и передавала на Землю результаты наблюдений. Она должна была включить телепередатчик, когда “Орел” приблизится к Альфе Центавра.

Годами циферблаты приборов на станции управления излучали зеленый свет. Это означало: все в порядке, звездолет идет к цели, двигатель и приборы в исправности. Но изредка зеленый свет сменялся желтым, или оранжевым. или красным. Тогда на помощь машине приходили люди. Электронный “мозг” умел только то, чему люди восемьдесят два года назад научили его на Земле. Но за это время человек познал много нового, и знания помогли человеку улучшить режим работы реактора корабля, хотя триллионы километров отделяли “Орел” от станции управления. Когда “Орел” начал полет, в его термоядерном реакторе шла простейшая реакция превращения водорода в гелий, а теперь водород превращался в криптон, выделяя в сотни раз больше энергии.

…Шиканов перелистывал вахтенный журнал. Первые записи были сделаны чернилами — так писали в двадцатом веке. На шестнадцатом году полета в вахтенном журнале появились четкие строчки, выбитые карманным стилографом. Записи о важнейших событиях выделялись красным. Сейчас это уже было историей: открытие сверхтяжелых частиц, наблюдения над движением гравитонов, серия опытов по взаимодействию света и тяготения.

Полет “Орла” многое дал науке. Шестьдесят лет назад второй капитан “Орла” сформулировал основание теоремы времени — пространства. Четверть века спустя была создана универсальная теория над-частиц…

Уже давно ушли в Космос новые корабли, но “Орел” проник дальше всех. Другие шли по его путям. Были уже известны опасности космического океана, и люди были готовы к встрече с ними. А “Орел” летел в Неизведанное, и никто не мог сказать, что будет записано на чистых еще листах вахтенного журнала…

— Сергей!

В голосе девушки послышалась тревога. Шиканов закрыл журнал, подошел к локаторному щиту.

— Что случилось?

Девушка молча указала на экран центрального локатора. Экран мерцал изумрудным светом, но почти у самой рамки светлая контрольная линия изгибалась небольшим бугорком. Очень медленно, почти незаметно для глаза бугорок смещался влево, к центру экрана.

— Метеорит, — сказала девушка.

— И порядочный, — задумчиво проговорил Шиканов. — Расстояние полмиллиона километров, а видно отчетливо… Что ж, электронный “мозг” сам изменит курс.

Шиканову хотелось остаться здесь, у экрана, но он был старшим — это обязывало. Он отошел к пульту, внимательно оглядел приборы, сел в кресло, стараясь сохранять спокойствие. Навстречу кораблю летел метеорит. Сможет ли электронный “мозг” вовремя изменить курс? Должен! В конце концов это не впервые…

— Пик на экране раздвоился, — голос девушки звенел от волнения. — И рядом еще… еще… Их много, Сергей!

Резко отодвинув — почти отбросив — кресло, Шиканов подбежал к локаторному щиту. Диск центрального локатора излучал бледно-желтый свет. Контрольная линия — еще минуту назад идеально ровная — была изломана десятками зубчатых пик.

— Метеоритный поток! На встречных курсах…

— Ничего, Нина, ничего, — Шиканов пытался скрыть волнение. — Сейчас электронный “мозг” включит двигатели.

Рядом, на щите моторной группы, мелодично прозвенел сигнал, вспыхнули и погасли белые старт-лампы. На “Орле” заработали реактивные двигатели, уводя корабль от метеоритного потока.

Зазубренные пики на экране локатора медленно отошли от центра. На мгновение замерли неподвижно. И снова поплыли влево, к центру.

Нина схватила Шиканова за руку.

— “Орел” не успеет уйти. Включай защитное излучение!

Шиканов понимал — электронный “мозг” лучше человека выведет корабль из метеоритного потока. Но если выйдет из строя хотя бы один элемент “мозга”…

Шиканов подбежал к пульту управления. Приглушенно завыла сирена, предупреждая, что электронный “мозг” выключен. Руки Шиканова бегали по клавиатуре пульта. Приказ — и “Орел” лег на прежний курс. Еще один приказ — и носовой излучатель выбросил навстречу метеоритам узкий пучок нейтронов.

Экран локатора стал оранжевым, потом красным. В самом центре, у пересечения нитей, судорожно билась изломанная контрольная линия.

“Орел” лавировал в потоке метеоритов. Кораблем снова управлял электронный “мозг”.

Первый миг растерянности прошел, Шиканов заставил себя откинуться на спинку кресла. Сидел, до боли стиснув кулаки. Нина молча стояла у локаторного щита. Экраны отбрасывали красный свет, и светлые волосы девушки казались ярко-рыжими.

“Орел” огибал крупные метеориты, мелкие рассеивались направленным пучком нейтронов. Еще пять-десять минут, и корабль выйдет из потока. Однако метеориты, летящие навстречу “Орлу”, становились крупнее, скорость их возрастала. Это было странно. Шиканов подумал, что, пожалуй, следовало бы вызвать капитана. Но первую вахту хотелось отстоять самостоятельно… Все-таки в поведении метеоритов было нечто необъяснимое.

Помедлив, Шиканов нажал кнопку радиотелефона. Аппарат молчал.

— Включи аварийный телефон, — сказал Шиканов девушке. — Нужно вызвать капитана.

Нина подошла к висевшему на стене аппарату. Послышалось низкое, прерывистое гудение.

— Связь прервана, Сергей. По-видимому…

Она не закончила фразы. На щите моторной группы погасли приборы охлаждающей системы. И сейчас же вспыхнули снова — красным огнем. Это произошло в какую-то долю секунды.

— Прекратилась циркуляция фреона!

Шиканов понял: произошло самое страшное. “Орел” мог встретить метеориты. Могла выйти из строя система охлаждения. И то и другое само по себе еще не было катастрофой. Но без охлаждения не могли работать двигатели, а без двигателей “Орел” не мог лавировать.

Совпали два крайне маловероятных события — и это грозило “Орлу” гибелью.

Почти машинально Шиканов нажал кнопку радиотелефона. И тут же вспомнил — связь прервана.

До сих пор он знал, что где-то рядом есть капитан. Можно было самому принимать решения, но в трудный момент на помощь пришли бы товарищи — опытные, знающие. Уверенность в себе и объяснялась тем, что сзади стояли друзья. Теперь же было одиночество.

Откуда-то издалека донесся голос девушки:

— Через три минуты автомат выключит реактор. Тепловой перегрев…

Да, через три минуты аварийные автоматы прервут термоядерную реакцию, остановятся двигатели…

Шиканов сел в кресло. Закрыл глаза. Попытался сосредоточиться. Мысли разбегались. Почему-то вспомнился учебный зал. В нем было все, как здесь. Только ошибки там не означали гибели корабля. И поэтому решения принимались легко, просто…

Когда Шиканов открыл глаза, почти все приборы пылали красным. Тревожное зарево отражалось в белом мраморе пола. Вспыхнул алым дозиметр. Светился вишневым дифференциальный термограф. Гасли последние зеленые огни. И только белый циферблат часов бесстрастно отсчитывал секунды.

Шиканову показалось, что стеклянные глаза-бусинки Дины смотрят на него с укором. Это мешало сосредоточиться. Он снял с пульта обезьянку. “Квиу-у… квиу-у”, — задорно пропищала игрушка. Машинально он повесил ее на место. Встал. Отошел к столику у стены.

Отблески огней дрожали на стеклах портретов. В причудливой игре света изображения людей словно ожили. Экипажи, отстоявшие свою вахту, ждали. Ждали его решения.

Оно появилось внезапно, и, еще не додумав, Шиканов понял: это единственный выход. Сейчас автоматы выключат реактор. Они всегда выключают реактор, если температура поднимается выше определенного предела. Автоматы могут делать только то, к чему они приспособлены. Им безразлично, грозит ли “Орлу” столкновение или нет. Они знают лишь свою работу.

— Выключить автоматы, — приказал Шиканов. — Выключить систему автоматического управления реактором.

Нина молча стояла у локатора.

— Так надо, — тихо сказал Шиканов. — Реактор должен работать еще пять–десять минут. Это опасно… но другого выхода нет.

Шиканов знал, о чем она думает. Первая заповедь экипажа “Орла” гласила: “Только капитан имеет право отключать автоматы безопасности реактора”. Только капитан! Но капитана не было…

Их взгляды встретились. Наверное, это длилось мгновение. Но Шиканов почти физически ощущал те километры, которые “Орел” за это мгновение пролетел навстречу опасности…

Нина подошла к пульту. Нажала клавиши. Погасли приборы автоматической системы управления реактором.

Шиканов посмотрел на часы. Они отсчитывали какое-то свое, очень быстрое время. А наперерез “Орлу” все еще летели метеориты. Корабль лавировал, меняя курс, и Шиканов видел, как дрожащая стрелка металась по указателю мощности.

— Время! — сказала девушка. — Я выключаю реактор.

Шиканов с ненавистью взглянул на часы. Это был единственный прибор, который не управлялся…

— Хорошо, — согласился он. — Выключай.

Придвинул вахтенный журнал. Стилограф забегал по строчкам: “Встречный поток метеоритов… Авария системы охлаждения… Реактор работал на критическом режиме… Остановлен…”

— Впереди метеорит, — глухо сказала девушка. — Прямо по курсу.

Шиканов отбросил стилограф. Сейчас, когда катастрофа казалась неизбежной, он вдруг почувствовал спокойствие. Мысль работала ясно, четко, с необыкновенной быстротой. Он распорядился увеличить до предела мощность нейтронного излучения — это было последнее средство защиты.

А метеорит приближался. Острый пик на контрольной линии локатора быстро сдвигался к перекрещенным нитям. Экран пылал красным…

Шиканов смотрел на часы. Нужно было снова включить реактор, но Шиканов хотел выиграть время. Пустить перегретый реактор слишком рано — мог произойти взрыв. Опоздать — корабль столкнется с метеоритом.

— Приготовиться к пуску реактора, — тихо сказал он.

Секундная стрелка прыгала от деления к делению. Она казалась Шиканову живым существом- хитрым, непостоянным…

— Пуск! Полную мощность — на двигатели! Поворот…

Сзади раздалась спокойная команда:

— Отставить!

Вздрогнув от неожиданности, Шиканов обернулся.

У дверей стоял капитан.

— Отставить, — повторил он.

Словно повинуясь команде, циферблаты приборов погасли. И сейчас же вспыхнули ровным зеленым светом.

Капитан подошел к пульту. Поднял упавший на пол стилограф. Рядом с записью Шиканова вывел: “Учебная тревога. Шестой экипаж отлично выдержал испытание…”

Три человека в скафандрах возвращались по узкой, отсвечивающей голубым светом дороге. Они шли, взяв друг друга под руки. Здесь, в мире уменьшенной тяжести, нелегко было идти в ногу. Три человека подпрыгивали, раскачивались, но не разнимали рук.

Они пели. Радиотелефон проносил песню сквозь шлемы скафандров. И хотя кругом по-прежнему было безмолвие и по-прежнему нависали над дорогой черные изломы базальта, неслышимая песня словно раздвинула мрачные скалы, прорываясь к звездному небу.