"Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Глава 9 Яблоки «Бенедикт», еж и командор Брэдшоу

– Я дома! – крикнула я, входя в дверь.

Пиквик заклацала клювом и радостно кинулась ко мне, обнаружила, что зефира у меня нет, и обиженно отвернулась. Затем откопала в мусорной корзине клочок бумаги и торжественно преподнесла его мне. Я долго рассыпалась в благодарностях, и она пошла заниматься своим яйцом.

– Привет, – сказал ибб, который колдовал на кухне в духе миссис Битон. – Что в мешке?

– Тебе не понравится.

– Хм, – задумчиво ответил ибб. – Поскольку я не спрашивал тебя, понравится ли мне это, твой ответ иносказательно подразумевает: «Я не собираюсь тебе рассказывать, так что отвяжись». Я прав?

– Более-менее, – ответила я, убирая мешок в шкаф для хозяйственных принадлежностей. – Бабушка здесь?

– Вряд ли.

Чуть позже, не отрывая глаз от учебника «Личности для начинающих», вошел обб.

– Привет, Четверг, – сказал он. – Тебя сегодня искали ежик и черепаха.

– Чего им было надо?

– Они не выразили.

– А бабушка?

– Она на Той Стороне. Велела ее не дожидаться. У тебя очень усталый вид. С тобой все в порядке?

Да, я устала, но не до конца понимала почему. Стресс?

Конечно, не каждый день приходится сражаться с ордой граммазитов, ездить с Хэвишем, разбираться с йеху, траалями, дружками Большого Мартина, левыми сюжетными поворотами и отрезанными головами. А может, просто ребенок развлекается с моими гормонами.

– Что у нас на ужин? – спросила я, падая в кресло и закрывая глаза.

– Я экспериментировал с альтернативными рецептами, – заявил ибб, – так что у нас яблоки «Бенедикт».

– Яблоки «Бенедикт»?

– Да. Это похоже на яйца «Бенедикт», но с…

– Я поняла. Альтернативы есть?

– Конечно. Можешь попробовать макароны с заварным кремом или репу а-ля оранж. Вместо пудинга я сделал анчоусовое печенье и селедочное пюре. Чего желаешь?

– Бобов с тостами.

Я вздохнула. Прямо как у мамы дома.

Снов мне в ту ночь не показывали. Лондэн не приходил, но не было также и… как ее там? Спала я крепко и не услышала будильника. Проснулась в жутком состоянии. Я просто лежала на спине, глубоко дыша и пытаясь справиться с тошнотой. В дверь постучали.

– ибб! – крикнула я. – Откроешь?

У меня гудела голова, но ответа я не дождалась. На часах было почти девять, и обоим генератам полагалось уже находиться в колледже Святого Табулараса на практикуме по второстепенным событиям или чему-то в этом роде. Я выползла из постели, выждала, пока перестанет кружиться голова, закуталась в халат и стала спускаться по лестнице. Когда я открыла дверь, там никого не оказалось. Я уже собралась захлопнуть ее, как вдруг услышала голосок:

– Мы тут, внизу.

Передо мной стояли ежик и черепаха. Но ежик не походил на миссис Ухти-Тухти, не уступавшую мне ростом. Эти ежик и черепаха были такого размера, какого им и положено.

– Четверг Нонетот? – спросил ежик.

– Да, – ответила я, – чем могу служить?

– Тем, что перестанете совать свой нос туда, куда не надо, – высокомерно заявил еж, – вот чем!

– Не понимаю.

– А Расписной Ягуар? – встряла черепаха. – А «кто свернется клубком»? Ничего не напоминает, всезнайка самоуверенная?

– О! – сказала я. – Значит, вы – Злючка-Колючка и Неспешная!.[40]

– Они самые. И стишок, которым вы так великодушно одарили Расписного Ягуара, создает нам проблемы: этот тупой представитель семейства кошачьих его никогда не забудет!

Я вздохнула. Жить в Книгомирье оказалось куда сложнее, чем я думала.

– Почему бы вам тогда не научиться плавать или еще чему-нибудь?

– Кому, мне? – сказал Злючка-Колючка. – Глупости говорите! Когда это ежи плавали?

– А вы могли бы научиться сворачиваться клубком, – сказала я Неспешной.

– Сворачиваться? – буркнула черепаха. – Спасибо, не надо.

– А вы попробуйте, – настаивала я. – Распустите шнуровку на панцире и коснитесь пальцев ног.

Повисло молчание. Ежик с черепахой переглянулись и захихикали.

– Вот Расписной Ягуар удивится-то! – зафыркали они, поблагодарили меня и удалились.

Я закрыла дверь, заглянула в холодильник, пожала плечами и съела большую порцию яблок «Бенедикт», перед тем как надолго забраться в душ.

В коридорах Кладезя царило такое же оживление, как и вчера. Торговцы ругались с покупателями, заключались сделки, принимались заказы, разбивались пари. То и дело у меня на глазах возникали и исчезали персонажи, когда их перекупали из одной книги в другую. По дороге я рассматривала вывески магазинов и пыталась понять, каким образом они делают то, что делают. Здесь были латальщики, граммаправы, местоописатели, настроенщики, постраничники – всех и не перечесть.[41]

У меня снова ожил комментофон. Я попыталась заткнуть его, но сумела только приглушить. По дороге я заметила среди дельцов знакомую фигуру в обычном костюме путешественника – в куртке-сафари и пробковом шлеме, с револьвером в кожаной кобуре. Это был командор Брэдшоу, звезда тридцати четырех увлекательных приключенческих романов для детей, изданных в твердом переплете. Оказавшись в тридцатых годах не у дел, Брэдшоу вступил в беллетрицию, сделавшись там чем-то вроде серого кардинала. Он все видел и всем двигал – по крайней мере, так он сам утверждал.

– Сто! – язвительно восклицал он, когда я подошла ближе. – Это лучшее, что вы можете предложить?

Продавец цепочек событий, с которым он разговаривал, пожал плечами.

– Сейчас на нападение львов спрос невысокий.

– Но это же потрясающе, вы понимаете, потрясающе! – восклицал Брэдшоу. – Вы на самом деле ощущаете горячее дыхание на затылке! Дети просто тащатся от такого, готов поспорить, это же такая отдушина после званых вечеров и тесных платьев!

– Ладно, сто двадцать. Это последняя цена.

– Кровопийца! – пробормотал Брэдшоу, забирая деньги и отдавая маленький стеклянный шарик с нападением льва, которое, как я предположила, было подвергнуто сухой заморозке и помещено внутрь.

Командор отвернулся от торговца и заметил мой взгляд. Он быстро спрятал выручку и вежливо приподнял шлем.

– Доброе утро!

– Доброе утро, – ответила я.

– Вы – стажер Хэвишем, да? Напомните мне ваше имя.

– Четверг Нонетот.

– Да что вы? – воскликнул он. – Впервые слышу. Как я заметила, он был на добрый фут выше, чем когда мы с ним встречались в прошлый раз. Сейчас знаменитый путешественник почти доставал мне до плеча.

– Вы намного… – начала я, затем спохватилась.

– Выше? – догадался он. – Именно, девочка. Люблю женщин, которых не стесняют хорошие манеры. Мелани – моя жена, ну, вы знаете, – она тоже грубовата. «Траффорд, – говорит она мне, это зовут меня так, Траффорд, – Траффорд, ты просто никчемная куча слоновьего дерьма». Все так неожиданно: я только что вернулся домой после ужасных приключений в Центральной Африке, где меня взяли в плен дикари и чуть не поджарили на вертеле. Два шведских золотоискателя украли священный изумруд Умпопо, и…

– Командор Брэдшоу, – перебила я его, поскольку иным путем остановить его излияния по поводу совершенно невероятных приключений не представлялось возможным. – Вы сегодня не видели мисс Хэвишем?

– О, хорошо, что вы меня перебили, – весело сказал он. – Люблю женщин, которые умеют вовремя намекнуть занудному старому пердуну, что пора заткнуться. Вы очень похожи на миссис Брэдшоу. Вам надо познакомиться.

Мы двинулись дальше по шумному коридору

[42]

Я заткнула уши.

– Проблемы? – поинтересовался Брэдшоу.

– Да, – ответила я. – У меня в голове опять сплетничают две русские дамы.

– Линии перемкнуло? Дьявольское изобретение. Если будет продолжаться, поговорю с Плюмом из литтехников. Я вот что хочу сказать, – понизил он голос, – вы ведь никому не расскажете об этой сделке с нападением льва, а? Если пойдут слухи, что старик Брэдшоу продает свои цепочки событий, не видать мне их больше как своих ушей.

– Могила, – заверила я его, когда мы обогнули торговца, пытавшегося всучить нам избыточных клонов Дарси класса D, – но мне интересно, многие ли распродают по частям свои книги?

– О да, – ответил Брэдшоу. – Но только если они уже не переиздаются и их можно списать. Беда в том, что у меня туговато с бабками. Приближается церемония вручения Букверовской премии, а миссис Брэдшоу немного стесняется на публике, и я подумываю купить ей новое платье, а цены на одежду здорово подскочили, сами знаете.

– По Ту Сторону точно так же.

– Господи, неужто? – заржал он. – Мне Кладезь всегда напоминал базар в Найроби, а вам?

– Тут чудовищное засилье бюрократии, – заметила я. – Мне казалось, что фабрика по производству литературы по определению должна быть более свободной и незашоренной.

– Если вам кажется, что тут плохо, загляните в цеха документальной прозы. Там одних правил, регулирующих употребление точки с запятой, на несколько томов. Все, что придумали люди, по природе своей всегда связано с бюрократией, продажностью и ошибками, девочка. Я удивлен, что вы до сих пор этого не поняли. Так что вы думаете о Кладезе?

– Никак не привыкну, – призналась я.

– Серьезно? – удивился он. – Позвольте вам помочь.

Он остановился и несколько мгновений оглядывался по сторонам, затем показал на мужчину лет двадцати с небольшим, который направлялся в нашу сторону. Облаченный в длинный редингот незнакомец держал в руке помятый кожаный чемодан, украшенный наклейками книг и пьес, в которых побывал по долгу службы его хозяин.

– Видите его?

– Да.

– Это мастеровой, латальщик.

– Штукатур?

– Нет, он латает дыры в повествовании, сюжете и устраняет нестыковки в описаниях, то есть заделывает авторские ляпы. Если писатель говорит что-то вроде: «Нарциссы расцвели летом» или: «Они посмотрели данные баллистической экспертизы по пистолету», то ремесленники вроде этого парня должны такие фразы отгладить. Это одна из последних стадий отделки, после нее за роман берутся граммаправы, эхолокаторы и орфоверители, чтобы причесать все окончательно.

Молодой человек поравнялся с нами.

– Привет, мистер Праворуль! – поздоровался мистер Брэдшоу с латальщиком, который слабо улыбнулся в ответ.

– Командор Брэдшоу! – с некоторой заминкой проговорил он. – Как приятно снова встретить вас. В добром ли здравии миссис Брэдшоу?

– Прекрасно, спасибо. Это мисс Нонетот, она здесь новенькая. Я хочу показать ей, как тут все работает.

Латальщик поклонился, пожал мне руку и что-то приветственно пробормотал.

– Мне однажды довелось латать дыроляп в «Больших надеждах», – сказала я ему. – Вы не работали в этом романе?

– Боже упаси! – воскликнул молодой человек. – Со времен Диккенса латание ушло очень далеко. Сейчас не найти мастера, который бы взялся за старье вроде: «Двери открываются, и входит пропавшая тетка/отец/торговый партнер/друг и так далее», чтобы объяснить, каким это образом они снова взялись в повествовании, когда двумястами страницами раньше чудесным образом оттуда исчезли. Сегодня у нас другая методология: мы просто отправляемся назад и латаем дыру в зародыше или, что еще проще, маскируем ее.

– Понятно.

– Да-да, – продолжал молодой человек, оживляясь при виде моего острого интереса, – я работаю по системе, которая скрывает дыры путем их освещения для читателя. Дырка словно сама говорит: «Эй, я дыра, не обращай на меня внимания», – но это немного чревато. Мне так кажется, – легкомысленно добавил мастер, – что в Кладезе вы не найдете более опытного латальщика. Я уже больше сорока лет этим занимаюсь.

– И когда же вы начали? – спросила я, с любопытством разглядывая юношу. – С пеленок, что ли?

Молодой человек начал стариться прямо на глазах, поседел и ссутулился, пока передо мной не оказался дядька лет шестидесяти с гаком. Он развел руками и эффектно провозгласил:

– Уа-уа!

– Никто не любит хвастунов, Ллистер, – заметил Брэдшоу, поглядывая на часы. – Не хочу подгонять вас, Четверг, старушка, но нам пора на поверку в Норленд-парк.

Он галантно подставил локоть, и я взяла его под руку.

– Спасибо, командор.

– Всегда к вашим услугам! – рассмеялся Брэдшоу и вчитал нас обоих в «Разум и чувство».