"Северные рассказы" - читать интересную книгу автора (Климов Анатолий Матвеевич)

ГЛАВА 3

Далеко на восток от зимовок и городцов, близлежащих к Обдорску и Березову, на границе земель Кондии и Обдории с массивами лесов царства туруханских купцов-обирал, затерялась в лесных оказиях и снеговых широтах маленькая речушка Вындер-яга, что впадает в реку Таз. На ее берегах в семье рыбака и искателя песцовой шкурки родился мальчик, названный Ваули. Не особенно довольные появлением мальчика, а не девочки, которую можно было бы продать в жены за калым, родители мало обращали внимания на ребенка. Ваули рос одиноким и диким, как зверек.

Никто в семье не знал и не подозревал, что этот мальчик в свое время станет национальным героем-освободителем и впишет в печальную историю своего народа величественные и прекрасные страницы. Никто не думал, что о нем еще долгие века будет помнить его суровая родина, а народ будет лелеять память о нем в волнующих сказках.

Суровая борьба за жизнь, законы сильнейшего, испытанные им еще в детстве, наглый, отвратительный разбой царской своры и попов, выковали в нем непреклонную волю к борьбе за счастье, за вольную, радостную жизнь в снегах и большую ненависть к кабале, нищете и горю.

И настал день, когда Ваули, сын Пиеттомина, словно титан гипербореец[13] встал над угнетенной тундрой, над ее вековыми традициями и царскими законами, во весь свой могучий рост и дерзко, смело бросил в лицо царским опричникам-поработителям и местным тундровым хищникам-князьям вызов на борьбу.

Он кликнул клич к обездоленному народу, и снеговые поземки, ветры и снега разнесли его зов по тайникам тундр. На голос смельчака откликнулись радостным и гневным эхом бедняцкие чумы ненцев и остяков. С пищалями, луками, копьями-самоделками потекли изголодавшиеся по воле и счастью люди. Они, словно одержимые, набрасывались на оленьи табуны богатеев и разбивали их по своим косякам. Они убивали жадных до пушнины, юродствующих попов-миссионеров лживого христианства. Уничтожали купцов-факторщиков и разъездных торговцев-авантюристов и шли на Вындер-ягу к Ваули.

На развалинах Мангазеи вспыхнул и заметался над белесыми тундрами Малого и Большого Ямала пожар национального восстания.

В зимние, промороженные до самого верха ночи над мятежной тундрой вспыхивали еще ослепительные, феерические сполохи.

И тогда казалось, что здесь, на маленькой, далекой речушке Вындер-яга, зажгли восставшие огромный, неугасимый костер на весь Север...

Вавле было двадцать лет и зим[14], когда умер отец. На мальчика сразу легли все заботы о семье и хозяйстве. Семья была большая — четыре рта. А хозяйства вовсе не было: изодранный ветрами старый чум да три оленя — вот и все, что сумел приобрести за всю свою жизнь отец.

Рано познал мальчик тяготы жизни главы чума. Большая глубокая складка взрослого залегла у мальчика меж бровей еще в раннем детстве.

Последние годы своей жизни старый Пиеттомин посвятил обучению Вавли тундровому существованию. Он научил мальчика распутывать сложные узоры запутанного следа песца, раскрыл тайны повадок хитрых лисиц и белок и приучил сына по звездам видеть дорогу в снегу, как на карте.

Десятилетний мальчик рос сильным и выносливым Он мог натянуть упругую тетеву отцовского лука и четыре дня кряду гонять дикого оленя по снегу, не отставая от зверя, пока обессилевший, загнанный олень не падал от усталости и голода. Из таких длительных отлучек Вавля всегда возвращался с добычей, немного похудевший, но довольный.

Сверстники из родного стойбища признавали Вавлю за вожака. Он был не по летам силен, ловок. Но его не боялись. Все знали — Вавля не обидит зря, Вавля справедлив и не любит ссор. Никто из мальчишек не умел так ловко кинуть на рога оленя ременный тянзян[15] или разбежаться и грудью ударить в грудь старого огромного ветвистого вожака стада — минеруя и сбить его с ног. Вавля делал это.

Когда умер отец, мальчик пошел к князю Каменная Голова и спросил его:

— В которое стадо выходить?

Князь удивился:

— Кто ты, молодой хвастливый совенок, упавший из гнезда? Чего ты хочешь?

Гордо выпрямившись, «совенок» ответил, прямо глядя в лицо могучему князю:

— Иль ты не знаешь род Пиеттомина? Я старший в нем. Отец ушел к Нуму и оставил меня. Пусть иногда и камни думают...

Он стал сторожем оленей Каменной Головы. Князь был лют, как волк-сермик, как норд-северяк. Однажды волки задрали в стаде Вавли шесть оленей. Князь накинулся на пастуха:

— Где мои сильные быки, пастух? Где белые, как песцы, важенки? Ты спрятал их, сын крысы и белки?

— Что ты орешь, старик? — спокойно остановил хозяина Вавля. — У меня сердце далеко в груди. Волки задушили твоих оленей. Или тебе мало остальных? Еще украдешь у нас.

— Ты потерял ум, олений теленок! — вскричал взбешенный князь и, подняв над головою тяжелую палку-хо, шагнул к батраку.

Вавля шагнул ему навстречу и строго посмотрел в глаза Каменной Голове своими черными искрящимися гневом глазами.

— Ударишь — не будешь больше спать со своими женами. Я сказал, — и повернулся к нему спиной.

Каменная Голова бросил хо и убежал в чум, бормоча проклятия... В другой раз Вавля сам убил оленя и сказал об этом Каменной Голове.

— Кто хозяин стад? Ты? — как обычно начал ругаться князец. — Олешки мои! Зачем убил зверя?

— В тундре нашел ненца, умирающего от мороза, — ответил пастух. — Замерз вовсе. Надо ему было теплой крови дать... Я дал.

Долгих семь лет батрачил Ваули Пиеттомин у Каменной Головы. Семь лет караулил чужих оленей и кое-как кормил семью и себя. Это был тяжелый труд. В рваной облезшей малице, в оленьих пимах, которые давно перестали греть ноги, пастух годами жил в снегах, на обжигающих ветрах, на лютых морозах. Были дни, когда солнце вдруг переставало светить и нечем было дышать. Такие бывали морозы — стыли глаза и потухали, и захватывало легкие. Тогда пастух закрывал лицо грязной тряпкой и ложился в снег вниз лицом. А после спада мороза он отдирал вместе с кожей тряпку от лица. В такие морозы гибли слабые олешки, и князь винил в падеже пастухов.

«Почему так жизнь пошла в тундре? — думал Вавля, — У одних оленей как снега в сугробе, у других — нет ни одного... Почему?»

Кочуя со стадами старого, но могучего князца по тундрам Малого Ямала, Пиеттомин видел тысячи таких же обездоленных людей, как и он сам. Вместе с этим, у очень немногих соплеменников он видел тысячные отрубы оленей, стада, в которых оленей больше, чем звезд на зимнем небе. Эти ненцы, как обычно, были жестоки со своими пастухами и дружили с русскими купцами и шаманами.

О пришельцах в родные снега чумы складывали гневные песни. Там, где появлялись они, — там приходило в чумы горе. Вавля сам испытал на себе лживость пришельцев. Он принес факторщику трех песцов и попросил железный котел для чая. Пьяный купец, с большой черной бородой и грязными узловатыми руками, выхватил у него из рук белоснежных зверьков и стал впихивать их в маленький котелок. Втиснув двух песцов, чернобородый поставил котел на снег и коленом стал вминать и третью шкурку. Купец вспотел, долго мялся коленями на котелке, пока, наконец, не умял все три.

— На, харя, тебе котел. Жри, косоглазый, такая ему цена, — и швырнул под ноги Ваули измятую посудину. Ошеломленный юноша молча нагнулся и поднял ее: у самого дна жесть отошла и обнаружила сквозную щель.

Ваули показал на нее чернобородому.

— Ну и што? — захохотал факторщик. — Залепи соплями, ха-ха!

Молниеносно взлетела вверх яркая, белая жесть и с шумом опустилась на голову хохотавшему купцу: котел наделся на заросшую голову до подбородка, а к ногам факторщика полетело отрезанное острием края котла левое ухо. Купец зашатался, беспомощно растопырив руки, и затараторил:

— Да што ты, друг? Побойся Бога, Христа ради, друг.

А Вавля бил его и бил по жестяной голове молча, сосредоточенно, дрожа от гнева. Наконец чернобородый упал. На шум из фактории выбежали проводники и переводчики. Вавля вытащил блестящий нож и крикнул:

— Уйдите, куропатки!

И они разбежались, боясь этого мальчика, страшного в справедливом гневе.

После этого случая в тундре стали с уважением произносить имя Ваули Пиеттомина, а факторщика прозвали «Худым котлом».

Оскорбленный купец потребовал от рода выдать обидчика исправнику для наказания. Собрались на родовой совет все охотники и оленеводы родов стойбища. Вызвали к костру Вавлю и потребовали правдивого рассказа о происшествии. Когда юноша кончил рассказ, старейший в роду Каменная Голова — князь и законник вдруг спросил:

— А ты, мальчик, не врешь?

— Купец не так говорку кладет.

Гневом зажглись глаза у Вавли. Он шагнул совсем близко к костру, присел к огню я положил свою левую руку в пламя. Огонь жадно набросился на сухую оленью шерсть одежды.

У костра наступила сразу гнетущая тишина. Даже трубка мира, обходящая беспрестанно рты, замерла у кого-то в поднятой руке и погасла. Слышно было, как весело потрескивает в огне шерсть...

В этой тишине из темного угла быстро вырвался вдруг человек и, схватив Пиеттомина за руку, отдернул ее от огня.

— Ты говоришь правду, друг, — сказал он. — Мы верим тебе.

— Верим!

— Правду!

Очнулась вдруг толпа.

— У меня в роду не было лжецов, — спокойно проговорил Пиеттомин, пряча обожженную руку, и ушел с совета.

На мороз за ним вышел человек, выдернувший его руку из костра. Когда нюга упала за ними, чужой человек сказал Вавле:

— Меня зовут Майри Ходакам, будь мне другом, — и протянул Вавле нож с рукоятью и ножнами из мамонтовой кости.

Они обменялись подарками. Так они стали друзьями.