"Дар" - читать интересную книгу автора (Дуглас Кирк)Глава VIНоябрьский дождь яростно стучал в застекленную крышу зимнего помещения для верховой езды; темные тучи, проплывая по небу, застили свет и создавали здесь, внутри, искусственные сумерки. Патриция, оцепенев, стояла посередине присыпанной песком арены. Мигель неторопливо приближался к ней, ведя за собой не Харпало, а Ультимато. Ей предстояло впервые сесть на серого скакуна. Пытаясь скрыть от наставника свою нервозность, она легко вскочила в седло. Ее длинные сильные ноги легко вошли в стремена. Дождь так шумел, что слова, произносимые Мигелем, были едва слышны. – Этого коня назвали Ультимато. Ультимато Первый. Вы скоро поймете, почему. – Он подошел поближе. – Не забывайте: все мускулы полностью расслаблены. – Он положил руку ей на бедро. – Он сам понесет вас. Ему хочется понести вас. Ему хочется понести вас без малейших ваших усилий. Он вложил ей в руки поводья, едва заметно погладив ее по пальцам. – Они вам на самом деле практически не понадобятся, – сказал он. – Что ж, давайте начнем. Конь тронулся с места. Его поступь была плавной, исполненной собственного достоинства. – Представьте себе, будто вы плывете по течению реки, – крикнул ей Мигель с середины круга. Патриция улыбнулась, и впрямь испытывая подобное ощущение. – А теперь подайте плечи в мою сторону. Она повиновалась. – Посмотрите на меня. Его глаза встретились с ее глазами, и конь тоже повернулся к Мигелю. Ей показалось, будто течение реки внезапно переменило направление и ее неудержимо повлекло к этому мужчине. Она повиновалась всем его указаниям – поворачивала плечи, переносила тяжесть тела – но со всей осторожностью – слева направо и наоборот, а конь послушно вторил и река послушно меняла течение. Девушка была словно загипнотизирована. И сама не знала, что именно привело ее в такое состояние, – дождь ли, конь или наставник. Но ощущение, которое она испытывала сейчас, было незабываемым, и Патриция понимала, что любой другой конь никогда не пойдет ни в какое сравнение с этим. Проходя по вестибюлю здания, в котором была расположена штаб-квартира синдиката «Стоунхэм», Патриция не могла сдержать легкой дрожи. Она терпеть не могла появляться в этом здании – в таком холодном, ничем не украшенном, – по сути дела, в пещере, выдержанной в серых тонах, стены которой были обшиты листовой нержавеющей сталью. Что ж, это здание представляло собой достойный монумент покойному Дж. Л. Двое охранников маячили у лифта. И хотя они подобострастно приветствовали ее (проведя, тем не менее, через металлоискатель), ей все равно почудилось, будто она находится на КПП у входа в Пентагон. Она надеялась на то, что встреча с членами совета директоров не окажется слишком долгой – по окончании совещания ей предстоял ланч с Мигелем. Она хотела изумить его – и поэтому зарезервировала столик в «Ле Сирк». Он отправился с нею в город, потому что ему предстояло продлить визу в португальском консульстве. Правда, он несколько загадочно пояснил ей, что намеревается отбыть в Лиссабон еще до истечения срока продлеваемой визы. Перед тем, как войти в зал, где должно было состояться совещание, Патриция собралась с силами. Здешний конференц-зал никак нельзя было назвать уютным уголком – с его высокими узкими бойницами, претендующими на то, чтобы слыть окнами, и со стеклянным столом длиной в двадцать пять футов, к которому были придвинуты две дюжины громоздких мягких кресел. Трое членов совета директоров сосредоточились в дальнем конце стола. Бог смилостивился, и стопка подлежащих подписанию бумаг оказался на этот раз не слишком пухлой. Через полчаса Патриция выполнила свой долг, встала с места и собралась было уйти, но вопрос, заданный Хорейсом Коулменом, буквально пригвоздил ее к месту. – Дорогая, тут ходят всякие тревожные слухи. Верно ли, будто вы собираетесь выйти замуж за доктора Кигана? Белый крахмальный воротничок впился в плоть трясущихся подбородков Коулмена, которые свисали так низко, что заслоняли узел галстука. Патриция, покраснев, окинула быстрым взглядом всю троицу. Миссис Спербер сидела прямая, как палка, сложив руки на коленях; у Эша, кажется, начал развиваться нервный тик. – Дядя Хорейс, вот уж никогда не думала, что вы прислушиваетесь ко всяким слухам. – Как правило, не прислушиваюсь. Но надо признать, что вы и впрямь проявили сильнейшую заинтересованность в этом молодом человеке. – Что ж, давайте договоримся: если я надумаю выйти замуж, вы получите приглашение на свадьбу самым первым. И она натянуто засмеялась, пытаясь скрыть охватившее ее смущение. Коулмен бросил на нее резкий взгляд, но затем заставил себя, в свою очередь, улыбнуться. – К сожалению, приглашением на свадьбу ограничиться не удастся. Существуют процедуры, которые предстоит соблюсти. – Что еще за процедуры? Эш прокашлялся. Сейчас наступил его черед. – Ваш покойный дед был весьма озабочен тем, что вы сможете попасть в руки бессовестного охотника за приданым. Патриция напряглась. – Доктор Киган не является охотником за приданым, мистер Эш. – Боб! – Коулмен мрачно посмотрел на Эша. – Не надо меня перебивать. – Затем он обратился к Патриции. – Я весьма сожалею, моя дорогая. Нам противна сама мысль о том, чтобы вторгаться в вашу личную жизнь, но нам оставлены предписания, которым мы должны следовать. Параграф восьмой, подпункт «е», завещания, оставленного Дж. Л., требует от нас анализа и оценки личных качеств и намерений вашего потенциального жениха. – Вы хотите сказать, что у вас есть возражения против Тома? Миссис Спербер одарила Патрицию милостивой улыбкой. – Лично я нахожу доктора Кигана рыцарем без страха и упрека. – Она раскрыла досье. – Выпускник медицинского факультета в Гарварде, человек, удостоенный Американской медали свободы в самом раннем возрасте из всех медалистов… – И получивший самые крупные пожертвования из благотворительного фонда Стоунхэма, – перебил ее Коулмен. – Дядя Хорейс! Больница – это весьма достойный объект для благотворительной деятельности. – Ну, разумеется, разумеется… успокойтесь, Патриция. – Коулмен понял, что перестарался. – Мы только призываем вас проявить величайшую осторожность и не совершить какую-нибудь глупость. Патриция поднялась с места, трепеща от возмущения. – Я не дура! И я не хуже вас выучила завещание Дж. Л. Советую вам обратить внимание на параграф восьмой, подпункт «ж». После ухода Патриции в конференц-зале воцарилась тягостная тишина. – Что она имела в виду, говоря о параграфе восьмом, подпункте «ж»? – поинтересовался наконец Эш. – Там написано, разумеется, другими словами, что, выйдя замуж, она имеет право послать нас всех подальше, – побагровев от гнева, пояснил Коулмен. – Что ж. – Миссис Спербер захлопнула досье и поднялась с места. Голос ее звучал далеко не уныло. – По крайней мере, мы тогда избавимся от этой чудовищной ответственности. Я, со своей стороны, должна сказать, что налагать какие бы то ни было ограничения на такую милую и благонамеренную молодую особу для меня нелегко. Все хорошо, что хорошо кончается. Конец – делу венец. – Цитированием Шекспира делу не поможешь, – рявкнул Коулмен. – Но что же нам делать? Эш тренировал кисть руки, разминая мяч для игры в гольф. Коулмен крутанулся в кресле и хлопнул пухлой рукой по столу. – Я помог воздвигнуть эту империю! А она посмела швырнуть мне в лицо параграф восемь, подпункт «ж»? Такова награда за многолетнюю преданность? – Нельзя не признать, что за наши хлопоты мы получали и получаем вполне достойное вознаграждение, – напомнила миссис Спербер. – После того, как Патриция выйдет замуж, мы уже не сможем ничего сделать. – Она одернула юбку на коленях и взяла в руку портфель. – Всего хорошего, джентельмены! Коулмен мрачно уставился на захлопнувшуюся за ней дверь. – Что ж, Хорейс, она права. При ликвидации совета директоров каждый из нас получит по пять миллионов. – Это семечки! – заорал Коулмен прямо в лицо Эшу. Пустив по столу большой конверт с бумагами, он продолжил. – Погляди-ка на это! Помнишь, как мне пришлось бороться за то, чтобы открыть отдел инсектицидов в Мексике? Как трудно мне это далось? Давай, смотри! Эш оставил свой мяч и послушно открыл конверт. Коулмен меж тем продолжал оглушительно орать: – Я увеличил доходность операции на семьдесят процентов. – Его грузное тело нависло над столом. – Эта компания, Боб, стоит больше десяти миллиардов. Десять миллиардов – вот это деньги. А ведь всего этого добился я! – Но что же мы можем поделать? – Много чего. Во всяком случае, превратить себя в посмешище я не дам. Когда Сирио, владелец «Ле Сирк» препроводил Патрицию к столику, она все еще не отошла после стычки с членами совета директоров, она буквально дрожала от ярости, – и поэтому обрадовалась, увидев, что Мигель еще не пришел. Она заказала себе двойную водку с апельсиновым соком. У Сирио глаза на лоб полезли, хотя он, разумеется, деликатно промолчал. К тому времени, когда появился Мигель, крепкий напиток уже возымел свое действие и Патриция пребывала в едва ли не праздничном настроении. – Мадемуазель. – Он почтительно поклонился ей. – Прошу прощения за опоздание. – Вы не опоздали… Мигель! В первый раз она посмела назвать его по имени. Он в изумлении посмотрел на нее. – Не кажется ли вам, что «мистер Кардига» звучит слишком длинно? Его губы дрогнули, на них появилось некое подобие улыбки. – Да, мадемуазель. Кивнув, он сел. – Да и меня зовут вовсе не мадемуазель. Мое имя Патриция. Его улыбка стала более откровенной. – Да, Патриция. Ее имя он произносил с артикулированным «ц», а не с «с» – Патрисия, – как американцы. И ей это понравилось. – Вот так-то лучше. – Она посмеялась. – А вы сегодня такой обворожительный – я вас просто не узнаю. – В каком смысле? – Обычно вы такой суровый. Я хочу сказать, с людьми. Потому что с лошадьми вы всегда предупредительны и терпеливы. – Я научился этому у отца: он ненавидит людей и любит лошадей. – А мне он при встрече показался весьма обходительным. – Да уж, он наверняка расстарался. Но иногда он настоящий сукин сын! – Мне трудно в это поверить. Мигель подался к ней через столик. – Позвольте рассказать вам одну историю. Однажды, еще совсем мальчиком, я поехал на его любимой кобыле Аманте, не попросив у него разрешения. А отец и впрямь наглядеться на нее не мог. А я, хоть и был еще мальчиком, буквально взбесился из-за того, что не мог ездить на ней с таким же мастерством, как отец. И я исхлестал ее плетью. Аманта, привыкшая к ласковому обращению со стороны отца, взбрыкнула и мне пришлось сильно взять ее под уздцы, чтобы заставить себя слушаться. И как раз в это время появился отец. «Прочь с этой лошади!» – заорал он. Я спешился, а он поначалу не обратил на меня никакого внимания. Он потер нос Аманте, что-то нашептал ей на ухо и, кликнув одного из конюхов, распорядился увести ее. Потом повернулся ко мне. Вырвал плетку у меня из рук и хлестнул меня по лицу. – Он поднял на вас руку? – Он хлестал меня, пока не выбился из сил. А потом сказал: «Запомни, у человека есть выбор, а у лошади его нет». – И это научило вас деликатно обращаться с лошадьми? – Это научило меня ненавидеть собственного отца. Когда меня избивал, я ощущал себя скотиной, у которой нет возможности дать сдачи обидчику. Но тогда, впервые в жизни, я на собственной шкуре испытал, что же на самом деле чувствует лошадь. И с тех пор никогда не бывал жесток с лошадьми. Патриция мягко посмотрела на него, а он неожиданно отвернулся. Затем его темные мятежные глаза встретились с взглядом серых невинных глаз Патриции. – Патриция, проявляйте по отношению к коню доброту и любовь, и он будет повиноваться вам, будет служить вам, позволит вам стать его хозяйкой. Патриция сняла с языка кожицу грейпфрута и положила ее на тарелку. На губах у нее играла легкая улыбка. – Вы находите это забавным? – Я нахожу это трогательным. Мне бы хотелось, чтобы вы относились ко мне не хуже, чем к лошадям. Мигель весело рассмеялся. – Но, Патриция, хозяином вашим я все равно не стану. Ферма-то принадлежит вам. Она зарделась и поспешила скрыть это от его взора, поднеся к лицу бокал с вином. – Дорогуша! – громко окликнули ее. – Ты ведь обещала непременно позвонить мне, как только приедешь в город! Джоанна Бенсон, покачивая из стороны в сторону громоздкой башней прически, ткнула в лицо Патриции пальцем, увешанным драгоценными кольцами. – Ах, Джоанна! Привет… А я… Но Джоанна уже пожирала взглядом Мигеля. – Ах да, позволь представить тебе… – начала Патриция. Мигель поднялся с места и отдал церемонный поклон. Джоанна смотрела на него заинтересованно и оценивающе, как на товар, выставленный в витрине дорогого магазина. – Ну что ж, не буду мешать вашему ланчу. Кстати, соус «виши» сегодня изумителен. Произнеся это, она пошла к выходу, где ее дожидались две дамы, чересчур шикарно одетые и в чересчур сильной косметике, подобно самой Джоанне, хотя она, конечно, в этой весомой категории была бесспорной чемпионкой. – Близкая приятельница? – поинтересовался Мигель. – Да нет, не сказала бы. Но она очень забавна – и у нее великолепное чувство юмора. Глядя через плечо Мигеля, Патриция увидела, что Джоанна, стоя у выхода, энергичными жестами призывает ее к себе. Она извинилась и пошла к Джоанне. – Дорогуша, ты что, таких петушков у себя на ферме выращиваешь? – Джоанна прижала ее к стойке для верхней одежды. – Этот еще красивее твоего докторишки. – Нет-нет, – залепетала Патриция. – Ты все не так поняла. Дело вовсе не в этом… – Единственное, о чем я хочу у тебя спросить, – означает ли это, что доступ к телу дражайшего доктора теперь свободен? – Да нет. Мигель мой наставник в верховой езде – и не более того. А Том вернется через пару недель… – На всякого богача есть бедняк, на всякого вора – адвокат, на всякого врача… – Джоанна хихикнула. – Думаю, что ты права. Да и впрямь, кто сумеет позаботиться о твоем здоровье, лучше чем молодой доктор? – Она ткнула Патрицию в бок. – Если тебе понятно, о чем я. – Джоанна отчаянно подмигнула Патриции и, прежде чем удалиться с подругами, громким шепотом заявила – Как знать, может быть, и мне стоит заняться верховой ездой? Патриция в полной растерянности осталась стоять у стойки для верхней одежды. Джоанна высказала вслух то, что она сама самым тщательным образом от себя скрывала, – свою нарастающую привязанность к Мигелю. А Джоанна просекла это с первого взгляда. И вдруг Патриция испытала горчайшие стыд и раскаяние. Она тут забавляется, учась верховой езде, а бедняга Том вкалывает, как вол, в далеком Ливане. Она – пустышка и попрыгунья недостойна его любви. Том вернется через неделю. И до тех пор ей надо отменить все уроки и самым тщательным образом избегать любых контактов с Мигелем. |
||
|