14

Не успел отзвучать сигнал «подъем», как во всю мочь заиграло радио, наверное, по ту сторону Черного моря, в Болгарии и Румынии, слышно:

- Важная встреча приближается! Гости уже выехали к нам!… Всем надеть парадную форму!… Трубачи и барабанщики переходят под команду плаврука Эммануила Османовича!

Перед большими торжествами все мелкое забывается, в крайнем случае, отходит в сторону. Большие общие торжества сплачивают и организуют людей. Так и в пятом отряде случилось. Никогда прежде не удавалось Ирине Родионовне так легко и ловко управляться с ребятами. Каждый стал в тысячу раз послушнее и расторопнее. Одно слово воспитательницы - и ее понимают, спешат выполнить просьбу. Девчонки отбросили старые распри и взялись гладить рубашки и шорты для мальчиков. А мальчики, отрекаясь от вечной вражды с девчонками, просят у них гребешки и расчесывают свои коротенькие волосы.

Как и все другие, Пантелей наряжался, причесывался, оттирал сандалии мокрой тряпочкой.

Когда построились, видик у отряда был - хоть на плакат зарисовывай. Образцовый видик: все в белых рубашках, в синих шортах, в красных пилотках, в белых носках и вычищенных сандалиях и тапочках. У каждого на груди по два алых языка шелкового пламени.

Орионовна нервно запихивала под пилотку волосы, а в глазах уже светилось удовлетворение: отряд все-таки удалось привести в порядок, не стыдно иностранцам показать. Валерий Васильевич смотрел на ребят и будто не узнавал их, столь приятно изменившихся.

На полдник пошли чинно. За столами сидели прямо, ели аккуратно, чтоб не капнуть на рубашку.

Образцовое поведение ребят на полднике было особенно удивительно потому, что куда-то подевался начальник, который обычно наблюдал, как кормят ребят, как держатся за столом едоки-непоседы. Исчезли доктор, физруки, толстый музыкант Толик. Лишь молчаливый и строгий Полторасыч стоял у входа в столовую. На миг появился плаврук, прошелся вдоль столов, напоминая, что трубачам и барабанщикам сразу после полдника надо явиться в пионерскую комнату.

Пантелей торопливо дожевал пирог и побежал за своим барабаном.

Эммануил Османович плотно закрыл дверь пионерской комнаты и таинственным голосом предупредил:

- Приготовим сюрприз для гостей. Времени мало, и мы должны постараться.

Сначала он показал партию горнистов. Это было что-то отрывистое и пронзительное:

- Дзнру!! Дзнру… Дзнру-дзнру-дзнру!!!

Как бы создавая подходящий фон для этих звуков, барабанщики должны были выбивать дробь. «Долгое и ровное туше», - сказал Эммануил Османович и даже присел и пригнулся, проведя по воздуху ладонью, словно приглаживая что-то.

Горны скоро замолкают и барабаны переходят на ритмичный и редкий стук: ду!… Ду… Ду-ду!… Ду…

Репетицию прервали крики высланных на дорогу дежурных:

- Едут!… Едут!… Едут!…

Непрерывно сигналя, машина с гостями свернула с автомагистрали и уже ехала по лагерю.

Голубой автобус сделал круг по футбольному полю и, металлически заскрежетав, резко затормозил перед волейбольной площадкой. В окнах - никого. Шофер дядя Витя, которого все ребята хорошо знали - он привозил с почты письма и посылки с конфетами, - вылез из машины, обошел ее, выстукивая ногой колеса - не упало ли давление в баллонах? Он так был занят этим делом, что не обратил внимания на многочисленных зрителей.

- А где же гости? - растерянно спросил плаврук.

Дядя Витя оглядел автобус:

- Все тут были…

И тотчас же послышались крики, поднялась возня, в окнах замелькало что-то пестрое. Автобус трясло, словно в нем топталась сотня слонов.

Плаврук и дядя Витя испуганно отскочили от автобуса.

Дверка распахнулась, и один за другим стали вываливаться на траву невообразимо одетые мужчины. Не поймешь кто это: слуги испанских грандов, турецкие янычары, пираты с берегов Атлантики?

Ошеломленный Эммануил Османович подал запоздалый знак, барабанщики и горнисты недружно заиграли.

Ррррррррррр!… Ду… Ду… Раааааа! - захлебывались барабаны.

Дзнру!… Дзнру!… - надрывались горны.

Гостей не смутила жуткая музыка - они заплясали.

Эммануил Османович схватил за руку невысокого и очень полного иностранца. Голова у него была повязана красной косынкой. Узел сбоку, концы падают на плечо. Глаз прикрыт черной нашлепкой, лицо перечеркнуто огромными усами, желтая жилетка расстегнута, синие спортивные штаны в заплатах, на ногах тяжелые кирзовые сапоги.

- Най-най, боди! - строго сказал Эммануил Османович и повел головой в сторону ребят, окружавших спортплощадку.

Толстяк зыркнул глазом туда-сюда, подпрыгнул:

- Аа! Улла-га!

- Га! Га-бо! - сердился плаврук.

Одноглазый кинулся к плясунам, яростно повторяя:

- Улла-га! Га!

Гости постепенно построились в одну шеренгу и, как по команде, склонились, приветственно сложив руки на груди.

Барабаны и горны отозвались вполголоса и замолкли.

Выбежали девчонки с цветами, поднесли каждому из гостей по букету.

Плаврук поднял руки - потребовал тишины и внимания - и дважды повторил одну и ту же приветственную речь. Сначала на иностранном, а потом на русском.

Закончив речь, Эммануил Османович зааплодировал первым. Ударили барабаны, зарыдали горны. Плаврук рубанул воздух рукой и стало тихо.

Волейболисты лагеря, все в желто-красных полосатых майках, вышли на площадку, хором произнесли:

- Сборной международной наш физкультнпривет!

Гости выстроились на своем краю площадки. Их было десять человек, и все десять собирались выйти на игру. Плаврук долго втолковывал им, сколько человек должно быть в команде, на пальцах показывал, что шесть. Иностранцы уперлись и не соглашались убрать лишних с площадки.

- Сыграете против десятерых? - спросил сконфуженный плаврук пионеров.

Ребята замялись - неохота ведь проиграть, а попробуй взять хоть одно очко, когда сопернику дана такая фора!

Пантелею вся эта кутерьма надоела, и он ударил в барабан. Вся барабанная группа поддержала его.

- Ладно уж! - в сердцах посоветовал Полторасыч волейболистам лагеря. - Сыграйте против десятерых.

Гости поняли его без перевода - заняли на площадке свои места. Тесно - мячу негде упасть. Плаврук бросил мяч в игру.

И началось невероятное: что-то среднее между гандболом и футболом. Судья, естественно, засчитывал очки в пользу команды лагеря. Иностранцы кидались к нему, протестовали, но плаврук был неумолим: закрыв глаза, отмахивался. И матч продолжался.

Ребята из старших и средних отрядов узнавали в «иностранцах» сотрудников лагеря и болели за младших: они ведь сражаются со взрослыми!

«Чебурашки» и «ромашки» все принимали на веру, удивленно глазели на гостей, восторженно визжали, видя их проделки, наперебой повторяли непривычные, «иностранные» слова.

Закончилась первая партия. Гости бросились обнимать и качать плаврука: пионеры набирали очко за очком, а счет оказался равным! Как тут не быть благодарным судье?

Предстояло еще состязаться в перетягивании каната. Капитан гостей отказался соревноваться с командой мальчиков, потребовал выставить команду девочек: «иностранцы» все встречи на побережье проводят в неизменном составе и переутомились, не могут выступать в условиях, равных для обеих команд.

Пришлось срочно создавать женскую команду. Как только она вышла на поле, гости затеяли новый протест: Ирина Родионовна слишком плотна, Валерия Васильевна слишком высока. Одноглазый подвел к судье Ленку Яковлеву и показал: вся команда из таких должна состоять! Чтобы не срывать международной встречи, уступили притязаниям приезжих.

На зеленой траве ослепительно белел канат, срочно сплетенный из новеньких бельевых веревок. Полторасыч с прощальной тоской смотрел на него: замусолится, измочалится в азартных и небрежных руках!

Команды стали по обе стороны меловой черты, растянули канат.

Эммануил Османович начал счет:

- Раз!… Два!…

Команды выжидающе замерли.

- Три!

И гости свирепо затянули:

- Улла-ла!

Соперники лихо рванули и… повалились на траву.

Канат лопнул сразу в трех местах.

Полторасыч схватился за голову, отвернулся, чтоб не видеть этого безобразия.

Плаврук приказал принести запасной канат.

- Какой еще запасной?! - горестно воскликнул Полторасыч.- У меня тут не канатная фабрика!

Пантелей сделал вид, что пробует связать концы каната, а сам расплел один обрывок и, скатав веревку метра а четыре длиной, спрятал за пазухой.

- Ничья! - провозгласил плаврук, убедившись, что нового каната не раздобыть и состязания не продолжить.