"Антикиллер-3: Допрос с пристрастием" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил Аркадьевич)

Глава 6 РУБОП ведет розыск

– Я доложил об успехах подполковника Коренева на совещании у губернатора, и знаете, что он сказал?

Колорадский Жук просто сиял. Личный состав давно не видел генерала таким довольным.

– Он сказал, что РУБОП – это единственная эффективная милицейская структура! И Администрация будет поддерживать нас целевым финансированием!

Начальники других отделов сидели с кислыми лицами, а когда совещание закончилось, и все протискивались в узкие двери, Крамаренко подтолкнул Лиса в спину и ядовито спросил:

– Когда собираешься их задерживать, Филипп? Скажи – мы тоже подключимся!

– Наверное, скоро, – в тон ему сказал Сазонов. – Киллеры же небось судимы, так что ГИЦ[67] выдаст на них полную установку. Да и фотороботы отличные – они теперь и на улицу не выйдут!

Коллеги откровенно издевались. Лис вздохнул. Ясное дело, что запущенные в поисковую систему отпечатки пальцев и композитные портреты – еще не повод для победных реляций. Когда ищешь воров или разбойников – это одно дело. А когда глубоко законспирированных киллеров – совсем другое. Человека, попавшего в картотеку МВД, на серьезные дела не подписывают. Да и на фотороботы, составленные по показаниям мальчишки, надежды мало: идентификация личности даже по четкой розыскной фотографии – дело непростое, иногда двадцать человек зря задержат, а преступник-то и уйдет!

– А у вас, юмористы, что есть? – огрызнулся он. – Адреса, фамилии? Может, клички? А если вообще ничего, то друг друга и подначивайте!

Действительно, лучше синица в руках… Может, тиходонского фигуранта задержат где-нибудь в Саратове или Владивостоке за пьяную драку, а «пальчики» и совпадут с розыскной ориентировкой! Лис вздохнул еще раз. Надежды на столь благоприятный расклад было мало – киллер не оставляет следов, где попало. Во всяком случае, живой киллер…

Когда Лис вернулся в отдел, на пороге его встретил капитан Гусаров. За последние годы он заматерел и сейчас выглядел очень внушительно. Коренастый, крепко сбитый, в черном гольфе, обтягивающем мощный торс, с короткой стрижкой… Надеть на шею толстую цепуру а на пальцы массивные перстни – и его самого вполне можно было принять за бандита. Но сейчас, с официальной бумагой в руке, он имел вид мирного клерка. На скуластом лице блуждала загадочная улыбка. С заговорщицким видом он взял шефа под локоть:

– Филипп Михайлович, надо ехать в Подмосковье, неизвестный труп опознавать!

– С каких это пор ты интересуешься трупами?

– Мы, товарищ подполковник. Мы интересуемся. Пришел ответ по нашей ориентировке, – он заглянул в свою бумагу. – Вот: «…Выявлено достоверное совпадение отпечатков пальцев, объявленных вами в розыск по РД номер двести шесть, дактилограмме, снятой с трупа неизвестного мужчины, убитого выстрелом в голову с близкого расстояния…»

– Ух, ты! – искренне поразился Лис. – И где этот труп?

– В морге города Балашиха. Найден две недели назад, обстоятельства неизвестны.

Лис прикинул:

– Что ж, по срокам вполне совпадает. Отработал у нас заказ, вернулся домой. Там его и «стерли». Если раскрыть, то, скорей всего, выйдем на нашего заказчика. Поедешь?

– Конечно! Проветрюсь, может, в Москву заскочу…

Разоблачители коммунистического тоталитаризма любят утверждать, что в советские времена КГБ стоял над законом. Это не так. Или не совсем так. А может, и совсем не так. Ибо в те замечательные времена законы были столь же декоративны, сколь и принимающий их Верховный Совет, сплошь состоявший из рабочих и доярок, работающий три дня и голосовавший всегда единогласно. Законов было мало, к тому же особой роли они не играли, ибо никогда не обладали «прямым действием», а требовали дополнительных «приводных ремней» и включались только после принятия соответствующих распоряжений Правительства. Чаще правили бал Указы Президиума Верховного Совета, а еще чаще – Постановления ЦК КПСС, которые исполнялись гораздо неукоснительней, чем все остальные правовые акты. Вот это действительно были Законы, хотя к настоящим законам они никакого отношения не имели. И КГБ, который являлся карающим мечом партии, по определению не мог стоять над ними. А вот над Уголовно-процессуальным кодексом – действительно стоял. Хотя ни один закон этого не предусматривал, уголовные дела КГБ имели гриф «секретно», а адвокатов, имеющих секретный допуск, было в Тиходонске всего два, и вели они себя на следствии и суде смирно и тихо, как мышки-норушки.

Но времена изменились. И когда адвокат Чекулдаев позвонил Петрянскому тому ничего не оставалось, как заказать ему пропуск. Правда, при этом следователь тяжело вздохнул, хотя вздохи, как известно, к делу не пришьешь. И вот уже признанный «разрушитель дел» входит в небольшой аскетичный кабинет, распространяя тонкий аромат модного одеколона и уверенность в собственной правоте. Виктор Фомич держался важно и выглядел значительно. Массивную фигуру обтягивал дорогой, хорошо подогнанный костюм, дымчатые очки из последней коллекции Диора придавали простецкому лицу азовского крестьянина если не изысканную интеллигентность, то определенную респектабельность.

– У меня соглашение на защиту Петра Васильевича Клищука, – рокочущим голосом сообщил Чекулдаев и протянул небольшой бумажный квадратик. – Я бы хотел ознакомиться с делом и наедине побеседовать с подзащитным.

Следователь в очередной раз тяжело вздохнул. Чекулдаев входил в «золотую пятерку» тиходонских адвокатов и развалил десятки вполне добротных дел. А дело Клопа было тухловатым… Но деваться некуда.

– А можно поинтересоваться, кто заключил соглашение? – спросил Петрянский. – Ведь сам Клищук не в состоянии оплатить ваши гонорары…

Адвокат развел руками.

– Пришли какие-то люди, рассказали о тяжелой ситуации, в которой оказался Петр Васильевич, и я решил защищать его бесплатно.

– Что ж, это очень благородно…

Другого ответа Петрянский не ожидал. Он достал из сейфа папку, положил на стол, легонько подтолкнул пальцем.

– Пожалуйста. Вы уже приготовили свои сюрпризы?

– Еще нет, – благожелательно кивнул «разрушитель дел». – И распорядитесь, пожалуйста, чтобы привели Петра Васильевича.

Через два часа известный всему Тиходонску адвокат вышел из высоких и тяжелых дверей УФСБ. Он испытывал чувство удовлетворения и голода. Причем второе решил удовлетворить в первую очередь, тем более что первое удовлетворения не требовало. Наискосок находился китайский ресторан, Виктор Фомич устроился у большого окна, заказал белочку из карпа и бокал сливового вина. Потом вызвал машину и до ее прихода задумчиво рассматривал пеструю толпу прохожих, покуривал сигариллу смаковал кофе с ликером и размышлял.

Дело шито белыми нитками, и развалить его будет нетрудно. Стоит ли это делать – вот в чем вопрос! Уж больно мутная вырисовывается картинка… Зачем могучей Службе безопасности организовывать провокацию против рядового уголовника? И почему самый хитроумный опер Тиходонска так озабочен судьбой ничем не примечательного арестанта? В какой точке пересекаются линии двух интересов? На фигуре Клопа? Или, может быть, на фигуре подполковника, раскинувшего свои сети на весь город? Ответ представлялся очевидным…

Виктор Фомич докурил, допил кофе и ликер, белый «Лексус» давно ожидал у входа, но он все еще думал. Опытный адвокат всегда старался докопаться до существа любого дела, за которое брался, выяснить суть вопроса, найти «подводные камни»… Обычно это помогает избежать неприятностей. Но бывает и так, что излишнее любопытство приводит к прямо противоположному результату… Чекулдаев пришел к выводу, что сейчас как раз такой случай. И еще он решил, что с Лисом ссориться не стоит. Это решение определило и его дальнейший маршрут.

– На работу, Виктор Фомич? – с готовностью спросил сидящий за рулем широкоплечий улыбчивый парень.

– Нет, Игорек, – покачал головой адвокат. – Давай на площадь Победы. К танку.

Оставив машину за автобусной остановкой, солидный господин в блестящем плаще прогулочным шагом двинулся по разбитому переулку, между забором стройки и облупленными фасадами давно подлежащих сносу домов. Блестящие туфли и штанины забрызгались жидкой грязью, но господин не обращал на это внимания. Внезапно повернувшись, он пошел обратно, а убедившись, что переулок пуст, неожиданно юркнул в замызганный подъезд. Если бы кто-то наблюдал со стороны, то решил бы, что респектабельный мужчина зашел туда по нужде.

Но Чекулдаев повел себя еще более странно. Он не побрезговал опуститься на корточки возле облупленной батареи парового отопления и сунул за нее руку. Теперь случайный наблюдатель заподозрил бы его в шпионаже. Холеные пухлые пальцы с безупречным маникюром проникли в узкий промежуток за крайним, едва теплым ребром, зацепили в пыли и скоплении засохших окурков плоский корпус мобильного телефона, осторожно вытащили его наружу. Адвокат удовлетворенно закряхтел. Он достал носовой платок, подобранный в тон галстуку, брезгливо протер находку, сунул в карман, потом отряхнул брюки и вернулся к машине.

Через двадцать минут он приехал в свой офис, дал задание секретарше и двум помощникам. Алена тут же подключила найденный в подъезде мобильник к компьютеру, загудел цветной принтер. Вскоре она положила на стол шефу шесть глянцевых фотографий. Помощники сразу же ушли, а вернулись в конце дня, принеся несколько справок и написанных от руки объяснений. Просмотрев документы, адвокат потер ладонь о ладонь. Честно говоря, Виктор Фомич даже не ожидал, что все выйдет столь быстро и гладко. Потом он сделал несколько звонков, задействовав собственные возможности по сбору конфиденциальной информации, которые должны быть у каждого хорошего адвоката. И тоже получил отличные результаты.

Клоп лежал на своей шконке и делал вид, что спит. Зеленый Дом всерьез ополчился на Коренева. С чего бы? Он точно знал, что никакой Лис не шпион. Крутится, вертится, расставляет свои хитрые сети, манипулирует людьми, ставит мастерские постановки… Но он правильный мент, и человек правильный, цельный внутри. Он за свое ментовское дело радеет. Это, скорей, все другие – шпионы, которые разворовывают страну, обувают кого могут, да начальству жопу лижут… Нет, сдавать Михалыча западло! Но как отсюда выскочить?

Вон как плотно его обставили! Вазген и Жаба – точно агенты, хотя работают грубо, топорно… А третий не похож… Может, действительно, лох? И тут же, словно отвечая на его сомнения, к нему крадучись подгреб лоховатый Николай Николаевич. Он опустился на корточки рядом со шконкой и вполголоса забормотал:

– Простите, я так понимаю, что вы человек опытный. Я, видите ли, первый раз здесь. Как это у вас говорят… первая ходка, да?

Клоп открыл глаза:

– Че надо, Муха?

– Вы мне не посоветуете? Тут такая ситуация… мне подбросили наркотики. Очень большое количество, понимаете?

– Ну?

– Вот. А теперь требуют, чтобы я рассказал – где взял, да от кого… Короче, чтоб сотрудничал. Иначе грозят сгноить в тюрьме… Как вы считаете, им можно верить?

Клоп резко сел и уставился в блудливо бегающие глазки. Под его тяжелым взглядом лицо Николая Николаевича поплыло, как масло у печи. По пухлым щечкам пробежала дрожащая суетливая судорога. Последние сомнения отпали. Клоп понял – и этот тоже! Он придвинулся почти вплотную, процедил:

– Верить, говоришь? Верить никому нельзя! Это я тебе точно говорю. И мне не верь. Чего ты лезешь советоваться? Ты мне не друг. Знаешь, сколько я таких, как ты, загнал под шконку? Одному ухо оторвал, другому нос откусил… Иди-ка лучше к оперу за советом!

Он замолчал, но взгляда не отвел. Словно держал трясущуюся от безотчетного страха голову фраера нанизанной на невидимый штырь. Тот застыл, как загипнотизированный кролик. Клоп удовлетворенно кивнул.

– Понял меня, мой сахар сладкий?

Штырь исчез. Николай Николаевич отвалился в сторону, чуть не плюхнувшись на пухлую задницу.

– Понял, понял, спасибо. – Он скачками улетел в свой угол и затих.

Клоп опять лег. Единственное, что в избытке присутствует на тюрьме, это время. В обычной жизни его вечно не хватает. Люди суетятся, крутятся в беличьем колесе, воруют, раскрывают кражи, ссорятся и мирятся, трахаются, пьют, дерутся, убивают друг друга, садятся в тюрьму… А здесь колесо останавливается, в тишине, за толстыми стенами, можно просто лежать и размышлять, не торопясь и не глядя на часы.

Итак, все трое – агенты! Ну и дела… За свою долгую жизнь Клоп только один раз работал в тройной спарке. По серийному убийце Байкову когда надо было установить реальную фактуру по ключевым эпизодам. Уж как они изощрялись – разыгрывали злых и добрых, дрались между собой и буцкали Байкова, постоянно вовлекая его в то и дело возникающие «непонятки»… И «сдоили» его, как положено, досуха, пошел под расстрел, как миленький!

На этот раз «тройной тягой» работали его самого. От такой целеустремленности становилось жутковато. Похоже, начнут прессовать по полной программе… Если получится…

– Эй! – Он поманил пальцем Николая Николаевича. – Иди сюда, мой сахар сладкий!

И, когда тот подошел, тихо спросил:

– «Мойка» есть?

– Мойка?

– Ну, бритва. Лезвие. Или, на крайняк, иголка, гвоздь…

Муха испуганно покачал головой.

– Нету. Откуда? Тут же все запрещено… Клоп снисходительно улыбнулся.

– Эх ты, фраер ушастый! Мало ли что запрещено! А я достану!

– Зачем вам? – робко мигнул Николай Николаевич.

– Глаза выколю Вазгену и Жабе, – буднично пояснил Клоп. – Суки они. Наседки!

– Да ну?! – У Мухи отвисла челюсть.

– Гну! Короче, ты спал и ничего не видел!

Под вечер к нему сунулся Вазген, прервав тяжкие раздумья:

– Э, брат, совсем загрустил, да? Может, помощь нужна? Тебя на этот раз за что загребли? Не, не хочешь, не говори…

Равнодушно хмыкнув, Клоп поднялся.

– Фигня полная. Мы тут с корешем одним кантовались, с Земой. А он, оказывается, – террорист! Пушка у него с глушителем, взрывчатка. Только ты не болтай. Вон, видишь, какой змей!

Он кивнул на беспокойно ворочающегося Николая Николаевича.

– Я его раскусил – это наседка. К нам его под другим именем подсадили. Короче, ночью я его кончу…

Не обращая внимания на растерянность Вазгена, Клоп зашел в туалет, помочился, напился из крана и вернулся на свое место.

В хате царила напряженная тишина, соседи настороженно лежали на своих местах. Напуганные и дезориентированные, они не станут спать нынешней ночью. Значит, завтра будут как сонные мухи. А ему это на руку.

– Вы ждали сюрпризов? Их есть у меня… Вот первый! Виктор Фомич Чекулдаев торжественно положил перед Петрянским несколько фотографий.

– Это что? – заторможенно, без энтузиазма спросил следователь. – Какой-то пакет, какая-то бумага…

Чекулдаев оперся руками на стол, наклонился вперед, нависая над процессуальным противником всей своей массивной фигурой и тем самым психологически подавляя его.

– Это – распечатка снимков с фотокамеры мобильного телефона, принадлежащего гражданину Клищуку П. В. Обратите внимание на время и дату. Как видите, фотографии «куклы» сделаны непосредственно перед арестом. Вот что было у моего подзащитного вместо двадцати тысяч долларов!

– Ерунда! – отмахнулся Петрянский. – Деньги изъяты и осмотрены с соблюдением всех формальностей, при понятых. Да и свидетель имеется – наш сотрудник, проводивший оперативное внедрение… И фотографии Клищука за рулем угоняемой машины…

– Это серьезно, – согласился адвокат. – Правда, понятые являются бывшими сотрудниками вашей службы. Отставники. И свидетель сотрудник, только действующий! Вам не кажется, что у присяжных и судей такие совпадения вызовут определенные сомнения?

– Не кажется. Наши сотрудники такие же российские граждане, как и все другие, – буркнул Петрянский без особой уверенности.

– Да, но присяжные их почему-то недолюбливают… Впрочем, неважно. Тогда посмотрите второй и третий сюрпризы. – Чекулдаев выложил несколько документов.

– Показания прежних соседей Клищука, справка из ГИБДД, выписка из личного дела осужденного, справка из РУБОПа. Чтобы вас не затруднять, поясню. Водительских прав у моего подопечного нет и никогда не было. Водить машину он не умеет. Угонов никогда не совершал. Каналов сбыта автомобилей, тем более таких, как «Бентли», не имеет. Нормально, да?

Чекулдаев сел на место. Забарабанил пальцами по столу, достал сигарилу.

– Можно закурить? Спасибо. А вы не желаете? Как угодно.

Он выпустил вверх клуб сизого дыма. Сквозняк вынес его в открытую форточку.

– Вот, уважаемый Борис Константинович, какая складывается картина…

Следователь молча рассматривал документы. Вид у него был довольно мрачным.

Второй клуб дыма отправился вслед за первым.

– Итак, гражданин Клищук, ранее совершавший кражи и грабежи, неожиданно заказал сотруднику ФСБ угон редкого, очень дорогого автомобиля. Затем пришел на встречу с этим сотрудником, имея при себе пакет с «куклой». Зачем-то сел за руль «Бентли», не умея водить машину и не имея возможности ее продать. За рулем его и задержали, а бумага в присутствии понятых из числа заинтересованных лиц волшебным образом превратилась в доллары. А «Юентли», как зафиксировано в сводке происшествий УВД, никто не угонял. В эти сутки вообще не было угонов. Даже «Оки» или «Запорожца»! Это, по-вашему, уголовное дело? Нет, это абсурд! Все равно что навесить на меня заговор с целью угона стратегического бомбардировщика за миллион долларов!

Петрянский вскинул голову. Сочнев пересказывал ему эту фразу, и он знал, кто ее произнес.

– Вот официальное ходатайство о проверке всех изложенных мной фактов, – продолжил Чекулдаев и бросил на стол пачку схваченных скрепкой листков.

Теперь груда бумаг подозрительно напоминала холм на могиле служебной карьеры следователя Петрянского. Усиливая ассоциацию, виновник траурного торжества сидел с соответствующим видом.

– Кстати, я предварительно поговорил с журналистами из влиятельных московских газет, их эта история очень заинтересовала. И телепередачу «Человек и закон» – тоже. У вас есть шанс прославиться на всю страну.

«Разрушитель дел» встал, раздавил в пепельнице сигариллу и набросил плащ. На пороге кабинета он обернулся.

– Правда, если вы сами исправите свои ошибки, я не буду настаивать на наказании виновных. И не стану ничего предавать гласности. Так что, доложите ситуацию своему руководству. Надеюсь, вы примете правильное решение!

Через два дня уголовное дело об угоне «Бентли» было прекращено за недоказанностью. А гражданин Клищук Петр Васильевич не первый раз в своей жизни вышел на свободу. Причем – с абсолютно чистой совестью. Ибо так и не стал откровенничать с фээсбэшниками о мобильных телефонах. «Сливать» других – это, конечно, профессия агента-осведомителя. Но мент по прозвищу Лис был его другом. Единственным и настоящим, в отличие от Батона, Черкеса, Земы, Круглого и других блатных корешей. А друзей не «сливают».

– Установили уже его личность, вот, полюбуйся…

Мельников бросил на стол десяток черно-белых снимков, они разлетелись веером, как карточная колода.

С разных ракурсов на Гусара невидящим взглядом смотрел убитый киллер. Пуля вошла в затылок и вышла через правый глаз. От этого вид у мертвеца был не смиренный, как подобает усопшему, а угрожающий – будто он целился, чтобы произвести свой очередной «заказной» выстрел.

А вот прижизненное фото – с паспортной «Формы № 1». Треугольная физиономия, угрюмый взгляд исподлобья, плотно сжатые тонкие губы. В принципе – парень как парень, на убийцу по физиогномическим признакам Ломброзо не похож. А на фоторобот – похож.

Справка-объективка: «Николай Скворцов, двадцати девяти лет, житель города Балашиха, не женат, не судим, без определенного рода занятий. В вытрезвитель не доставлялся, штрафам за административные правонарушения не подвергался, компрометирующих материалов на него нет…»

По нынешним временам – почти образцовый гражданин… Тем не менее кто-то всадил ему пулю в затылок, да еще подпалил небольшой домишко на окраине… Если бы бдительные соседи вовремя не вызвали пожарных, идентифицировать кучку обугленных костей вряд ли бы удалось… Так не поступают с рядовыми обывателями!

– Да-а-а. – Гусар вернул фотографии обратно.

Капитан Семен Мельников – старший оперуполномоченный балашихинского уголовного розыска, собрал документы, сложил в папку и закрыл ее.

– Парень мутный – дальше некуда. В группировке Бармалея числился постольку-поскольку. Ни в каких делах, по сути, не засветился. Часто уезжал на неделю-две. С кем дружит, неизвестно. На что живет – тоже. Здесь у него от родителей осталась развалюха, но говорят, снимал квартиру в Москве. Мутный, однозначно.

Мельников был крепок и основателен, как штангист-тяжеловес. С широкими покатыми плечами и крупной, короткостриженой головой. Общий язык с капитаном Гусаровым они нашли почти сразу. Теперь оба опера сидели по разные стороны стола и озадаченно молчали.

– Семен, а что, если напрямую ломануться к этому… Бармалею? Его человека мочканули. Ему же интересно знать – кто и почему? У него и расспросим, с кем парень корешился, с кем встречался в последнее время…

Но Мельников только головой покачал.

– Не скажет. Бармалей – конченый отморозок. С ним надо разговаривать у нас в подвале. Или в лесу, под пистолетом. Лучше по-другому. Есть у меня один человечек…

До барахолки решили добираться пешком. По столичным, да и тиходонским меркам, подмосковная Балашиха могла считаться городком небольшим – за час обойдешь. Остановившись перед вещевым рынком, Семен попросил:

– Глянь, за крайними рядами черная «бэха» стоит? Неспешным прогулочным шагом Гусар двинулся вдоль лотков. Китайский ширпотреб, самопальная обувь, уцененные ковры, ношеные вещи… Почему-то пахло пирожками. Гусар сглотнул слюну. Погода в Подмосковье теплом не баловала. Подернутые ледком лужи похрустывали под ногами. Холод забирался под легкую кожаную куртку. Втянув голову в плечи, опер проскочил мимо выложенных грудой турецких дубленок, с сожалением причмокнув. Продавщица, благообразная тетушка в мохеровом берете, весело подмигнула:

– Мужчина, подходите, не стесняйтесь. Подберем по размерчику.

– Надо вначале бабло наскирдовать, – буркнул он и проскочил дальше.

За последним рядом павильонов стоял старый, замызганный «БМВ» – «пятерка». Рядом курил высокий небритый парень. Еще один дремал за рулем. Тонированное стекло мешало рассмотреть его лицо. Не привлекая внимания, Гусар бочком протиснулся вдоль крайних закрытых на замок ларьков и, выйдя на пустырь, вполне натурально помочился. Потом по большой дуге обогнул рынок и вернулся к Семену.

– Тачка на месте. С двумя «быками». Один – длинный, под два метра. Стоит, курит. Второй, похоже, спит внутри.

– Спит?! – обрадовался Семен.

– Я же сказал – похоже.

– Тогда пошли.

Мельников зашагал к цели. Подойдя поближе, они высунулись из-за павильончика. Длинный стоял на том же месте. Вместо дымящейся сигареты в руках у него парила чашка не то с чаем, не то с кофе. Семен спрятался обратно.

– Надо его позвать. Хрен знает, с кем он в паре.

– А это кто?

– Жердина. Тоже – из бармалеевских. Он у меня в обязаловке. По идее, обязан сдуть, что попрошу.

Гусаров хмыкнул:

– Ну, позвать – это запросто.

Он метнулся назад, к развалу с турецкими дубленками. Продавщица моментально изобразила широкую улыбку:

– Надумали, мужчина? Сейчас покажу…

– Не надо мне ничего показывать, кошелка, – скривил губы Гусар. – Я здесь хочу своих людей поставить, зимней обувью торговать! С кем тут базар вести?

Тетушка построжала лицом и поджала губы.

– Это вам надо Пашку Длинного… Вон он стоит…

Гусар посмотрел, куда показывает палец с наполовину облупленным маникюром, и длинно сплюнул под ноги.

– Так пойди, позови! А то я тебя отсюда мигом сгоню!

– Это за что меня сгонять?! – с неожиданной агрессией окрысилась та. – У меня за место уплочено!

– Вот сейчас спрошу, как ты платишь, – сбавил тон Гусар. – Иди, зови, только тихо…

Желание встревать в бандитские разборки или искать справедливость пропало у народа давным-давно. Покорно вздохнув, женщина поплелась к Длинному, то и дело оглядываясь на оставленный товар. После короткого разговора с «крышей» она с победоносным видом вернулась обратно. Высокий парень, сунув руки в карманы и сутулясь, раскачивающейся походкой шел следом. Быстро осмотрев Гусара, он обратился, как к своему:

– Об чем базар, брателла? Зачем наших барыг пугаешь?

– Да они сами пугаются, – по-блатному усмехнулся Гусар. – Я из Москвы. Плевая терка есть. Давай отойдем.

Не успели они свернуть за павильон, как дорогу заслонила массивная фигура Мельникова.

– Привет, братское сердце! – с напором произнес он. – Побазарить надо.

– Ну? – Длинный не очень обрадовался встрече.

– Баранки гну. Давай, пройдемся. Юра, присмотри за обстановкой…

Гусар кивнул, подошел к сидящей на табуретке бабушке и купил пару пирожков с картошкой. Потом прислонился к ларьку и неторопливо принялся за еду. Пирожок оказался вкусным, к тому же отсюда просматривались все подходы, и «БМВ» находился в поле зрения. Семен завел Длинного в узкий просвет между запертыми ларьками. Из-за рыночного шума разговор доносился невнятно, короткими обрывками фраз. Но смысл ускользал.

Пирожки быстро закончились. Вытерев масляные руки о грубую оберточную бумагу, Гусар скомкал ее и бросил в сторону. Стоять на стреме в осенних туфлях на тонкой подошве – удовольствие небольшое. Гость из Тиходонска успел изрядно промерзнуть. Наконец, невнятное бормотание за спиной стихло. Мельников, подойдя сзади, похлопал по плечу:

– Пошли.

Они зашагали обратно.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Гусар. – Сдул?

– А как же, – хмыкнул Семен. – Он мне по жизни должен. Я этого хмыря из крутого замеса вытащил. Его мочить собирались, а мы вместо него другого подставили… Так что я ему второй папа!

– И что?

– Да что… Показал я ему второй фоторобот, он вроде узнал… Был у Скворца один кореш, не бармалеевский. Длинный говорит, вообще ничей. Но из крутых. Погоняло у него – Мячик. Раньше терся в бильярдной, возле автовокзала.

– Так узнал или «вроде»? – уточнил Гусар.

– Я же говорю – вроде узнал. Сейчас проскочим туда, потолкуем. Это рядом.

Опера подошли к светофору и свернули на грязную перекопанную улицу.

– ТЭЦ к зиме готовят, – пояснил Семен. – Как будто летом нельзя сделать…

– У нас то же самое, – кивнул Гусар.

Через десять минут они были на месте. Ветхое здание, обшарпанный, давно не видевший ремонта зал, старые столы с потертым сукном. Кии с треском врезались в шары, те звонко щелкали друг о друга. Народу было немного, серьезные игроки еще не подтянулись, вокруг столов тусовался молодняк. Играли без ставок и особого азарта. Так, провести время.

Мельников прямиком направился к стойке бара. Неторопливо водрузившись на табурет, он солидно пробасил:

– Колек, угости кофейком, что ли.

Бармен нацепил на простовато-лукавую физиономию приветливую мину:

– О, Семен Васильевич! Рады видеть… Может, вискаря налить?

– Налей, если ты такой щедрый! – благосклонно кивнул Мельников.

– Для вас ничего не пожалею! – Колек быстро плеснул в широкие стаканы «Джонни Уокер» с черной этикеткой. Он старательно демонстрировал радушие. Чувствовалось, что бармен до смерти боится оперативника.

– Мячика давно видел? – спросил Семен и, чокнувшись с Гусаром, опустошил свой стакан.

– Мячика? – переспросил бармен. – Какого Мячика?

– Того самого! Вот, погляди, если память отшибло! – Семен выложил фоторобот на гладкий черный пластик стойки. Так удачливый игрок бросает на кон козырного туза.

– Сейчас, сейчас…

После ряда суетливых телодвижений на стойке перед гостями материализовались две чашки с ароматным кофе.

Глядя вполглаза на лежащий между ними снимок, бармен растерянно пробормотал:

– Ах этот… А я думаю – какой такой Мячик… Надо же!

Чувствовалось, что Мячика он тоже очень боится.

Гусар выпил свой виски и задумался. Для опера хорошо, когда источник информации его боится… Но каково самому источнику? Всех бояться, всю жизнь крутиться между двух огней? И еще он подумал, что Лис мастерски раскрутил этого щенка, Шкета. И видно, хорошо его прижал, если тот в деталях воспроизвел облик киллеров. Наверное, тоже на страхе…

– Не слышу ответа! – грозно рявкнул Семен. Колек снова взялся за бутылку. Горлышко стучало о стаканы.

– С месяц назад он тут играл. С этим, как его… Скворцом. После этого, по-моему, и не показывались…

– А как его по имени, фамилии кличут? – ласково спросил Семен. – Где живет?

– Это мы не в курсе, – быстро ответил бармен и вытер вспотевший лоб. – Мне откуда знать?

– Дурь не неси, – с легким укором начал Мельников. – Не первый год знакомы. От меня информация не утекает. А ссориться со мной тебе нет резона. Чуть что – я тебя сам, без ОБЭП и налоговой, закрою в камере! И вообще раздавлю, как жука навозного!

Тон его стал откровенно угрожающим.

Колек потерянно уткнулся взглядом в полированную стойку. Откровенничать явно не хотелось. Но и отказать оперу он не мог. Два страха боролись между собой, и тот, который был ближе, победил. Он тоскливо вздохнул:

– Ну… Костя его зовут. Фамилия вроде Сысоев. У нас на него карта постоянного клиента была оформлена. Скидки, бонусы и все такое…

– Тащи! – безапелляционно приказал Мельников.

– Так он уже давно в Москву перебрался. Сюда изредка приезжает мать проведать…

– Тащи, сказал!

Бармен снова вздохнул, исчезая в недрах подсобки. Вернулся он с небольшим печатным бланком, свернутым в трубку. Вложив его в папку с меню, протянул оперативникам… Через десять минут они вышли из бильярдной и быстрым шагом направились в отделение. На последней странице блокнота капитана Гусарова неровным почерком был записан адрес Сысоева.

По этому адресу их встретили эмоционально и шумно.

– Какая милиция? Какой обыск?! – истошно кричала высокая, крупная, черноволосая женщина. – Да вы что?! Я до прокурора дойду! Мой Костик в жизни копейки не украл и мухи не обидел!!!

Квартира была обычная, среднего достатка. Только новомодный плоский телевизор на стене мог претендовать на звание предмета роскоши. Да и то с известной натяжкой.

– Где Константин? – строго спросил Мельников. – Где его друзья? Имейте в виду – дело серьезное, уголовный розыск зря не приходит!

Хозяйка подкатила глаза и театрально рухнула в мягкое кресло.

– Уехал Костик! Он по работе почти все время в Москве живет! Да откуда я знаю его адрес? Звонит по телефону, вот мы и разговариваем! А друзей его я и вообще в глаза не видела! Приводил иногда девушек, я все хотела, чтобы женился, только ему все вертихвостки попадались…

Соседки-понятые с интересом смотрели, как люди в форме и штатском перетряхивают одежду в шкафу, выворачивают на стол ящики трюмо, заглядывают на антресоли.

– Узнаете? – Семен показал возмущенной хозяйке черно-белые снимки убитого Николая Скворцова. На крупном плане входное пулевое отверстие с запекшимся ободком по периметру, выглядело очень натуралистично.

– К-кто… это? – мигом утратив обличительный запал, страдальчески сморщилась женщина, теребя на груди шелковый цветастый халат.

– Не узнаете, мама? – вмешался Гусар. – Это Коля, друг и подельник вашего драгоценного Костика. Как видите, его уже убили. На очереди – ваш сын. Так что кричать и возмущаться не надо. Если хотите спасти Костю – скажите, где он. Или посоветуйте ему явиться с повинной…

Ошеломленная хозяйка откинулась на спинку кресла, будто теряя сознание. Но очень быстро оправилась, бросила фотографии на пол и снова впала в воинственный раж:

– Не знаю я ничего! Вам лишь бы человека за решетку отправить! По-хорошему предупреждаю, отстаньте от Костика! Я до Генерального прокурора дойду! До Президента!

Гусар и Семен быстро переглянулись. Конечно, они не верили, что мать выдаст сыночка-убийцу. Да и сам Мячик не явился бы с повинной ни при каких обстоятельствах. Уж кому-кому а профессиональному киллеру рассчитывать на снисхождение не приходится. Опера хитрили, создавали информационную волну. Напитавшись новой информацией, родственники начинают дергаться, им требуется пообщаться с разыскиваемым, поделиться новостями. Вот тут-то и появляется возможность засечь контакт…

– Привстаньте, мама, на минуточку, – попросил Мельников и, перевернув кресло, заглянул под сиденье.

– Опа-па! А это что у нас такое? Понятые, подойдите ближе, посмотрите…

Женщины с готовностью приблизились, как любопытные гусыни вытянули шеи. И Гусар подошел вплотную. Семен двумя пальцами зацепил полиэтиленовый пакет, приклеенный скотчем к фанере. Щелкнул клинок выкидного ножа, лезвие поддело прозрачную липкую ленту, раздался короткий треск. Мельников вытащил увесистый белый сверток, аккуратно распустил бечевку.

– Мухи, значит, не обидит? – хмыкнул он. – Ну-ну… А вот и мухобойка…

На чистой тряпице лежали компактный пистолет-пулемет и магазин к нему.

– «Кедр», – определил Мельников. – Оружие спецподразделений!

И, повернувшись к Сысоевой, добавил:

– Когда пойдете к Генеральному прокурору, захватите фотографию этой штуки! Как доказательство полной невиновности вашего замечательного сынка…

Дородная дама побледнела, утратила свой апломб и схватилась за сердце.

Капитан Гусаров осторожно поднял оружие за скобу, понюхал ствол, задумчиво почесал затылок:

– У нас есть эпизод с автоматом… Сдается мне, что баллистики с лету пришьют к нему эту игрушку. Эх, мамаша, мамаша! Что ж ваш Костик такой неаккуратный?

– Вещь редкая, пожалел выкинуть, – пояснил Семен. – Теперь его еще скорей грохнут! Ох, мамаша, спасайте сыночка – у нас он хоть живой будет!

Но Сысоева уже пришла в себя.

– Не знаю я ничего! – истошно завопила она. – Сами и подложили!

– Во, дает! – покрутил головой Гусаров. – Хорошо хоть изымали при понятых и под протокол!

Больше ничего криминального в квартире не нашлось. Но и найденного было достаточно. Дом Сысоева взяли под наблюдение, в конце переулка появился неприметный фургон, набитый радиоэлектронной аппаратурой, домашний и мобильный телефоны матери киллера поставили на прослушивание. Теперь она была под плотным колпаком.

Навыки конспирации, приобретенные при просмотре детективов, часто идут на пользу… уголовному розыску. Материнское сердце не выдержало на второй день. Гражданка Сысоева предусмотрительно вышла из квартиры, прошла два квартала, уединилась в заброшенном сквере и позвонила по мобильному телефону.

– Василий Андреевич? – фальшивым тонким голосом произнесла она. – Вас беспокоят из ЖЭКа. Твой инструмент нашли, что под креслом спрятал! Ты головой своей хоть думаешь?!

В фургоне прослушивания дежурные офицеры вышли из полудремы.

– Быстро, давай фиксацию соединения! – скомандовал старший смены, хотя оператор прекрасно знал свою работу и уже делал все необходимое. По специальному каналу он вышел на колл-центр оператора мобильной связи и определил терминал второго собеседника. Это был московский телефон стационарной связи.

– Чо, менты приходили? – прорезался хриплый мужской голос на другом конце эфира. – Когда?

– Вчера, вчера, целой бандой заявились! Да что же ты делае-е-ешь, паразит! Я так и знала, так и знала, что этим кончится. – Мамаша начисто забыла про конспирацию и теперь молотила открытым текстом.

В фургоне уже знали номер московского телефона и пробивали адрес его установки.

– И чо сказали? – мрачно спросил мужчина.

– Да то и сказали! Фотографию показывали твоего Скворца, убитого… Прямо дырка в виске! Сказали – и тебя убьют, если к ним не придешь! Может, и правда, а, сыночек? Может, сам придешь, все послабление выйдет…

– Заткнись, дура! Ты и так на ментов работаешь! – рявкнул сыночек. – Чего ты мне звонишь? Они же тебя слушают, неужели не ясно?!

– Ой!

Мамаша отключилась.

– Шоссе Энтузиастов, 28, квартира 116,– удовлетворенно сказал оператор. – Звони Мельникову.

Через пять минут Семен соединился с розыскным отделом МУРа, а еще через четверть часа ближайший патрульный автомобиль проверил указанный адрес. Но на съемной квартире уже никого не было. Только горячий чайник и сгоревшая яичница на плите.

И все же Гусар считал командировку удачной. Изъят автомат, и виртуальный киллер материализовался в конкретного человека. По этому поводу Гусар перед отъездом накрыл «поляну», и они с Семеном задушевно посидели до полуночи.

А Константина Сысоева по кличке Мячик объявили в федеральный розыск.

– За вас, Эльвира Петровна! С днем рождения! Чтобы вы всегда выглядели такой молодой и красивой! И радовали Виктора Васильевича!

Лис чокнулся с именинницей, ее мужем, Ребенком, залпом выпил холодную водку, закусил селедочкой и рассыпчатой картошечкой с колечком лоснящегося, сбрызнутого уксусом лучка. Хорошо пошла! Надо бы сразу и по второй, тем более что он был голоден. Но тесть только пригубил свою рюмку и с обычным кислым видом ковырялся в закусках.

– Что вы нас все по имени-отчеству, Филипп? – спросила теща, отпив шампанское из фужера. – Мы же родственники!

– И правда, Филя! – лукаво улыбнулась Ребенок. – Говори: мама, папа! Ой!

Это Лис под скатертью ущипнул ее за ляжку и шепотом пояснил:

– Вот тебе за Филю!

Он не любил такого обращения. Что за имя – Филя? Сразу возникает образ деревенского паренька в шапке с торчащими ушами: Филя-простофиля…

– А за папу-маму? – издевалась Ребенок.

Лис налил себе еще одну рюмку, для приличия капнул Виктору Васильевичу. Они были практически ровесниками. Теща старше на год, тесть – на два. Какие, к черту, «папа» и «мама»! Эльвира, вон, норовит дверь в ванную неплотно прикрыть, когда купается, или полы моет, демонстративно отставив округлый зад…

– За папу и маму тоже выпьем, потому что они родили такую замечательную дочку, на которой я с удовольствием женился! – Лис обнял Ребенка за плечи и поцеловал в гладкую щеку. – За родителей!

Но тесть и на этот раз не выпил. И вообще, он выглядел кислей, чем обычно.

– Что у вас случилось, Виктор Васильевич? – Лис в очередной раз закусил селедкой. – Проблемы мучат?

– А вы уже все знаете? – спросил тесть, виновато помаргивая.

– Ну, пока еще не все, – напустил туману Лис. – Только то, что в сводку попало. А остальное вы сейчас и расскажете…

– Быстро у вас получается, – удивился легковерный тесть, и Лис подумал, что «расколоть» его можно за три секунды. Только на что «колоть»? Горбатился в своем НИИ, в новые времена перешел на фабрику, за всю жизнь копейки не украл…

– Так давайте подробности! – Лис снова налил и жадно набросился на еду.

– Попросили меня вчера машину взять на буксир, – горестно махнул рукой тесть. – Карбюратор в ней засорился, что ли… Ну, я и взял… Поехали, а трос лопнул… Атут, как нарочно, «Мерседес», его по капоту и ударило… Надо теперь пять тысяч долларов платить… А где взять столько?

– Вечно ты куда-то влезешь! – раздраженно воскликнула Эльвира Петровна. – Кого это на буксир взял? Вот пусть он и платит!

– Да я его и не знаю. Красная «шестерка» побитая…

– Так пусть бы сам тягал свою развалюху! Да обе ваши тачки столько не стоят!

Лис положил вилку.

– На «Мерседесе» след остался?

– Да. Вроде царапины. Еле заметно.

– А кто назначил пять тысяч?!

– Водитель. И друг его. Они такие, знаете, из «крутых»…

– Милицию вызывали? Тесть покачал головой.

– Я сказал, что у меня страховка, а они и слушать не стали… Забрали техпаспорт, права, назначили – сегодня в пять чтобы принес деньги…

– Куда?

– На Театральную площадь. К стеле Победы. Коренев взглянул на часы. Без десяти три.

– Ну, и что вы решили?

Виктор Васильевич безнадежно вздохнул. Всю сознательную жизнь он избегал конфликтов. Может, потому, что с детства был близорук, полноват и флегматичен. Да и спокойная работа технолога швейного производства никак не располагала к физическому противостоянию с противником.

– Не знаю… Я вроде действительно виноват. Только неужели это столько стоит?

Лис снова взялся за вилку, наколол и отправил в рот ломтик копченого окорока, меланхолично прожевал. Порядочные люди гораздо уязвимее проходимцев. Вот тесть за несчастную царапину сразу себя виноватит… А если бы те «крутые» сбили человека, уехали бы – и ищи-свищи… А потом еще докажи, да возмести ущерб, попробуй… С них сто рублей просто так не получишь. Только если за кадык возьмешь… Но нормальные люди за кадык брать не умеют… И помощи им искать негде. И что им всем делать?

За столом воцарилась тишина. Он поднял голову. Виктор Васильевич смотрел на него с испугом и надеждой. Что ж, он не «все» – ему повезло с зятем!

– Все будет нормально, Виктор! В пять поедем, и я все разрулю. Может, это они вам должны!

Тесть оживился.

– Правда?! Здорово! Тогда давайте еще выпьем! Но Лис прикрыл рюмку ладонью.

– Теперь как раз и не надо. А покушать можно. Времени много, еще и чайку попить успеем.

В шестнадцать пятьдесят девять «Хюндай Акцент» Виктора Васильевича подкатил к точке встречи. Было пасмурно, дул резкий ветер, пахло предстоящим дождем. Справа возвышалась высоченная стела со звездой и летящей женщиной на вершине. Женщина, очевидно, олицетворяла богиню Победы, но была похожа на обычную советскую гражданку строгих семидесятых годов. Чтобы никто не заглянул под развевающуюся юбку, снизу она быта закрыта ровной пластиной, из которой нелепыми обрубками торчали ступни ног. Слева, за глухим забором начинался знаменитый тиходонский «Шанхай» – скопище нищих хибар, будто перенесенных из южноафриканского Бидонвиля, и арыков с нечистотами, заменяющих здесь центральную канализацию. Между мемориальным комплексом и забором шла широкая улица, по которой неспешно катились субботние машины.

Виктор Васильевич опасливо выбрался наружу и, озираясь по сторонам, прошелся взад-вперед, изображая безмятежную прогулку.

Ровно в семнадцать ноль-ноль рядом притормозил темно-синий «Мерседес-С». И тут же из жидкого транспортного потока, равнодушно обтекающего чужие разборки, выскочил черный «БМВ», практически уткнувшись в его передний бампер.

Из «бэхи» упруго выпрыгнул человек в распахнутом элегантном плаще и хорошем костюме. От него волнами исходили запах дорогого одеколона и волны уверенности в себе. На его фоне выбравшиеся из «мерса» два небритых кавказца в черной одежде выглядели бомжами, угнавшими чужую машину. Они настороженно уставились на Лиса.

Тот значительно уступал обоим мужчинам в габаритах. Но и тачка у него была покруче, и манеры уверенней, и взгляд жестче. Поэтому кавказцы сразу избрали дипломатический тон.

– Давай разберемся по справедливости, брат! – начал тот, что постарше. – Знаешь, сколько покраска стоит?

– Ну, какой я тебе брат, чмо? Моя мать придурков не рожала, – с вежливой улыбкой сказал Лис. – А разберусь я с вами по полной программе, не сомневайтесь…

Он неторопливо обошел оцепеневших кавказцев, осмотрел капот. На темно-синем фоне выделялся белый след. Плюнув, он провел по следу пальцем. Белая полоска исчезла.

– Вот за это вы пять тысяч долларов требовали? – недобро спросил Лис. – Это чистое вымогательство! Одна статья есть…

– Почему вымогательство?! – встрепенулся старший. Он уже понял, что влип в нехорошую историю. – Никакого вымогательства… Можно и меньше…

– Сидел? – спросил Лис. – Вижу, сидел. А меня не знаешь. Значит, не местный. Документы есть? Паспорт, миграционная карта, права, техпаспорт? Вижу, нету. Плохи ваши дела, очень плохи!

Лис неторопливо достал из внутреннего кармана удостоверение, попутно «засветив» плечевую кобуру, и официальным тоном произнес:

– РУБОП. Подполковник Коренев. Руки держать на виду! Дергаться не советую.

Он спрятал удостоверение в карман и извлек мобильный телефон.

– Володя, это Коренев. Я у стелы Победы, напротив Шанхая. Пришли ребят. Я тут задержал группу – то ли угонщики, то ли подставщики, то ли вымогатели…

– Зачем так говоришь, начальник! – воскликнул старший, но Лис не обратил на него внимания.

– Заодно пусть прихватят кого-нибудь из гибэдэдэшников. Может, вначале оформим по их линии, а потом к себе закроем. Давай, жду.

Виктор Васильевич заметно воспрял духом. Он подошел к «Мерседесу» и с интересом повторял эксперимент: плевал на белую полоску и наблюдал, как она исчезает.

Кавказцы выглядели растерянными, но не испуганными. Интересно, на что они надеются? Что их отобьют?

– Беспредел творишь, начальник. – Молодой, похожий на боксера парень достал телефон, набрал номер. – Твой друг нам машину поцарапал. Надо заплатить за покраску.

А ты пистолетом путаешь, дело шьешь… Привык лохов пугать?

Он гортанно проговорил что-то в трубку. Интересно, кому звонит? Гуссейновским?

– Ты сразу скажи, что с Лисом трешь. Чтобы зря не ездили.

– Я знаю, что сказать, – боксер спрятал телефон. – Я, между прочим, юридический институт закончил в Москве. Я на тебя в суд подам!

– Ничего себе! – искренне удивился Лис. За много лет милицейской работы его не раз пытались подкупить или напугать расправой, но юридическим образованием и судом угрожали впервые!

– Чего ж ты по факту причинения вреда иск не подал, если такой законник?

– Давай как люди рассуждать, по-человечески, – вмешался старший. – Он виноват, он нам машину поцарапал…

– А чем он виноват? Трос лопнул! Трос вообще не его, и машину он тянул чужую! При чем здесь он?

– А какже! – снова начал напирать боксер. – Если бы не он, мы бы спокойно проехали – и все!

– А чего ты там вообще оказался? Если бы не поехал мимо, никакой царапины бы и не было! Выходит, вы сами и виноваты!

В блатном мире очень важно уметь «тереть базар». Кто говорит логичней и убедительней – тот и прав. Сейчас правым выглядел Лис. Виктор Васильевич распрямил грудь и уже явно не считал себя виноватым. Но и кавказцы не считали себя проигравшими. И через минуту стало ясно – почему.

За спиной Лиса с тихим шорохом остановилась еще одна машина. Шикарный черный «БМВ Х-5» мягко припарковался, почти упершись ему в колено. С пассажирского сиденья выскочил солидный полноватый мужчина в длинном шерстяном пальто с разрезом, с шарфом «Бербери» на шее, в модных каплевидных очках «хамелеон».

– Здравствуйте, товарищи! – властно представился он. И строго спросил у Лиса: – Вы кто такой?

Подполковник неторопливо осмотрел его с ног до головы. Да, это не бригадир гуссейновских, не земляк, не директор рынка… Новый участник событий имел явно номенклатурный вид. Какой-нибудь чиновник из властных структур… И похоже, нерядовой. По идее, ондолжен поддерживать представителя власти…

– Я подполковник Коренев, РУБОП. – сказал Лис. – А вы кто?

В ответ тот укоризненно покачал головой:

– На РУБОПы в последнее время много нареканий. Вижу, почва для них имеется…

– Какая почва? Предъявите-ка лучше документы…

– Ну, мои документы вам, пожалуй, без надобности. Лучше взгляните сюда.

Неизвестный чиновник быстрым движением пальцев извлек из нагрудного кармана визитку и протянул Лису. Тот посмотрел. На глянцевом прямоугольнике золотым тиснением вилась узорчатая надпись: «Начальник Тиходонского ГУВД, генерал-майор милиции Крамской».

Визитка снова исчезла в кармане.

– Как я понимаю, вопрос исчерпан? – доброжелательно спросил неизвестный. – Или вы хотите, чтобы этот человек через десять минут был здесь?

Это вполне могла быть лоховская разводка. Мошенники часто пользуются визитками начальников. Иногда и сами их печатают. Этот тип выглядит, конечно, солидно, но и он может брать на понт. Мало ли откуда у него эта визитка!

Лис с любопытством изучил одутловатую физиономию, излучающую свет истины в последней инстанции. Потом ответил:

– Конечно, хочу. Никогда не видел, чтобы генералы так быстро бегали.

Пухлые пальчики нырнули в карман пальто. Телефон «Верту» в «вечном» титановом корпусе пискнул сигналом вызова. Неизвестный сказал в трубку несколько коротких фраз и передал ее Лису.

На связи действительно оказался генерал Крамской. Он не стал тратить время на разбор ситуации, а сразу рявкнул:

– Ты что, Коренев, бандитскими разводками занимаешься? Немедленно в кадры! И напиши объяснение на мое имя!

– Есть, товарищ генерал! – как положено, ответил подполковник. И добавил: – Разрешите доложить: мною задержана группа вымогателей, без документов на машину. Об этом сообщено дежурному по городу…

В трубке послышались короткие гудки: Крамской отключился. Лис хотел шваркнуть аппарат стоимостью в двести тысяч рублей об асфальт, но сдержался и протянул телефон владельцу. Тот выжидающе смотрел ему в лицо.

– Свободны, – небрежно сказал Лис. – Я вас не задерживаю.

– А эти люди?! – Чиновник, или кто он там был, указал на кавказцев.

– Они будут доставлены для проверки. Можете вызвать адвоката – скорей всего, он им понадобится. Но придется потратиться – адвокаты нынче дорогие, дороже чужих визиток…

Лис досконально знал милицейскую Систему. Каждый звонок дежурному по городу записывался на пленку, а раз звонил начальник подразделения РУБОПа, то можно не сомневаться, что дежурный зарегистрировал его в журнале. Опергруппа, выезжающая на место, обязательно составит рапорт. Сотрудники ГИБДД с большим рвением относятся к «подставщикам», они тоже зафиксируют факт выезда. Короче, следов остается очень много. Даже генералу надо сильно «засветиться», чтобы замять дело. И если он не куплен с потрохами, то лезть в такую грязь не станет. Да и если куплен – тоже: можно попасть на крючок прокуратуры, УСБ, ФСБ… Игра не стоит свеч!

Как всегда, расчет Лиса оказался безошибочным. Чиновник лихорадочно набирал заветный номер, но ему не отвечали. Он растерянно оторвался от телефона и посмотрел на подполковника, собираясь что-то сказать. Но тут подкатили микроавтобус дежурной части и «девятка» дорожно-патрульной службы. Чиновник поспешно забрался в свой джип и уехал. Кавказцев погрузили в микроавтобус.

Жизнь есть процесс умирания белковых тел. Так считают биологи и пессимисты. Оптимисты думают по-другому, но это ничего не меняет.

Служебная карьера тоже включает в себя отмирание одних качеств, перерождение других и появление третьих. Начинающий оперативник УР Ваня Крамской был сообразительным, серьезным и ответственным парнем. Он недолюбливал начальство, ибо считал, что основную работу делают лейтенанты и капитаны на улицах, а не толстозадые полковники и генералы в кабинетах. Реализации и задержания проводились после обсуждения с друзьями-коллегами: как обставиться, кто поддержит, что делать в крайнем случае… И результаты он давал вполне реальные – и раскрывал, и задерживал, и дрался, даже стрелял пару раз, правда, в воздух…

Но когда лейтенант стал майором, он уже думал по-другому: бегать по улицам – ума много не надо, все определяет управленческое решение, принятое в кабинете начальника УР. У полковника Ивана Васильевича Крамского взгляды еще больше изменились: теперь лейтенанты превратились в невидимых мошек, а залог успеха он видел в умении расставить на нужные места майоров и понравиться начальству.

В мировоззрении генерал-майора Крамского произошла еще одна трансформация: лейтенанты, капитаны и майоры отдалились – будто бинокль перевернул: утратили индивидуальность, слились в безликую массу личного состава, склонного к лени, безделью и совершению всевозможных ЧП. Так и норовят напиться, потерять оружие, кого-то незаконно задержать, подраться… Это стадо надо было держать в узде и нещадно погонять. Но подчиненные вечно в чем-то нуждались, чего-то просили, были всегда недовольны, и при этом не хотели или не могли воплотить в жизнь гениальные генеральские замыслы, призванные свести преступность… ну если не к нулю, то к исчезающе малой величине. Им была недоступна высшая мудрость, они смотрели на все со своей низенькой колокольни и норовили переложить свои мелкие бытовые проблемы на шитые генеральские звезды, предназначенные для решения совершенно других – стратегических, масштабных задач.

Когда местные власти самочинно стали урезать льготы, положенные личному составу Законом «О милиции», и невидимая мошкара стала заваливать генерала рапортами с жалобами, он разъяснил: обращайтесь, дорогие товарищи, в наш справедливый суд! И те, кто понастырней, двинулись в судебные очереди, портили себе кровь, тратили время и получали, наконец, персональное восстановление справедливости. Но рабочая масса недовольно гудела: мол, почему генерал Крамской, как и положено отцу-заступнику, не напишет прокурору, чтобы тот опротестовал противоправное решение, решив проблему разом для всех?!

На первый взгляд все логично: так действительно проще. Но только для мошек, которые со своего уровня не видят всех сложностей политических решений. Ведь если генерал поступит так, как удобно мошкам, то тем самым выступит не против абстрактного нарушения законов, а против вполне конкретных городских и областных руководителей, от которых зависит его служебное благополучие!

И к другим мнениям генерал стал относиться по-другому: если это позиция вышестоящего начальства, то она, безусловно, правильная и подлежит беспрекословному исполнению. А если умничает какой-то участковый, начальник УР, или даже начальник отдела милиции, то надо поставить нахала на место: пусть слушает своего генерала, тот лучше знает и дальше видит…

Подполковник Коренев раздражал его в последнее время все больше и больше: независимый, непредсказуемый, неуправляемый… Правда, раскрытия он дает четко, с учетом заслуг, несколько лет назад Крамской даже спас подполковника от гнева областной администрации. Но тот этого не оценил. Он вообще очень большого о себе мнения. Иван Васильевич вспомнил, как шустрый опер не дал разорить банк «Золотой круг», как хитроумно увернулся от обвинений в аморальном поведении, выставив всех идиотами… Да, он много вольностей себе позволяет. Но проигнорировать визитную карточку своего главного начальника, наплевать на прямое указание – это уже ни в какие ворота не лезет! На хер он такой нужен со своими раскрытиями… Другие раскроют, в конце концов! Ане раскроют, что ж, сейчас процент раскрываемости все равно падает…

Генерал тяжело вдавил кнопку селектора и приказал помощнику:

– Окошкина ко мне. Немедленно.

Начальник УСБ не походил ни на грозного Малюту Скуратова, ни на властного Лаврентия Павловича Берию – обычный чиновник, бюрократ. Но отличался исполнительностью и чинопочитанием. Уже через минуту невысокий толстячок в мятом кителе и как всегда коротковатых форменных брюках колобком прокатился через приемную и почтительно приоткрыл высокую полированную дверь.

– Товарищ генерал, полковник Окошкин по вашему приказанию прибыл…

– Заходи, раз прибыл!

Колобок в мятой форме так резво вкатился в просторный кабинет, что казалось, массивное тело генерала Крамского в хорошем английском костюме надвинулось на него вместе со столом.

– Излагай все по порядку!

– Служебное расследование в отношении подполковника Коренева положительных результатов не дало, – привычно докладывал начальник УСБ, заглядывая время от времени в папку с документами. Но это было лишним – он прекрасно знал материалы дела и таким образом просто демонстрировал генералу свою вдумчивость и основательность. Но Крамскому на личностные качества полковника Окошкина было наплевать. Его интересовал результат. Хотя он не мог не отметить четкость и логичность доклада.

– По эпизоду с «Обществом защиты малого и среднего бизнеса»: потерпевшие внезапно уехали из города, на телефонные звонки не отвечают, к следователю не являются. С адвокатом Золотовым они не расплатились, и тот отказался представлять их интересы. Московский адвокат тоже уехал. В офисе был пожар, сейчас он закрыт. Сотрудники на работу не ходят, их имена и адреса неизвестны. В результате прокуратура уголовное дело прекратила.

– Гм! – недовольно хмыкнул Крамской. – А пьяная драка?

Окошкин внимательно выслушал вопрос и кивнул в знак того, что полностью его понял.

– В отношении инцидента на банкете, посвященном Дню милиции. Пострадавший, майор Волин, претензий к подполковнику Кореневу не предъявляет, более того, берет основную часть вины на себя. В лечебные учреждения он не обращался, то есть побои документально не подтверждены. В буфете официально продавались спиртные напитки, но и сам Коренев, и его сослуживцы подтвердили, что он пил только воду.

– Интересное дело, – задумчиво проговорил Крамской. – Факт неправомерного использования СОБРа налицо. Факт пьяной драки в общественном месте имел место. А оценка этим фактам совершенно беззубая, непринципиальная! Допустим, оснований для возбуждения уголовного дела нет. Но совместимы ли подобные поступки с высоким званием офицера милиции? Ведь существует еще дисциплинарная ответственность, моральные оценки… Разве не так?

– Так точно, товарищ генерал! – кивнул Окошкин.

– А его коммерческая деятельность? «Крышевание» этого банка, как там он называется… Надеюсь, эти факты задокументированы?

– Так точно, товарищ генерал! – снова кивнул начальник УСБ и порылся в своей папке.

– Банк называется «Золотой Круг». Вот фотографии Коренева за рулем «БМВ», вот доверенность на управление, выданная через подставное лицо, вот дарственная на трехкомнатную квартиру в центре города, площадью сто десять квадратных метров, тоже через подставное лицо… Вот сводки наружного наблюдения: Коренев заходит в банк почти каждый день, как на работу… Иногда и по несколько раз. Его часто видят с банкиром Хондачевым…

– Во-о-от! – назидательно сказал Крамской. – Неделовые связи с представителями бизнеса! Вполне достаточно, чтобы с треском уволить его из органов! Кстати, что там с задержанными им людьми?

– Отпущены, – кивнул Окошкин. – Хотя не имели документов на машину и водительских прав. На них наложен штраф. Однако взыскать его не удалось, потому что по указанному ими месту жительства они фактически не проживают. Таким образом, основания для задержания имелись…

Генерал ненадолго задумался.

– Ладно. Для него и всего остального хватит. Готовь материалы на увольнение!

– Есть! – четко, как и положено, сказал полковник Окошкин.

Возвращение домой для большинства людей – дело обыденное. Для некоторых даже тоскливое, рутинное, серое. Есть девушки, которые остаются ночевать у случайного знакомого, чтобы не окунаться в домашнюю скуку. Есть мужчины, гуляющие до утра, чтобы отсрочить встречу с надоевшей женой. Есть особи обоих полов, убегающие хоть на край света из опостыл евших стен. Что ж… Люди разные, и обстоятельства у всех различные.

После освобождения из тюрьмы возвращение домой – настоящий праздник. Для Лешего жизнь заиграла яркими красками, когда вместо светившего срока на Крайнем Севере его выпустили подчистую, даже без подписки о невыезде. Домой! От нежданной радости теплела душа. Может, даже пела. Домой! Его не смущало даже то, что возвращаться приходится в сыроватое логово одиночки, наполненное нежилым духом сырого бетона, посвистывающее сквозняками, раскачиваемое постоянно грохочущими над головой потоками машин. Несмотря ни на что, это было его жилище, обустроенное собственными руками и довольно уютное, даже комфортное. Не то что чердаки, подвалы или тепляки…

Конечно, внешне Леший не выказывал щенячьего восторга. Не к лицу это старому бродяге. Поэтому из внутренней тюрьмы ФСБ гражданин Клищук вышел спокойно, тщательно скрывая состояние благостного удивления. Освобождение походило на чудо. Ему доводилось слышать о «разрушителе дел» адвокате Чекулдаеве. Но добиться его внимания мог далеко не каждый, да и денег надо было отстегнуть немерено! И вдруг тот сам объявился, выдернул его с «кичи», да еще бесплатно! Когда впереди уже отчетливо вставали скальный снег, вечный лед и пронизывающий до костей ветер…

На радостях он заглянул в «Крепость», взял три чебурека и сто пятьдесят водки. Сел у окна, смотрел на пустынный студеный Дон, чернеющие на левом берегу, озябшие голые деревья и радовался простым, незаметным обычно прелестям жизни. Недаром на «фене» адвоката называют «доктор». Леший чувствовал себя, словно спасенный от смертельного недуга больной. Водка грела жилы, чебуреки радовали желудок, душа пела залихватскую блатную песню:

Я и сам живу – первый сорт! Двадцать лет, как день, разменяв, Я в пивной сижу, словно лорд, И даже зубы есть у меня…

И хотя душа пела осторожно и очень про себя, несколько человек пересели с соседних столиков в конец зала. Может, их испугала неумелая кривоватая улыбка, может, тусклая стальная фикса, а может, весь облик вечного босяка и арестанта. Во всяком случае, это был сигнал, и опытный Леший решил здесь не засиживаться.

Выйдя из кафешки, он целенаправленно пошел к своей берлоге, не забывая сторожко осматриваться. За ним вполне могли пустить «хвост». Но, видимо, «доктор» поработал на славу. Никто не проявлял интереса к одиноко бредущему немолодому мужчине потертой наружности. Во всяком случае, на узкую тропинку, ведущую к основанию моста, за ним никто не полез.

Под ногами чавкала осенняя грязь. Надо завести коврик за дверью, чтобы вытирать обувку… Он отпер замок, с наслаждением втянул раздутыми ноздрями стылый ветерок, гуляющий над Доном, в очередной раз кривовато улыбнулся. Сегодня он празднует! Вот и дождя нет, и солнышко пробивается сквозь серые тучи. Даже грохот над головой звучал победным маршем. Он шагнул через порог, окунаясь в запах сырого бетона. Стукнула дверь, отсекая грохот мчащихся над головой машин и превращая его в мерный приглушенный гул. Леший дотронулся рукой до шершавой, влажной и трясущейся стены и внезапно выкрикнул куда-то в направлении потолочных трещин:

– Что, съели, суки-и?!!

Только теперь он окончательно поверил, что ему удалось соскочить. И он знал, чуял, кому обязан спасением. «Доктор» – адвокат – это только инструмент, как отмычка в умелых руках. И только один человек мог открыть замки фээсбэшной кичи этой отмычкой. Кроме Лиса никто бы не стал вытаскивать его из крутого замеса. Ништяк, Михалыч, отработаю!

Леший вошел в «гостиную». Чтобы расширить площадь, в свое время пришлось полностью разбить одну бетонную стену, ох и намучился! Зато теперь здесь было просторно. Как в настоящей квартире. Ковры, как ни крути, создавали уют. Включил «козла» – мощная спираль тут же налилась красным теплом. Чтобы усилить ощущение праздника, он врубил запыленный телевизор, стоящий у стенки. Самодельная антенна тянулась аж на три метра, но все равно показывал он хреново. Тем не менее музыка прорывалась сквозь хрипы и помехи.

Настроение достигло пика. Мурлыкая под нос, Леший скинул провонявшее шмотье и прошел в душевую. Конечно, это громкое название: просто в небольшой бетонной каморке свисал шланг, закрепленный на потолке. Вода, конечно, была холодной. Зато бодрила. Он выдержал под тугой струей почти минуту, наблюдая, как мыльные потеки уплывают в специальное отверстие. Остальные вентиляционные и дренажные дырки пришлось заделать, спасаясь от крыс и сквозняков. А сюда удачно легла железная сетка. Куда сквозь нее уходила вода – неизвестно. Скорее всего, под бетон и дальше вниз, к Дону. Это Лешего не волновало. Гораздо важнее, что в доме не прибавлялось сырости.

Выскочив из душа, Леший переоделся, постукивая зубами от холода. «Козел» заметно нагрел гостиную. Теперь можно и выспаться. Сон спокойнее, когда не надо прислушиваться к каждому шороху…

Неожиданно до его слуха донеслись ритмичные удары. Они шли не сверху, где могли долбить асфальт какие-нибудь ремонтники. Нет, били во входную дверь! Его бросило в жар, сырое тело мгновенно высохло. Леший накинул пиджак, бесшумно спустился по ступеням, осторожно, на ощупь прокрался к брезжившей под дверью тонкой полоске света. Стук повторился. С запоздалым удивлением босяк вдруг узнал тюремную азбуку. Неведомый гость барабанил одно и то же:

– Свои… свои… свои…

Он прильнул к небольшой дырочке в двери. За ней стояли двое парней – кавказец и славянин. Явно не из ментов, скорей всего – блатные. До этого Леший их не встречал. Какого хера им надо?! Леший прижался к двери и грубым голосом спросил:

– Чего долбишься? Кто тебя звал?

– Здорово, Клоп, – ответил кавказец. – Отпирай. От Батона мы. Дело есть. Хорошая тема.

– Не боись, папаша, все будет в елочку, – добавил второй.

С каких это пор Батон присылает чужаков к нему домой? Все знают, что он не любит незнакомцев! Нет, тут что-то не то… Но не пустить их – значит, выказать слабость. Или страх. Он взял топорик, сунул под ремень на пояснице, прикрыл пиджаком. И отодвинул задвижку.

– Ну, заходите, коли пришли… Только обзовитесь для начала!

– Султан, – глядя в сторону, назвался худощавый, но резкий в движениях брюнет, одетый под какого-то «рэпера» – в черную косуху и высокие ботинки.

– А я – Митек!

Второй выглядел намного крепче приятеля – шире в плечах, старше и солидней. Поверх короткого полупальто болтался элегантно завязанный длинный шарф. Его даже можно было принять за лоха, если бы не злой пронзительный взгляд и хищный бульдожий оскал. Лохов с такими вывесками Леший пока не встречал.

Парни неумело, хотя и старательно демонстрировали дружелюбие, но в сердце Лешего словно воткнули холодный гвоздь: он явственно ощутил опасность. Дело явно было нечисто. Но прятаться от проблем всегда хуже, чем идти им навстречу…

В комнате Митек достал из-под пальто бутылку водки. Клоп выставил три стакана, но Султан смахнул два на пол. А Митек набулькал оставшийся до краев.

– Это что значит? – презрительно скривил губы Клоп.

– Пей один, тебе нужнее, – сказал Султан, придвигая полный стакан. В глаза он по-прежнему не смотрел. Руки у него мелко, почти незаметно подрагивали. Митек молчал. Они перестали улыбаться и рассматривали Клопа, как ворвавшиеся в квартиру «мокрушники» смотрят на обреченного хозяина. В спертом сыром воздухе тошнотворным облаком сгустилась угроза.

– А почем ты знаешь, что кому нужней? – недобро спросил Клоп. – Когда я свой первый стакан выпил, ты еще на свет не народился!

– Знаем, Клоп, знаем, ты вор опытный, старый, – процедил Султан. – Вот и докажи это – отгадай загадку!

– Что за загадка?

– А вот что: «Не плотник, а всю жизнь ходит с топором за спиной. Кто это такой?»

«Откуда они узнали про топор? – подумал Клоп. – Вроде не выпирает, да и спиной я не поворачивался…» А вслух сказал:

– Ты, братан, не туда пришел. Тебе в цирк надо. Там попугай клювом билетик вытаскивает, а на нем ответ написан!

– Ответ тут простой – это стукач! Дятел, утка, наседка! Не знаю про попугая, а они все с клювами, и все стучат мусорам поганым, братву закладывают! – недобро оскалился Султан. – Нас Черкес прислал, с конкретной предъявой!

Несмотря на молодость, в паре он держался за старшего.

– И что за предъява? – ухмыльнулся Клоп, хотя ему было не до смеха. Наступил момент, которого он боялся всю жизнь, который видел в кошмарных снах, когда просыпался с истошным животным криком…

– Черкеса ты сдал, падла ссученная. И Зему по твоей наводке замели. Сам знаешь, что за это бывает!

– За падлу ссученную ответишь, сучонок! – возмутился Клоп. – Ты что, из беспредельной хаты выскочил? Законов правилки не знаешь?! Это не я Зему, а он меня сдал с потрохами! Подставил чекистам, я из фээсбэшной хаты только откинулся, еще и трех часов не прошло! Чего вы сюда заявились? Разбор на сходняке делают!

Он постепенно повышал голос и в конце уже кричал, с надрывом, как и положено человеку, чувствующему себя на сто процентов правым. Тем более, правда стояла за ним. Во всяком случае, насчет Земы… Иногда можно выехать «на базаре», надо только играть убедительно – и в падучей биться, и пену изо рта пускать… Но разбираться с ним никто не собирался.

Митек наклонился вперед и схватил его за руки – как в клещи зажал. Султан полез за отворот куртки. Рукав косухи задрался, обнажая наколку в виде оскаленной звериной пасти. И тут же достал опасную бритву.

– Суки вы рваные! На кого работаете? За беспредел с вас еще спросят… – Клоп дернулся, пытаясь освободиться, но – бесполезно. Бритва нырнула ему под кадык, как будто услужливый парикмахер хотел сбрить неряшливую щетину.

И тут раздался страшный грохот. Мост содрогнулся, бетонный свод лопнул, вниз полетели камни, посыпалась цементная крошка, удушливое пыльное облако наполнило помещение.

Султан выронил бритву и с криком отскочил, Митек разжал руки и отшатнулся. Оба с ужасом уставились в потолок. И устрашающий вид разверзающихся трещин стал последним зрелищем, отведенным им в этой жизни.

Рука Лешего нырнула за спину. Топорик, намертво сжатый в побелевших пальцах, сверкнул и врезался Митьку в висок. Удар получился с оттягом. Лезвие выскочило, не застряв в кости, и это было очень важно. Продолжая движение, Леший развернулся, и летящий по окружности топор разрубил Султану переносицу. В один миг палачи и жертвы поменялись местами. Судьба умудрилась в последнее мгновение передернуть карты: внезапно вместо шестерки Лешему выпал туз! И тут же катаклизм закончился – мост устоял, наступила мертвая тишина, даже вечный гул машин исчез… В комнате будто повис густой белый туман.

Леший судорожно вдохнул пыльную взвесь и закашлялся. В потолке зияла широкая зигзагообразная трещина, из нее продолжало выползать цементное облако и сыпаться мелкая щебенка. Белая пыль густо засыпала все вокруг: ковры, телевизор, «козел», табуретки и заменяющий стол ящик. Два незваных гостя напоминали опрокинутые навзничь гипсовые статуи с деформированными лицами. Их можно было выставить в каком-нибудь музее человековедения, как наглядный пример превосходства опыта над молодостью и силой.

Подобрав топор и машинально протерев рукавом рукоятку, Леший пожевал губами и прошептал, обращаясь неизвестно к кому:

– Вот оно как, понимаешь… Опять две мокрухи… А иначе – никак…

Водка в стакане покрылась белой шапкой пыли и напоминала молочный коктейль, который Леший очень любил. Он выплеснул самую густоту, а остальное процедил сквозь зубы – выпил один, как и предлагали незваные гости. Брезгливо выплюнул комок мокрой пыли, но на зубах все равно скрипело, и он прополоскал рот водкой из бутылки. Потом жадно сделал несколько глотков. Не забирало.

Вздохнув, он склонился к телу Митька, схватил его под мышки и потащил по анфиладе импровизированных комнат – через душевую и туалет, в безымянный каменный мешок с большим прямоугольным отверстием в полу. Став на четвереньки, он осторожно выглянул вниз. В сорока метрах катил свои холодные воды Дон. Ни катеров, ни барж поблизости не видно. Леший обшарил карманы Митька, подтащил тяжелое тело ближе к дыре и с трудом столкнул в реку. Конечно, лучше бы это делать в темноте, но выбора нет… Вторым тот же путь проделал Султан – он оказался гораздо легче, и с ним было проще… Следом полетел топор.

Потом Леший вымылся под холодной водой, с трудом отполоскав волосы от бетонной пыли, и переоделся в запасные шмотки, спрятанные под коврами. Конечно, в мятых штанах, кургузом пиджаке и телогрейке он был похож на пугало, но так было всегда. Зато теперь он не бросался в глаза за километр, как мельник на базаре. Снова раздался треск, Леший услышал, как крошится бетон. Пора уходить. Раз уж случилось чудом соскочить с бритвы, глупо загибаться в заваленной норе! Он выключил «козла», телевизор, лампочку. Еще раз осмотрел свое разрушенное и оскверненное жилище, куда уже вряд ли удастся вернуться…

Леший ужом выскользнул из узко приоткрытой двери, пригибаясь, отошел на сто метров в сторону, потом по узкой тропке спустился на набережную и ввинтился в толпу зевак.

– Я как раз внизу проходил, а тут как треснет, каменюки посыпались, я как рванул…

– Бетонная плита свалилась, чуть машину в лепешку не расшибла…

– Как он вообще не обрушился…

– Еще рухнет, никуда не денется…

Люди взволнованно комментировали происходящее, с интересом разглядывая суматоху на мосту. Там ревели сиренами и мигали маячками спецмашины: милиция, пожарные, спасатели… На проспекте скопилась длинная пробка. Леший определил, что трещина прошла только в одном месте – как раз по его жилищу. Именно там просело дорожное полотно, именно оттуда выползало огромное облако пыли, которое постепенно расползалось, накрывая расположенные на набережной кафе и ресторанчики бетонным смогом и легкой паникой.

– Вон там двое упали, то ли с моста, то ли откуда-то снизу… Видно, рабочих ударом сбросило…

Леший насторожился, повернулся к рассказчику.

– Да что ты брешешь! Я тут все время стою – никто не падал!

– Чего мне брехать? Я лично видел!

– Глаза зальешь, так черта лысого увидишь! Подъехал автобус телевидения. Съемочная группа принялась хищно расставлять аппаратуру. Стервятники камеры и микрофона хотели разрушений и жертв.

– Гражданин, вы видели, как произошла катастрофа? – шустрый репортер схватил Лешего за рукав. – Подходите, мы вас в новостях покажем!

Но тот не отвечал. Он завороженно смотрел на косогор. Возле двери в его жилище собралось человек двадцать в форме и в штатском. Вспыхивали блицы фотоаппаратов. Несколько милиционеров зашли внутрь. Карусель раскручивалась серьезная…

– Гражданин, а правда, что кто-то упал в Дон? Леший стряхнул цепкую руку.

– Да фигня все это! Никто никуда не падал! Вынырнув из людской круговерти, он быстро пошел прочь. Его потряхивало, руки и ноги дрожали. Плохо промытые волосы стояли торчком. Саднила шея под кадыком, где слегка прикоснулось лезвие. Костлявая старуха в очередной раз махнула косой и промазала. Чуть зацепила, но это не считается… Где-то позади остались два жмурика, бывшие «торпеды», они плыли по течению, цеплялись за дно, оставляя за собой красноватый след. Он не оглядывался и ни о чем не жалел.

Вечером, в небольшой, прокуренной до самого потолка чебуречной тоскливо «гулял» немолодой, бывалого вида мужчина. Он быт вымыт, выбрит, подстрижен, одет в новый – недорогой, но вполне приличный костюм, новый свитер и полуботинки. Перед ним стояли литровая бутылка «Пшеничной», стеклянная миска овощного салата, тарелка со сложенными стопкой чебуреками, вытянутый железный поднос с прикрытым лавашом шашлыком и люля-кебабом – короче, все меню этого далеко не шикарного заведения. По местным меркам это было очень круто, и четверо неимущих алкашей-завсегдатаев бросали в сторону богатого, красиво отдыхающего мужчины недоброжелательно-завистливые взгляды. В другом случае они бы подсели к этому баловню жизни, завели с ним душевный разговор, определили, чем он дышит, напросились на угощение, а может, вообще «развели» на деньги. Но сейчас никто не решался это сделать. Потому что сразу видно – кого можно «разводить», а кто сам тебя «разведет». А может, и разберет по косточкам, как разбирают говядину на холодец…

Когда полбутылки «Пшеничной» были выпиты, глотающий слюну Ванька все же рискнул и бочком подошел к богатому столу.

– Слышь, кореш, – просительным тоном сказал он. – Ты, видим, чел воздушный,[68] может, угостишь?

– Не на свои гуляю, – глядя в тарелку, отозвался мужчина.

– А на чьи? – ошалел от такой прямоты Ванька.

– На чужие. Их хозяев уже рыбы едят…

Он поднял голову, и в пустых глазах колыхнулась такая жуткая тоска, что алкаш шарахнулся в сторону и быстро вернулся к своим собутыльникам.

– Не прокатит, – замотал он головой в ответ на вопросительные взгляды. – Это серьезный… Из блатных, сразу видно… Сказал – за бабки несколько человек пришил… Зря я его затронул! Давай валить отсюда от греха!

Посетители менялись, а человек все сидел, думал тяжелую думу, пил и закусывал. Только один раз он отвлекся от своего занятия – когда в новостях шел репортаж о сегодняшней аварии. Вначале в разных ракурсах показали пересекающую мост трещину, просевшее на полметра дорожное полотно. Потом на экран выплыло засыпанное пылью жилище Лешего: ковры, телевизор, «козел», душ…

Бодрый телевизионный мальчик тараторил за кадром:

– Как установлено, в технологических помещениях моста жил какой-то бомж, который разрушил бетонные конструкции, самовольно подключился к коммуникациям, законопатил дренажные отверстия… По мнению специалистов, многочисленные нарушения технологической схемы живучести и привели к столь печальным последствиям… Правда, независимые эксперты полагают, что авария вызвана обветшанием несущих конструкций и значительным увеличением грузопотока, превышающим расчетные параметры. Но городские коммунальные службы выяснят истину в самое ближайшее время. А пока органам милиции поручено разыскать предполагаемого виновника…

Вслед за репортажем пошли новости спорта. Поддатые посетители обсуждали главное городское происшествие:

– Видали, как устроился бомжара? По-королевски – весь в коврах! И развалил мост к гребаной матери! Вот сука!

Леший выпил последний стакан и тяжело поднялся.

Так удачно начавшийся день кончился плохо. Его чуть не убили, но ему пришлось убить сразу двоих. Он лишился дома. Устроенный быт развалился вместе с мостом. Ковры и телевизоры полетели на помойку. К тому же на него спишут всю ответственность за аварию одряхлевшего моста. В один миг никому не нужный, неприметный гражданин Петр Васильевич Клищук внезапно превратился во врага города номер один. И никто не скажет, что ждет его впереди…

Особого выбора у него не было. А точнее, выбора не было вообще. Тянуть вола за хвост, косить под дурака да надеяться, что кореша запугают терпит, либо адвокат развалит дело, либо «заряженный»[69] судья даст условный срок, – сейчас все это не канало.[70] В отличие от обычных арестов, сейчас время работало против него. Потому что каждый день грозил разоблачением. Сизый в любой момент мог позвонить на волю, и братва мигом все разнюхает – и с этими дурными телками побазарят, и фотку его покажут, короче, свое следствие проведут, которое гораздо важней ментовского. Может, уже и занялись этим, тогда в любой момент могут накинуть удавку и порвать очко на британский флаг… Короче, надо дергать! Другого выхода просто нет…

Всю ночь Черкес ломал голову над планом побега. И когда его выдернул на задушевный разговор похожий на глиста молодой опер, мастерски разыграл хорошо обдуманную «постановку».[71]

– Короче, начальник, – напористо сказал он, доверительно наклонившись вперед. – Не знаю, с чего вы мне мохнатую кражу шьете. Но по такой статье чалиться стремно. Давай я тебе шепну кой-чего, за что ты орденок получишь или медальку, а уж звездочку новую – точно!

На лице Кленова отчетливо проступила нескрываемая заинтересованность, как у маленького мальчика, которому чужой дядя пообещал купить велосипед.

– А чего ж ты такого шепнешь?

– Про трупешник один. Вы же ищете, кто придонского начальника грохнул?

– Ну-ну?! – У Кленова аж дух перехватило. На таком деле отличиться – точно можно орден схлопотать!

– Так этого киллера самого завалили! И закопали…

– А ты откуда знаешь? – быстро спросил опер, похвалив сам себя за бдительность и цепкость.

Черкес помолчал, застыл в тяжелом раздумье, махнул рукой, как бы решившись на все.

– Я сам его закапывал! Но ша: я не при делах! Я его не мочил, только стоял рядом. И сразу уговор: меня к этому делу не пристегивать! Ни протоколов, ни очняков, ничего. Я вам полный расклад даю, а дальше сами размотаете… За это с меня гнилую туфту снимаешь! Договорились?

– Договорились, договорились! – Кленов напряженно соображал, как выжать максимальную выгоду из полученной информации и, главное, не выпустить ее из рук.

– Нет, так не пойдет! – нахмурился Черкес. – Где гарантии?

– Тебе опер уголовного розыска слово дает, – гордо выпрямился мальчик. – Мало, что ли?

Черкес усмехнулся.

– Да нет, не мало… Только когда ты своему начальству доложишь, тебя сразу в сторону отодвинут! Думаешь, мало охотников орден заработать? И с кем мне тогда разговаривать? Да меня самого начнут так колоть, что жопа лопнет, все трупы навешают!

Кленов замолчал. Именно этого он и опасался. Точно так и будет!

– Можно хитро замутить, – вдруг сказал Черкес. – Сейчас повезешь меня вроде по местам этих гнилых дел, а на самом деле я тебе трупешник сдам, ты запишешь, сфотографируешь, а потом уже всех начальников вызовешь, пусть своими глазами увидят, кто там банкует! Тогда тебя уже точно не задвинут!

А ведь точно! Оперативник повеселел.

– Ладно, сейчас поедем!

Выйдя в коридор, он позвонил начальнику УР.

– Черкес раскололся. Надо на выводку везти, пока в сознанке…

– Да ты что?! – ахнул Рожков. – Ну, Леха, ты даешь! Еще кого-нибудь прислать?

– Не надо. Только спецконвой и машину. Да еще фотографа…

Через полтора часа «УАЗ» оперативной группы неспешно подпрыгивал на булыжнике Театрального спуска. Черкеса упаковали в зарешеченное отделение для задержанных, на заднем сиденье устроились сержант ППС с автоматом, участковый с пистолетом и эксперт-криминалист с фотоаппаратом. Рядом с шофером-милиционером гордо сидел лейтенант Кленов – это была первая важная операция, которой он руководил. А точнее, вообще первый выезд в качестве старшего. Вот так и начинается карьерный рост!

– Сейчас налево, к «Шанхаю», начальник, – хрипло сказал арестованный. – Лопата есть? Трупак раскапывать будем…

– Сворачивай! – скомандовал Кленов, и водитель повернул руль.

По узкой немощеной дороге бело-синий автомобиль въехал на территорию маргинального поселка, который в годы идеологического противостояния вполне можно было снять в фильме о беспросветной жизни американских негров. Покосившиеся саманные домишки, лачуги из латанных жестью гнилых досок и фанеры, руины убогих жилищ, черные пятна после пожаров, кучи мусора… На этом фоне кирпичные стены давно разрушенного овощехранилища казались крепостными стенами Трои.

– Все, приехали! – объявил Черкес. – Вон там, под окном его закопали…

«УАЗ» разгрузился.

– Ну и вонина! – сморщился водитель, доставая короткую лопату, а Кленова чуть не стошнило, и он поспешно закрыл нос платком.

На пустыре воняло падалью. Черкес сам убивал собак и кошек – частично для удовольствия, а частично для пользы – чтобы отпугивать бомжей.

– А что, думали, он французскими духами пахнет? – оскалил белые зубы Черкес. – Копайте вот тут, под стенкой!

Скованными руками он неловко показал место. Эксперт сфотографировал указующий жест подследственного. Хотя конвоиры, зажимающие его с двух сторон и крепко держащие под локти, могли поставить под сомнение свободу его волеизъявления.

– А кто будет копать? – растерянно спросил Алексей и осмотрелся.

Криминалист деловито целился фотоаппаратом, конвоиры контролировали каждое движение Черкеса, единственный свободный человек – шофер отошел далеко в сторону и явно не собирался приближаться к трупу. А лопата каким-то образом оказалась в руках у самого Кленова, и выходило, что откапывать труп придется именно ему. Брррр!

Алексея передернуло.

– Давай, сам раскапывай! – сказал он Черкесу, но тот помотал головой.

– Нет, начальник, я ничего тяжелее кошелька не поднимаю!

– Сам же сказал – неглубоко! А я с тебя всю эту грязь уберу!

После упорных уговоров Черкес согласился.

– Снимите с него наручники, – приказал Алексей. Конвоиры помешкали, но выполнили распоряжение и еще до того, как арестованный взял лопату, отскочили в стороны и приготовили оружие. Сержант передернул затвор автомата.

– Смотри, правила знаешь! – резко предупредил он. – Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте – побег! Сразу десять дырок сделаю!

– Да ладно, ладно, – презрительно скривился Черкес. – Мне зона – дом родной! Зачем под пули лезть…

Он сноровисто взялся за работу, сырая земля комьями полетела во все стороны. Кленов избегал смотреть на острие лопаты. Он не знал, сможет выдержать вид разлагающегося трупа или блеванет… А может, упадет в обморок… Вот позору будет… Как-то странно копает этот парень – под самой стеной…

– Вот, уже рука показалась! – довольно объявил Черкес и, воткнув лопату в землю, наклонился.

Кленова замутило. Арестованный повозился в раскопе, что-то резко рванул. Неужели хочет за руку вытащить труп?! Алексей с трудом сдержал рвотный позыв. Что-то звонко щелкнуло. Черкес выпрямился: лицо перекошено злобным оскалом, в руках два зеленых овала, похожих на большие плоды киви.

– Держи, мусор! – Он бросил под ноги оперу один «плод», потом катанул второй в сторону автоматчика.

– Граната! Ложись!! – истерично выкрикнул кто-то.

Кленов опрокинулся на спину, перекатился, инстинктивно поджимая ноги. Совсем рядом рвануло: качнулась земля, блеснула рыже-красная вспышка, тугая волна горячего воздуха приподняла его и отшвырнула в сторону. Тут же грохнул второй взрыв… Лейтенант потерял сознание.

А когда очнулся, не мог понять – сколько прошло времени… Судя по тому, что сверху еще падали клочья земли – совсем немного. Почему-то стояла неестественная тишина. Наверное, землей забило уши… Алексей хотел их прочистить, но земли не было, только текло что-то мокрое… Кровь! Он оглох!

Кружилась голова, мутило, его все-таки вырвало. Кленов осмотрелся. Сержант превратился в бесформенную кучу окровавленного тряпья, участковый, раскинув руки крестом, лежал неподвижно, эксперт очумело сидел на земле и тер закрытые глаза… У машины стоял водитель, он широко открывал рот и бесшумно орал что-то в микрофон рации. Кого-то не хватало. Но кого? Он так и не смог этого определить, потому что земля вначале встала вертикально, как крышка кастрюли, а потом обрушилась сверху, и он опять потерял сознание.