"Чёрный дом" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен, Страуб Питер)

Глава 28

Поначалу ничего не происходит.

Вчетвером они вылезают из патрульной машины Дейла и встают перед ней, словно позируя для групповой фотографии, призванной украсить чей-то кабинет. Только фотограф должен стоять на крыльце «Черного дома», потому что они смотрят на него, а оно пустует, если не считать привалившегося столба со щитом, на котором вновь написано: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». На этом щите кто-то нарисовал череп маркером «Мэджик». А может, фломастером. Берни? Какой-то подросток, решившийся подойти к дому? Дейл много чего творил в семнадцать лет, не раз рисковал жизнью, сжимая в руке баллончик с краской, но он сомневается, что череп — произведение подростка.

Воздух тяжелый, застывший, как перед грозой. И дурно пахнет. Но мед, похоже, отсекает основную вонь. Из леса доносится утробный звук, каких Дейлу слышать не доводилось. «Гроо-о-о-о».

— Что это? — спрашивает он Джека.

— Не знаю, — отвечает Джек.

— Я слышал лягушек-быков, — говорит Док. — Они издают такие звуки, когда хотят спариваться.

— Здесь не Эверглейдс.[128]

Док сухо улыбается:

— Но и не Висконсин, Тото. Если вы этого еще не заметили.

Дейл заметил многое. И что дом не удерживается в фокусе и что иногда кажется огромным, словно слившимся из множества домов. Город, размером с Лондон, под единой крышей. А ведь есть еще деревья. Старые дубы и сосны, березы, напоминающие костлявых призраков, клены, все они — не редкость в здешних местах, но ими список не ограничивается. Между ними встречаются какие-то диковины, отдаленно напоминающие баньяны. Они способны перемещаться? Господи, Дейл надеется, что нет. Но в любом случае они что-то шепчут. Он в этом уверен. Слышит, как слова пробиваются сквозь гудение в голове, и это неприятные слова. Слова, от которых мурашки бегут по коже.

Убейих… сьешьих… ненавидьих…

— Где собака? — спрашивает Нюхач. В руке он уже держит кольт. — Эй, песик! У меня есть кое-что для тебя! Иди сюда, получи!

Пес не приходит, а вот из леса доносится рычание, и рычащий зверь уже ближе: «ГРО-О-О-О-О-О». Деревья продолжают шептать. Дейл смотрит на дом, который вдруг выбросил этажи в небо, ставшее белым и холодным, и голова у него идет кругом.

Вроде бы Джек хватает его за локоть, чтобы поддержать. Но этой помощи недостаточно. Начальник полиции Френч-Лэндинга отворачивается от Джека, сгибается пополам и блюет.

— Хорошо, — слышит он голос Джека. — Все правильно. Избавься от лишнего. Как ты, Док? Нюхач?

Громобойная двойка заверяет его, что они в порядке. Пока это правда, но Нюхач не знает, сколь долго его слова будут соответствовать действительности. Желудок все сильнее дает о себе знать. «Ну похвалюсь я харчишками, что с того? — думает он. — Если верить Джеку, Бернсайд мертв, следовательно, возражать не будет».

Джек ведет их к крыльцу, ногой отбрасывает щит с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Щит падает в сорняки, надписью и черепом вниз. Дейл вспоминает, как Джек плюнул в ворона. Его друг изменился, помолодел, у него явно прибавилось сил.

— А вот мы собираемся войти, — говорит Джек. — И войдем всем чертям назло.

Поначалу, однако, кажется, что ничего у них не выйдет.

Дверь в «Черный дом» не просто закрыта. Между нею и дверной коробкой нет и щелочки. Более того, вблизи создается впечатление, что дверь просто нарисована.

За их спинами, в лесу, зарождается крик. Дейл подпрыгивает. Крик становится все пронзительнее, рассыпается маниакальным хохотом. И вновь воцаряется тишина.

— Туземцы нервничают, — комментирует Док.

— Может, через окно? — предлагает Джеку Нюхач.

— Нет. Мы войдем через дверь.

Произнося эти слова, Джек уже поднял биту Ричи Секссона. Теперь опускает ее. Издалека доносится жужжание, которое усиливается с каждой секундой. Дневной свет, и без того слабый в этом странном лесу, меркнет еще больше.

— Что теперь? — Нюхач поворачивается к проселку и припаркованной у крыльца патрульной машине. Он поднял кольт, держит его на уровне правого уха. — Что… — Замолкает. Рука падает вниз. Рот открывается.

— Срань господня, — вырывается у Дока.

— Это твоя работа, Джек? — спрашивает Дейл. — Если да, то ты действительно очень тщательно скрывал свои таланты.

Свет померк, потому что вырубку перед «Черным домом» накрыл полог из пчел. Все новые и новые пчелы вылетают с просеки. Их мерное жужжание полностью нейтрализует гудение, которое издает дом. Рычание в лесу смолкает, исчезают и тени, мелькавшие между деревьями.

Голова Джека внезапно заполняется мыслями о матери и ее образами: Лили танцует, Лили с сигаретой в зубах ходит за камерой перед съемкой ключевой сцены, Лили сидит на подоконнике в гостиной, слушает, как Пэтси Клайн поет «Крейзи армз», и смотрит в окно.

В другом мире она, разумеется, тоже была королевой, пусть и другой, а королеве по определению полагалась свита.

Джек Сойер смотрит на облако пчел, их миллионы, может, миллиарды, должно быть, в этот день опустели все улья Среднего Запада, и улыбается. Улыбка приводит в движение мышцы глаз, и скопившиеся слезы текут по щекам. «Привет, — думает он. — Привет, родные мои».

Низкое, приятное на слух жужжание чуть меняет тон, словно отвечая ему. Возможно, это лишь игра воображения.

— Зачем они здесь, Джек? — с замиранием в голосе спрашивает Нюхач.

— Точно не знаю. — Джек поворачивается к двери, поднимает биту, ударяет один раз, но сильно. — Открывайся! — кричит он. — Приказываю тебе именем королевы Лауры де Луизиан. И именем моей матери.

Слышится треск, столь громкий и резкий, что Дейл и Нюхач, морщась, как от боли, подаются назад. В верхнем правом углу появляется щель и стремительно спускается вниз. Из щели вырывается неприятный, но знакомый Джеку запах: запах смерти, который встретил их в развалинах «Закусим у Эда».

Джек берется за ручку. Она легко поворачивается в его руке.

Он открывает дверь в «Черный дом».

Но прежде чем успевает пригласить всех войти, Док Амберсон начинает кричать.

Кто-то, возможно, Эбби, возможно, Ти-Джи, а может, туповатый Ронни Мецгер, дергает его за руку. Она чертовски болит, но это не самое худшее. Тот, что дергает его за руку, еще и издает какие-то странные звуки, какое-то гудение, и от него в голове все вибрирует. К тому же неподалеку что-то грохочет (Большая Комбинация, это Большая Комбинация), но это гудение!.. Какую же оно вызывает боль!

— Прекрати, — бормочет Тай. — Прекрати, Эбби, а не то я…

Слабые крики просачиваются сквозь электрическое гудение, и Тай Маршалл открывает глаза. У сожалению, ему не нужно время, чтобы понять, где он находится и что с ним произошло.

Он разом вспоминает все.

Тай держался, пока старик не умер, повиновался звучащему в голове голосу матери и сохранял хладнокровие. Но стоило ему начать звать на помощь, как паника вернулась и захлестнула его. А может, то был шок. Или паника на пару с шоком. В любом случае он потерял сознание, зовя на помощь. И как долго провисел, подвешенный за закованную руку? По свету, проникающему в дверь лачуги, сказать невозможно, его яркость не изменилась. И от грохота и стонов огромной машины тоже толку нет, Тай понимает, что они не замолкают ни на секунду. Как крики детей и посвисты кнутов, которыми надсмотрщики поддерживают энтузиазм работников. Большая Комбинация никогда не останавливается. Она работает на крови и ужасе двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Но гудение, это чертово электрическое гудение, эта самая большая в мире электробритва «Норелко»[129]… откуда оно? Что означает?

«Мистер Маншан поехал за моно, — раздается в голове голос Берни. Злобный шепот. — Монопоездом Конечного мира».

Страх холодной змеей вползает в сердце Тая. У него нет ни малейших сомнений, что он слышит, как этот монопоезд в этот самый момент вползает под навес, построенный у дальнего конца Стейшн-хауз-роуд. Мистер Маншан оглянется, ища взглядом своего мальчика, своего особенного мальчика и, не увидев его (и Берн-Берна тоже), отправится на поиски?

— Естественно, отправится, — бормочет Тай. — Это же ясно как божий день.

Он смотрит на свою левую руку. Если бы не наручник, она сама бы выскользнула из металлического кольца. Он тем не менее несколько раз дергает рукой, но наручник только со звоном ударяется о кольцо. Второй наручник, который пытался достать Берни, когда Тай ухватил его за яйца, болтается на цепочке, наводя мальчика на мысли о виселице, которая высится у съезда на Стейшн-хауз-роуд.

И тут гудение, от которого слезятся глаза и ноют зубы, разом сходит на нет.

«Он выключил двигатели. Теперь ищет меня на станции, чтобы убедиться, что меня там нет. Убедится, и что потом? Знает ли он это место? Конечно же, знает».

Страх превращается в ужас. Берни бы все отрицал. Берни бы сказал, что лачуга — его маленький секрет, его особое место, о котором никто не имеет ни малейшего понятия. В своей самоуверенности ему даже не приходила мысль о том, что его так называемый друг мог использовать лачугу и в собственных целях.

В голове вновь звучит голос матери, и на этот раз Тай действительно уверен, что слышит мать. «Ты не можешь полагаться на кого-то еще. Они могут прийти вовремя, а могут и не успеть. Ты должен исходить из того, что они не успеют. Ты должен выбраться отсюда сам».

Но как?

Тай смотрит на старика, лежащего на пропитанном кровью земляном полу, головой к двери. Мысль о мистере Маншане пытается отвлечь его: друг Берни спешит по Стейшн-хауз-роуд (или едет на своей тележке для гольфа), чтобы поскорее добраться до него и отвезти к аббала. Тайлер отгоняет эту мысль.

Она — шаг навстречу панике, а паниковать он больше не может.

Нет времени.

— Я не могу подтащить его, — говорит Тай. — Если ключ в кармане, я погиб. Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ши…

Глаз цепляется за лежащий на полу предмет. Это мешок старика, из которого он доставал шапку и наручники. «Если наручники лежали в мешке, ключ, возможно, тоже там».

Тай, насколько можно, вытягивает левую ногу. Результат нулевой. До мешка он не достает. Как минимум четыре дюйма. До мешка четыре дюйма, а мистер Маншан приближается и приближается.

Тай буквально чует его.

Док кричит и кричит, отдавая себе отчет, что кричат и другие, требуя, чтобы он замолчал. Но ведь все нормально, бояться нечего, разве что у него горлом пойдет кровь. Это же пустяк.

Важно другое: Голливуд открыл дверь в «Черный дом» и перед ними предстал его официальный представитель.

Представитель этот — Дейзи Темперли, кареглазая девушка Дока. На ней красивое розовое платье. Кожа бледная, как бумага, за исключением правой части лба, где кусок кожи отвалился, обнажив красный череп.

— Заходи, Док, — говорит Дейзи. — Поговорим, как ты меня убил. А потом ты сможешь спеть. Споешь мне? — Она улыбается. Улыбка переходит в ухмылку. Ухмылка обнажает полный рот вампирских зубов. — Ты будешь петь мне вечно.

Док пятится, поворачивается, чтобы сбежать с крыльца, и вот тут Джек хватает его и трясет. Док Амберсон — здоровяк, двести шестьдесят фунтов на выходе из душа, двести восемьдесят пять в полном дорожном прикиде, как сейчас, но Джек трясет его без труда, только голова мотается из стороны в сторону.

Вместе с волосами.

— Это галлюцинации, — говорит Джек. — Используемые для того, чтобы не пустить нас туда. Я не знаю, что ты видел, Док, но этого нет.

Док осторожно смотрит через плечо Джека. На мгновение видит стремительно удаляющееся розовое пятно, прямо-таки атака адского пса, только в обратную сторону, а потом исчезает и оно. Он поворачивает голову к Джеку. По загорелому, обветренному лицу текут слезы.

— Я не хотел ее убивать, — говорит он. — Я ее любил. Но в тот вечер я устал. Очень устал. Вы когда-нибудь уставали, Голливуд?

— Да, — кивает Джек. — И если мы выберемся отсюда, я буду спать целую неделю. Но сейчас… — Он переводит взгляд с Дока на Нюхача. С Нюхача — на Дейла. — Мы еще много чего увидим. Дом использует против нас наши же самые ужасные воспоминания: не правильные поступки, незаслуженные обиды, которые мы нанесли людям. Но в целом ситуация изменилась в нашу пользу. Думаю, со смертью Берни дом лишился большей части своих ядовитых клыков. И теперь нам остается только найти дорогу, по которой прошел Тай на ту сторону.

— Джек. — Дейл стоит на пороге, на том самом месте, откуда Дейзи приветствовала своего лечащего врача. Глаза у него что плошки.

— Что?

— Найти дорогу… проще сказать, чем сделать.

Они подходят к Дейлу. За дверь. Огромный круглый холл, такой большой, что Джеку сразу вспоминается базилика Святого Петра. Но полу — акр ядовито-зеленого ковра, расписанного сценами пыток и богохульства. Отовсюду в холл открываются двери.

Кроме того, Джек видит четыре лестницы. Моргает, и лестниц уже шесть. Еще моргает, и их двенадцать. Уводящих неведомо куда.

Он слышит гудение — голос «Черного дома». Он слышит и что-то другое: смех.

«Заходите, — говорит им „Черный дом“. — Заходите и бродите по этим комнатам до скончания веков».

Джек моргает, и перед ним тысяча лестниц, некоторые движутся, одни появляются, другие исчезают. За дверьми — галереи с картинами, галереи со скульптурами, галереи с фонтанами и совершенно пустые.

— Что же нам делать? — спрашивает Дейл. — Что же нам теперь делать?

Тай никогда не видел приятеля Берни, но, прикованный за руку, он, как выясняется, без труда может его себе представить.

В этом мире мистер Маншан — реальное существо… но не человек. Тай видит, как он в черном костюме и красном галстуке торопливо идет по Стейшн-хауз-роуд. У мистера Маншана большущее лицо, на котором доминируют красный рот и один глаз.

Эмиссар и правая рука аббала, как рисует его воображение Тая, отдаленно напоминает Шалтай-Болтая. На нем жилетка, пуговицы которой — человеческие кости.

«Должен вырваться отсюда. Должен добраться до мешка… но как?»

Он вновь смотрит на Берни. На торчащие из живота кишки.

Вытягивает ногу, на этот раз не к мешку. Мыском кроссовки подцепляет вымаранную в земле петлю кишок Берни. Поднимает, подкидывает. Петля кишок отцепляется от мыска.

Падает за мешок.

Отлично. Теперь только бы подтащить мешок, Только бы он не выскользнул из петли.

Стараясь не думать о приземистой, спешащей фигуре с длиннющим лицом. Тай опять вытягивает ногу. Подсовывает под торчащий из живота конец кишечной петли и тянет на себя.

Очень осторожно, очень плавно.

— Это невозможно, — вырывается у Нюхача. — Не может этот дом быть таким большим. Ты это знаешь, правда?

Джек набирает полную грудь воздуха, выдыхает его, набирает вновь и произносит одно слово, решительно и отчетливо.

— Ди-ямбер? — переспрашивает Нюхач. — Что такое ди-ямбер?

Джеку нет нужды отвечать. Из огромного темного облака жужжащих пчел, заполнивших вырубку перед домом (патрульная машина Дейла плотно укрыта желто-черным тентом), вылетает одна-единственная пчела. Она (в том, что это Королева Пчел, сомнений ни у кого нет) проскальзывает между Дейлом и Доком, на мгновение замирает перед Нюхачом, оценивая то ли байкера, то ли мед под его носом, потом зависает перед Джеком.

Она очень пухлая и удивительно красивая. Непонятно только, как с такими маленькими крылышками и большим телом ей удается держаться в воздухе. Джек поднимает палец, словно профессор на лекции, перед тем как огласить важный постулат.

Пчела приземляется на его подушечку.

— Ты от нее? — Вопрос Джек задает тихим голосом, таким тихим, что его никто не слышит, даже Нюхач, который стоит рядом. Джек не уверен, о ком он ведет речь. О своей матери? О Лауре де Луизиан? Джуди? Софи? А может, есть другая сила, противостоящая Алому Королю? Скорее всего такая сила есть, но Джек полагает, что ему никогда об этом не узнать.

В любом случае пчела только смотрит на него широко расставленными черными глазками, крылышки пребывают в непрерывном движении. А Джек понимает, что на эти вопросы ответы ему не нужны. Он вел себя как дурья башка, но теперь проснулся, вылез из кровати. Дом огромен, пропитан злобой и полон секретов, но что с того? У него призовая бита Тая, у него друзья, у него д'ямба, а теперь вот еще и Королева Пчел. Этого более чем достаточно. Ему есть с чем идти в глубины «Черного дома». Более того, и это самое приятное, он готов идти туда с радостью.

Джек подносит палец ко рту и мягко сдувает пчелу в холл «Черного дома». Какие-то мгновения она бесцельно кружит, а потом подается налево, в бесформенный дверной проем.

— Пошли, — говорит Джек. — Теперь у нас есть проводник.

Остальные трое переглядываются, потом следуют за Джеком навстречу, как уже все понимают, своей общей судьбе.

Невозможно сказать, сколько времени банда Сойера проводит в «Черном доме», дыре, которая затягивала в себя Френч-Лэндинг и окрестные города. Столь же невозможно описать, что они там видят. В определенном смысле прогулка по «Черному дому» равносильна путешествию по мозгу психически больного, и в такой структуре нам не найти ни планов на будущее, ни воспоминаний о прошлом. В мозгу сумасшедшего существует только бурлящее настоящее, с дикими желаниями, параноидальными мыслями, фантастическими допущениями. Поэтому неудивительно, что увиденное в «Черном доме» должно стираться из памяти практически сразу после того, как взгляд перемещается на другое, оставляя только смутную тревогу, какую мог бы вызвать далекий крик опопанакса. Это милосердная амнезия.

Королева ведет их, пчелиный рой летит следом, нарушая жужжанием тишину, столетиями царившую в огромных комнатах (конечно же, мы понимаем, интуитивно, не руководствуясь здравым смыслом, что «Черный дом» существовал задолго до того, как Берни построил его наземную часть во Френч-Лэндинге). В какой-то момент четверка спускается по лестнице из зеленого стекла. Сквозь ступени они видят птиц, парящих, как стервятники, потерявшихся детей, с бледными лицами, которые вопят от страха. В длинной комнате, схожей с пульмановским вагоном, ожившие персонажи мультфильмов: два кролика, лиса, лягушка в белых перчатках сидят за столом и едят вроде бы блох. Это действительно герои мультиков, черно-белых мультиков сороковых годов прошлого века, и у Джека при взгляде на них режет глаза, потому что они — как бы реальные. Кролик подмигивает Джеку, когда банда Сойера проходит мимо, и в глазу, который остается открытым, читается жажда убивать. Они проходят пустой зал, в котором звучат голоса, говорящие на иностранном языке. Вроде бы на французском, но слова совершенно незнакомые. Им встречается комната, заполненная буйной тропической растительностью, освещенная ярким солнцем.

На одном из деревьев кокон, в котором маленький дракончик, завернутый в собственные крылья. «Не может он быть драконом, — ну очень серьезно, словно по ходу научной дискуссии, говорит Док Амберсон. — Драконы рождаются из яиц или зубов взрослых драконов. А может, и так, и этак». Они идут длинным коридором, который, закругляясь, превращается в тоннель, а потом сбрасывает их вниз по длинному скату, под грохочущую музыку, доносящуюся из невидимых динамиков. Джеку кажется, что играют «Коуэи Коул», а может, «Джин Крупа». Стены расходятся, и какие-то мгновения они скользят над пропастью, у которой в прямом смысле нет дна. «Рулите руками и ногами! — кричит Нюхач. — Если не хотите свалиться через край, РУЛИТЕ!» Наконец скат сбрасывает их в, как выразился Дейл, Земляную комнату. Они идут среди куч дурно пахнущей земли под яркими лампами, свисающими с потолка из ржавой жести. По земле ползают полчища зеленовато-белых паучков. К тому времени, когда комната остается позади, все тяжело дышат. Земля набилась в обувь, одежда перепачкана.

На выходе из комнаты — три двери. Их проводница жужжит и вычерчивает иммельман перед средней. «Да нет же, — возражает Дейл. — Я уверен, что нам нужна та дверь, что за портьерой».

Джек говорит ему, что с такими шутками надо подаваться в комики, и открывает дверь, на которую указала пчела. За ней огромная автоматическая прачечная, которую Нюхач тут же нарекает Холлом чистоты. Сгрудившись, они следуют за пчелой по жаркому, влажному коридору между гудящих стиральных машин и сушилок. Пахнет печеным хлебом. Стиральные машины, каждая с окошком, стоят на стеллажах, верхний из которых находится на высоте пятидесяти футов. Над ними, в дымке тумана, летают воробьи. То и дело они натыкаются на горки из костей или иные свидетельства того, что люди сюда забредали (или их приводили). В коридоре они находят мотороллер, заросший сорняками. Далее видят заржавевшие коньки для фигурного катания. В библиотеке на столе красного дерева человеческими костями выложено слово «СМЕХ». В богато обставленной (но давно уже забытой хозяевами) гостиной, куда приводит их пчела, Дейл и Док видят, что одна стена украшена человеческими лицами, которые срезали, высушили и растянули и укрепили на деревянных подставках. В пустых глазницах нарисовали огромные, удивленные глаза. Дейл думает, что одно лицо он точно узнал: Милтона Вандерли, школьного учителя, который как сквозь землю провалился три или четыре года назад. Все полагали, что младший брат Дона Вандерли просто уехал из города. «Да, — думает Дейл, — он уехал, только не в другой город, а в другой мир». В каменном коридоре пчела залетает в одну из маленьких грязных камер и описывает круги над рваным матрацем. Сначала члены банды Сойера молчат. Все ясно без слов.

Тай был здесь, и не так уж давно. Они улавливают его запах… его страх. Потом Нюхач поворачивается к Джеку. Синие глаза яростно сверкают.

— Старый козел чем-то обжег его. Или ударил электроразрядом.

Джек кивает. Он тоже учуял этот запах, только не знает, носом или головой. Впрочем, разницы никакой.

— Бернсайд больше никого не обожжет и не ударит, — говорит он.

Королева Пчел проскальзывает мимо них и вылетает в коридор. Левая его часть, откуда они пришли, заполнена жужжащим роем. Они поворачивают направо, и пчела уже ведет их вниз по бесконечно длинной лестнице. В какой-то момент они попадают под капель: в «Черном доме» где-то прохудилась труба.

Пять или шесть ступенек мокрые — и они видят следы. Слишком размытые, чтобы эксперты могли распознать их (эта мысль одновременно приходит в голову и Джеку, и Дейлу), но обнадеживающие: следы двух человек, взрослого и ребенка, и совсем свежие. Следовательно, направление выбрано правильное! Они прибавляют шагу, а следом спускается и жужжащее облако, совсем как саранча из Ветхого Завета.

Время, возможно, перестало существовать для банды Сойера, но для Тая Маршалла оно несется со все увеличивающейся скоростью. Он не знает, действительно ли мистер Маншан направляется к лачуге или в этом уверено только его воображение, но чертов мешок никак не дается в руки. Ему удалось подтащить ближе с помощью петли из кишок, но оказалось, что это самая легкая часть. А самая трудная — ухватиться за него.

Ничего не выходит. Как бы он ни вытягивал левую руку, как бы ни изгибался, двух футов не хватает. Слезы боли катятся по щекам. И смешиваются с потом, стекающим со лба.

— Поддай его ногой, — говорит он. — Как футбольный мяч. — И смотрит на мучителя, распростертого на полу. — Как футбольный мяч, так, Берн-Берн?

Ребром стопы подталкивает мешок к стене, начинает поднимать его по запятнанному кровью дереву. Одновременно тянет к нему руку… уже четырнадцать дюймов… один фут… уже…

…и кожаный мешок срывается с ноги и падает на земляной пол. Увы.

— Ты приглядываешь за ним, не так ли, Берни? — Тай тяжело дышит. — Ты должен, знаешь ли, я-то стою к двери спиной. Ты — дозорный, да? Ты… Блин! — На этот раз мешок свалился с ноги, едва Тай начал его поднимать. Свободной рукой он лупит по стене.

«Зачем ты это делаешь? — любопытствует хладнокровный голос. Вроде бы его матери, но не совсем. — Тебе это поможет?»

— Нет, — негодует Тай, — но мне становится легче.

«Тебе станет легче, когда ты освободишься. А теперь попробуй еще раз».

Тай вновь прижимает кожаный мешок к стене… Начинает поднимать, чувствует, внутри что-то есть (может, и ключ), но как знать, что именно? Через кроссовку какая чувствительность? Мешок начинает скользить вверх. Осторожно… не слишком быстро… главное, не потерять мяч…

— Не впускай его, Берни, — шепчет он мертвецу за спиной. — За тобой должок, так что ты должен мне в этом помочь. Я не хочу ехать на моно. Не хочу в Конечный мир. И не хочу становиться Разрушителем. Не знаю, кто они, но не хочу становиться одним из них. Мне бы стать исследователем… может, подводного мира, как Жак Кусто… или военным летчиком… или… БЛИН! — В последнем слове уже не раздражение из-за того, что мешок опять свалился с ноги, а ярость и паника.

Мистер Маншан, он очень спешит. Подходит все ближе. Чтобы увезти его с собой. Дин-та. Аббала-дун. Оттуда ему уже не выбраться.

— Чертова ключа, может, там и нет. — В голосе слышны близкие рыдания. — Или есть, Берни?

Чамми Бернсайд предпочитает не отвечать на вопрос.

— Готов спорить, в мешке ничего нет. Может, только… ну, не знаю… таблетки «Тамс».[130] Человеческое мясо наверняка вызывало у тебя изжогу.

Тем не менее Тай вновь прижимает мешок к стене и начинает поднимать его навстречу протянутым пальцам.

Дейл Гилбертсон прожил в округе Каули всю жизнь, и дикая природа ему не в диковинку. Наоборот, леса, поля и луга, уходящие к горизонту, он воспринимает как норму. Возможно, поэтому выжженные и подернутые дымом земли вокруг Конджер-роуд вызывают у него столь сильное отвращение.

— Куда нас занесло? — спрашивает он Джека. Слова перемежаются вдохами. У банды Сойера тележки для гольфа нет, поэтому они идут пешком. Более того, идут быстрее, чем Тай ехал на «E-Z-Go».

— Точно не знаю, — отвечает Джек. — Я видел похожие места много лет назад. Они назывались Проклятыми землями. Там…

Человек с зеленоватой чешуйчатой кожей бросается на них из-за огромных валунов. В руке он держит кнут. Джек почему-то знает, что это не просто кнут, а арапник. «Бар-р-р!» — кричит страшилище, голосом напоминая Ричарда Слоута.

Джек поднимает биту Тая и вопросительно смотрит на зелененького: «Хочешь получить этим?» Получить битой зелененький определенно не хочет. Несколько секунд смотрит на них, потом поворачивается и убегает. Исчезает за валунами, из-за которых и появился.

— Не нравится им Уандербой. — Нюхач с уважением смотрит на биту. Она так и осталась битой, то же самое можно сказать о кольтах и «ругерах» и о членах банды Сойера: Джеке, Дейле, Нюхаче, Доке. И Джек приходит к выводу, что не очень-то этим и удивлен. Паркус сказал ему, что дело тут не в двойниках, сказал во время их совещания неподалеку от госпитального шатра. Этот мир, возможно, расположен по соседству с Долинами, но это не Долины. Джек как-то об этом забыл.

«Да, забыл… потому что слишком многое приходилось держать в голове».

— Не знаю, парни, пригляделись ли вы к стене по ту сторону этой очаровательной сельской дороги, — говорит Док, — но большие белые булыжники, судя по всему, черепа.

Нюхач пристально оглядывает стену, потом вновь смотрит вперед.

— Меня больше волнует вот та штуковина. — Над холмами поднимается гигантское сооружение из металла и стекла, набитое какими-то механизмами. Верхняя часть сооружения исчезает в облаках. Они видят маленькие фигурки, слышат удары кнутов. С такого расстояния удары эти напоминают выстрелы из мелкокалиберных винтовок. — Что это, Джек?

Первая мысль Джека — перед ним Разрушители Алого Короля. Но нет, их слишком много. Сооружение похоже на какой-то завод или энергетическую станцию, приводимую в движение рабами. Детьми, недостаточно талантливыми для того, чтобы стать Разрушителями. В его сердце закипает ярость. Похоже, пчелы это чувствуют, потому что их жужжание усиливается.

И тут же в голове Джека слышится голос Спиди: «Остынь, Джек, твоя первейшая задача — спасение одного маленького мальчика. И времени у тебя очень, очень мало».

— Господи, — Дейл поднимает руку, — глаза меня не обманывают?

Он указывает на виселицу.

— Если вы видите виселицу, — отвечает ему Док, — то к окулисту вам обращаться незачем.

— Посмотрите на все эти ботинки, — продолжает Дейл. — Чего они навалили такую кучу обуви?

— Бог знает, — пожимает плечами Нюхач. — Полагаю, таков местный обычай. Мы близко, Джек? Сколько нам еще идти?

Джек смотрит на дорогу, ведущую к громадной постройке, потом на другую, отходящую от нее, в начале которой стоит виселица.

— Близко, — отвечает он. — Я думаю…

И тут впереди слышатся крики. Крики ребенка, стоящего на грани безумия. А может, перешагнувшего эту грань.

Тай Маршалл слышит приближающееся жужжание пчел, но думает, что жужжат они только у него в голове, что звук этот — производная его растущей тревоги. Он не знает, сколько раз пытался поднять кожаный мешок Берни по стене: сбился со счета.

У него нет и мысли, что координация движений улучшится, если снять шапку, которая выглядит как матерчатая, а сработана из металла. Он забыл о ее существовании. Знает только одно: он устал, вспотел, его трясет, но, если он не успеет вовремя добраться до мешка, для него все будет кончено.

«Я, наверное, пойду с мистером Маншаном, если он пообещает мне стакан воды», — думает Тай. Но у него железная воля Джуди, да и Софи настаивает на том, чтобы он не сдавался. Поэтому, игнорируя боль в бедре, он вновь начинает поднимать мешок, на этот раз поддерживая ногу правой рукой.

Десять дюймов… восемь… ближе, чем когда-либо…

Мешок начинает скользить влево. Вот-вот упадет с ноги.

Опять.

— Нет, — шепчет Тай. — На этот раз нет.

Он сильнее прижимает кроссовку к дереву, продолжает поднимать мешок.

Шесть дюймов… четыре… три… мешок все сильнее заваливается влево, сейчас окончательно соскользнет…

— Нет! — кричит Тай, наклоняется вперед. В спине что-то трещит. В левом плече — тоже. Но его пальцы скользят по коже… потом хватают ее. Он тянет мешок к себе… едва не роняет. — Ни в коем разе, Берни. — Он трясет мешок, потом прижимает к груди. — Никуда ему теперь от меня не деться, никуда! — Он ухватывает мешок зубами. Какая же от него идет вонь — одеколон Бернсайда. Но он вонь игнорирует, лихорадочно шарит в мешке правой рукой. Поначалу ничего не находит, потом его пальцы нащупывают какой-то маленький металлический предмет.

Он вытаскивает руку из мешка. В ней — ключ.

«Только бы не уронить его, — думает Тай. — Если уроню, сойду с ума. Точно сойду».

Ключ он не роняет. Поднимает над головой, вставляет в маленькое отверстие в наручнике, который сжимает его левое запястье, поворачивает. Наручник раскрывается.

Медленно, очень медленно Тай высвобождает руку из железного кольца. Наручники падают на земляной пол. Он опускает левую руку, и тут ему в голову приходит дикая мысль: на самом-то деле он в камере в «Черном доме», спит на рваном матраце, в одном углу — ведро для физиологических отправлений, в другом — миска с разогретыми мясными консервами. И обретенная свобода — плод воображения, лучик надежды, подаренный ему перед тем, как его самого отправят в котел.

Снаружи доносится грохот Большой Комбинации и крики детей, которые бредут, бредут, бредут на окровавленных ножках, приводя ее в движение. И где-то рядом мистер Маншан, жаждущий увезти его куда-то далеко-далеко, где будет хуже, чем здесь.

И все же это не сон. Тай не знает, куда он пойдет и сумеет ли вернуться в свой мир, но первый шаг — выбраться из этой лачуги и из этого места. Ноги у него подгибаются, как у человека, впервые поднявшегося с постели после долгой болезни или несчастного случая, но Тай Маршалл переступает через тело Бернсайда и выходит из лачуги. Небо затянуто облаками, земля голая, небоскреб боли и грохота страшит, но Тай испытывает безмерную радость. Потому что наконец-то обрел свободу. Только выйдя из лачуги, он понимает, что, входя в нее, практически попрощался с жизнью. На мгновение Тай закрывает глаза, поднимает лицо к серому небу. Поэтому не видит фигуру, что скромно стоит у угла, ожидая появления Тая. Для этого господина важно, чтобы мальчик вышел в шапке. Убедившись, что она на голове Тая, лорд Малшан — более точно на земных языках его имя не произнести — выступает вперед. Его огромное лицо похоже на половник, обтянутый кожей. Единственный глаз выпучен. Красные губы растянуты в улыбке. Когда он обнимает мальчика, Тай начинает кричать, не столько от страха и удивления, как от ярости. Он же приложил столько усилий, чтобы освободиться, столько усилий!

— Тихо! — шепчет лорд Малшан, но, поскольку из груди Тая продолжают исторгаться дикие крики (на верхних ярусах Большой Комбинации некоторые дети прекращают работу и поворачиваются на эти крики, однако удары кнутов жестоких надсмотрщиков тут же напоминают им, что отвлекаться от работы, не положено), лорд аббала произносит еще одно слово, уже на Черном наречии:

— Пнанг.

Тай обмякает. Если бы лорд Малшан не поддерживал его, свалился бы на землю. Стоны протеста продолжают вырываться из полуоткрытого рта мальчика, но он больше не кричит. Лорд Малшан поворачивает длинное, похожее на половник лицо к Большой Комбинации и улыбается. Жизнь хороша! Потом заглядывает в лачугу… На мгновение, но не без интереса.

— Убил его, — говорит лорд Малшан. — С шапкой на голове. Потрясающий мальчишка! Король захочет встретиться с тобой лично. Прежде чем ты отправишься в Дин-та, знаешь ли. Возможно, угостит тебя пирогом и кофе. Ты только представь себе, юный Тайлер! Пирог и кофе в компании аббала! Пирог и кофе за одним столом с королем!

—..не хочу идти… хочу домой… к ма-а-а-а… — Слова выплескиваются, как кровь из смертельной раны.

Лорд Малшан проводит пальцем по губам Тая, и под его прикосновением они смыкаются.

— Тихо, — повторяет скаут аббала. — Если кто меня и раздражает, это болтливый попутчик. Путешествие нам предстоит долгое. Края эти находятся далеко от твоего дома, друзей, семьи… да не плачь ты. — Лорд Малшан замечает слезы, катящиеся по щекам мальчика. — Не плачь, маленький Тай. У тебя появятся новые друзья. Например, Старший Разрушитель. Все мальчики любят Старшего Разрушителя. Его зовут мистер Братигэн. Может, он расскажет тебе истории своих побегов. Они такие забавные! Просто потрясающие! А теперь мы должны идти! Тебя ждут пирог и кофе у короля! Помни об этом!

Лорд Малшан полный, ноги у него колесом (причем ноги эти заметно короче огромного лица), но силы ему не занимать.

Он засовывает Тая под мышку, словно весит мальчик не больше газеты. В последний раз смотрит на Берни, без всякого сожаления: в штате Нью-Йорк уже появился многообещающий молодой человек, а Берни свое отслужил.

Лорд Малшан склоняет голову набок, с губ слетает смешок. А потом отправляется в обратный путь, не забыв поглубже надвинуть шапку на голову мальчика. Тай — не просто Разрушитель, он, возможно, самый могущественный Разрушитель из всех живших и живущих. К счастью, он еще не подозревает о своих способностях. Возможно, ничего не случится, если шапка и свалится с его головы, но лучше не рисковать.

Упругим шагом, даже напевая что-то себе под нос, лорд Малшан выходит на Конджер-роуд, поворачивает налево, чтобы через полмили свернуть на Стейшн-хауз-роуд, и замирает. Дорогу ему загораживают четверо мужчин, которых лорд Малшан называет Терта. Это сленговое прозвище и не слишком лестное. В Книге правильного земледелия Тером называется период Полной Земли, когда проводится спаривание домашней скотины. Лорд Малшан воспринимает мир, расположенный за парадной дверью «Черного дома», как огромный аквариум с самыми разными рыбками, куда он может залезать сачком и отлавливать, разумеется на благо аббала, тех, кого пожелает.

Четверо мужчин с Тер? Губы Малшана пренебрежительно кривятся, отчего лицо еще больше удлиняется. Что они здесь делают? Как им вообще удалось сюда попасть? На что они сейчас надеются?

Улыбка начинает вянуть, когда он видит палку у одного из них. Она светится многоцветьем, но цвета эти то и дело сливаются в один — белый. Ослепляющий свет. Лорд Малшан знает только одну вещь, также светящуюся, и вещь эта — Сфера Вечности, которую некий маленький мальчик-бродяжка воспринимал как Талисман. Мальчик лишь однажды коснулся его, но, как могла сказать ему Лаура де Луизиан, как Джек уже знает сам, прикосновение к Талисману остается навеки.

Улыбка исчезает полностью, когда лорд Малшан понимает, что мужчина с палкой и есть тот самый мальчик. Он снова пришел, чтобы помешать их планам, но если он думает, что вернет себе главный приз, то сильно ошибается. В конце концов, это палка, а не Сфера, и если часть силы Сферы по-прежнему живет в этом человеке, то она крайне невелика. По прошествии стольких лет она не могла не обратиться в пыль.

«А вдруг не обратилась? Тогда в пыль превратят меня, в случае, если мальчик достанется им, — думает мистер Малшан. — Я должен…»

Его единственный глаз так и притягивает темное облако, висящее за людьми из Тера. Оно мерно, сонно жужжит. Пчелы? Пчелы с жалами? Пчелы с жалами между ним и Стейшн-хауз-роуд?

Ладно, он ими займется позже. После того, как разберется с этими назойливыми людьми.

— Добрый день, господа, — здоровается лорд Малшан наиприятнейшим голосом. Немецкий акцент исчезает бесследно. Говорит английский аристократ из комедии, поставленной в одном из театров Вест-Энда в середине пятидесятых годов прошлого столетия. — Как прекрасно, что вы решили нанести мне визит, забравшись в такую даль, действительно прекрасно, учитывая, что день выдался таким пасмурным.

Однако, боюсь, здесь все дни такие пасмурные, в Динах Конечного мира солнца практически не бывает, так уж исторически сложилось, знаете ли, но, самое ужасное, я не могу остаться с вами, должен бежать. К сожалению, меня ждут в другом месте. Вместе с ним.

Лорд Малшан поднимает Тая и трясет. Хотя глаза мальчика открыты и он, безусловно, воспринимает происходящее, его руки и ноги болтаются, как у тряпичной куклы.

— Поставь его на землю, Маншан, — говорит тот, что с палкой, и лорд Малшан вдруг понимает, что у него могут возникнуть проблемы. Действительно могут. Но улыбка его становится шире, обнажая большие острые, чуть загнутые внутрь зубы.

Если они во что-то вцепятся, кубок обязательно останется в костяной ловушке.

— Маншан? Маншан? Здесь таких нет. И Мистера Понедельника, между прочим, тоже. Все ушли, а-ля, у-лю. А насчет того, чтобы поставить мальчика на землю, не могу, дорогой мой, просто не могу. Я дал слово, знаете ли. И потом, вы должны почитать себя счастливчиками. В вашем городе больше не правит ужас! Ура! Рыбак мертв… этот мальчик лично с ним разделался, этот удивительный мальчик. — Он вновь трясет Тая, следя за тем, чтобы голова находилась выше тела. Нельзя допустить, чтобы шапка свалилась с головы.

Пчелы его тревожат.

«Кто послал пчел?»

— Мать мальчика в сумасшедшем доме, — говорит мужчина с палкой. Палка светится все ярче, с нарастающим страхом осознает лорд Малшан. Сейчас он очень боится, но вместе со страхом приходит и злость. Неужели они действительно могут отнять его? Действительно могут отнять мальчика? — Она в сумасшедшем доме и хочет, чтобы сын вернулся к ней.

Если так, то их старания будут вознаграждены трупом. Но свой страх лорд Малшан скрывает за широкой улыбкой.

Поднимает обмякшее тело Тая ко рту, щелкает зубами менее чем в дюйме от его шеи.

— Предложите ее мужу вставить в нее свою палку и сделать еще одного мальчика. Я уверен, что ему это по силам. В конце концов, они живут в Терта. В Терта женщине, чтобы забеременеть, иной раз достаточно перейти улицу.

— Ей нужен этот, — возражает один из бородачей, — Но мне он тоже нужен, дорогой мой, тоже нужен. — На этот раз лорд Малшан легонько кусает шею Тая, показывается кровь, как при порезе при бритье. За спиной Малшана Большая Комбинация гремит по-прежнему, но крики прекратились.

Словно дети, которые приводили в движение все сооружение, поняли: что-то изменилось или может измениться, мир пришел в состояние неустойчивого равновесия.

Мужчина со светящейся палкой делает шаг вперед. Лорд Малшан против воли отступает на шаг. Выказывать слабость и страх — ошибка, он это знает, но ничего не может с собой поделать. Ибо перед ним не обычный та. Он из породы стрелков, воинов Верхнего мира.

— Еще шаг, и я разорву ему горло, дорогой мой. Мне не хочется этого делать, очень не хочется, но, можете не сомневаться, я это сделаю.

— Ты умрешь двумя секундами позже, — отвечает мужчина с палкой. Страха в нем нет совершенно, ни за себя, ни за Тая. — Ты этого хочешь?

На самом деле, выбирая между смертью и возвращением к Алому Королю с пустыми руками, лорд Малшан выбрал бы смерть. Но возможно, до этого не дойдет. Успокаивающее слово сработало с мальчиком и сработает как минимум с остальной троицей, обыкновенными людьми. А когда они будут стоять как истуканы с открытыми глазами, не чувствуя ни рук ни ног, лорд Малшан сможет заняться четвертым. Это, разумеется, Сойер. Такая у него фамилия. Что же касается пчел, то у него достаточно защитных слов, чтобы целым и невредимым добраться по Стейшн-хауз-роуд до моно. А если его и ужалят несколько раз, что с того?

— Ты этого хочешь? — повторяет вопрос Сойер.

Лорд Малшан улыбается.

— Пнанг! — восклицает он, и за спиной Джека Сойера Дейл, Нюхач и Док застывают.

Лорд Малшан улыбается во весь рот.

— И что вы теперь будете делать, мой дорогой друг? Что вам теперь делать, когда ваши друзья более ничем не могут вам…

Но Арманд «Нюхач» Сен-Пьер направляется к Джеку. Первый шаг дается ему с огромным трудом, каждый последующий — гораздо легче. Теперь уже его улыбка обнажает зубы.

— Вина за смерть моей дочери лежит на тебе, — говорит он. — Может, ты сам ее не убивал, но Бернсайд действовал по твоей указке. Так? Я — ее отец, говнюк. Ты думаешь, меня можно остановить одним сраным словом?

Док присоединяется к своему другу.

— Ты испоганил мой город, — рычит Дейл Гилбертсон. И идет за остальными.

Лорд Малшан не верит своим глазам. Черное наречие их не остановило. Ни одного. Они загораживают ему дорогу, они посмели загородить ему дорогу к прогрессу!

— Я его убью! — рычит лорд Малшан. — Я его убью. И что ты на это скажешь, Солнечный мальчик? Как сможешь мне помешать?

Вопрос поставлен ребром: кто кого? Мы не можем наблюдать за схваткой сверху, увы, поскольку ворона, которую мы использовали для передвижения (заверяем вас, Горг не имел об этом ни малейшего представления), мертва, но даже со стороны видно, что это типичная сцена десяти тысяч фильмов, как минимум в дюжине из которых снялась Лили Кевинью.

Джек наклоняет биту, в которой даже Нюхач узнал Уандербоя. Рукояткой упирается в плечо, нацеливает в голову лорда Малшана.

— Опусти его на землю, — говорит он. — Даю тебе последний шанс.

Лорд Малшан поднимает мальчика выше.

— Давай! — кричит он. — Стрельни в меня энергетическим разрядом! Я знаю, ты это можешь! Ты попадешь и в мальчика! Ты попадешь в мальчика и…

Из оконечности биты Ричи Секссона вырывается ослепительно яркий луч, тонкий, как острие карандаша. Он попадает в единственный глаз лорда Малшана и выжигает его. Демон вопит, наклоняется вперед, раскрывает челюсти, чтобы укусить и в смерти.

Но не успевает, потому что второй луч из серебряного перстня на левой руке Нюхача Сен-Пьера попадает эмиссару аббала в рот. Красные губы лорда Малшана охватывает пламя… но он удерживается на ногах, стоит на дороге спиной к Большой Комбинации, пытается укусить, оборвать жизнь талантливого сына Джуди Маршалл.

Дейл бросается вперед, хватает мальчика за талию и плечи, выдергивает из рук Малшана, отскакивает к обочине. Его бледное лицо сурово и решительно.

— Прикончи его, Джек! — орет Дейл. — Прикончи этого сукина сына!

Джек приближается к ослепленному, вопящему, обожженному демону, который размахивает руками посреди Конджер-роуд. Кладет биту на правое плечо, обеими руками берется за рукоятку. Лучами бита отстрелялась, теперь самое время использовать ее по прямому назначению.

— Получи, дорогой. — И Джек наносит удар, который сделал бы честь и Ричи Секссону. Даже Большому Маку. Бита врезается в висок огромной головы лорда Малшана. Разбивает ее, как гнилой арбуз. Летят ярко-алые брызги. А мгновением позже голова взрывается, забрызгивая всех своим содержимым.

— Похоже, Королю придется искать нового мальчика на побегушках. — Нюхач стирает с лица кровь и мозги, рассеянно вытирает руки о потертые джинсы. — Круговая пробежка, Джек. Даже слепой это видит.

Дейл, качая на руках Тайлера, добавляет:

— Игра закончена, дело закрыто, застегивай молнию ширинки.

Начальник полиции Френч-Лэндинга осторожно ставит Тая на ноги. Мальчик смотрит на него, потом на Джека. В глазах загорается огонек. Возможно, облегчения, возможно, осознания случившегося.

— Бита, — говорит он. Голос сиплый, они едва его понимают.

Тай откашливается, повторяет попытку:

— Бита. Мечтал о ней.

— Правда? — Джек опускается перед мальчиком на колени, протягивает ему биту. Тай не выказывает желания взять биту, но касается ее рукой. Потом гладит забрызганную мозгами поверхность. Глаза его не отрываются от Джека. Словно пытается понять, с кем имеет дело. Понять, что происходит. Осознать, что его в конце концов действительно спасли.

— Джордж, — говорит мальчик. — Джордж. Рэтбан. Действительно слепой.

— Да, — кивает Джек. — Но иногда слепой не слеп. Ты это знаешь, Тайлер?

Мальчик кивает. Джек никогда в жизни не видел такого уставшего человека, вымотавшегося донельзя.

— Хочу. — Тай облизывает губы, откашливается. — Хочу… пить! Воды. Хочу к маме. Увидеть маму.

— Мне представляется, неплохой план, — замечает Док. Смотрит на останки существа, которого они полагают мистером Маншаном. — Давайте отвезем мальчика в Висконсин до того, как здесь появятся приятели Одноглазого.

— Точно, — кивает Нюхач. — Сжечь «Черный дом» дотла — моя первостепенная задача. Лично брошу первую спичку. А может, мне вновь удастся высечь огонь из перстня. Я бы с удовольствием. Но сначала, конечно, надо вернуться.

— Полностью с вами согласен, — поддерживает байкеров Дейл. — Не думаю, что Тай сможет идти сам, но мы можем по очереди его не…

— Нет, — отрезает Джек.

Они в удивлении смотрят на него.

— Джек, — Нюхач говорит с удивительной для него мягкостью, — мне представляется, что мы здесь загостились.

— Мы еще не закончили, — объясняет ему Джек. Потом качает головой и поправляет себя:

— Тай еще не закончил.

Джек Сойер стоит на коленях на Конджер-роуд, думая: «Я был ненамного старше этого мальчика, когда пересек Америку и Долины, чтобы спасти жизнь своей матери». Он знает, что это правда, и при этом сам себе не верит. Но помнит, каково это, быть двенадцатилетним, маленьким, испуганным беззащитным, бежать, не привлекая к себе внимания, на шаг впереди теней, грозящих накрыть и поглотить. Все должно закончиться. Тай прошел через девять кругов ада, он имеет полное право вернуться домой.

К сожалению, последняя точка еще не поставлена. Осталось одно дельце.

— Тай.

— Хочу. Домой.

Если в глазах мальчика и затепливался свет, сейчас он потух. У него лицо беженца на контрольно-пропускном пограничном пункте или человека у ворот концлагеря. Он провел слишком много времени в земле опопанакса. И он же ребенок, черт побери, еще ребенок. Он не заслуживает того, что собирается сделать с ним Джек Сойер. Но с другой стороны, и Джек Сойер не заслуживал тех страданий, которые ему пришлось пережить.

Сие ничего не доказывает, но придает ему мужества реализовать намеченное.

— Тай. — Он ухватывает мальчика за плечо.

— Вода. Мама. Домой.

— Нет, — качает головой Джек. — Еще нет. — Разворачивает мальчика. На его лице ярко блестят капли крови лорда Малшана. Джек чувствует, что люди, которые пришли с ним, которые ради него рисковали жизнью и психикой, начинают хмуриться.

Не важно. Он должен выполнить свою работу. Он — копписмен, а здесь совершаются противозаконные деяния.

— Тай.

Молчание. Мальчик стоит понурив голову. Старается превратиться в растение, которое может только дышать.

Джек указывает на уродливое сооружение из балок, транспортеров, ферм, дымящихся труб. Указывает на детей-муравьев. Вершина Большой Комбинации прячется в облаках, основание уходит в землю. Как далеко в каждом направлении? На милю? Две? Есть ли дети выше облаков, в кислородных масках, поворачивающие рычаги, вертящие шестерни, перемещающие транспортеры? Есть ли дети внизу, изнывающие от жара под-. земного огня? Внизу, в лисьих норах и крысиных норах, куда никогда не заглядывает солнце.

— Что это? — спрашивает мальчика Джек. — Как ты это называешь? Как называл Берни?

Тай молчит.

Джек встряхивает мальчика за плечо. Не так уж и нежно.

— Как ты это называешь?

— Эй. — В голосе Дока слышится возмущение. — Вот это уже лишнее.

— Заткнись. — Джек на него не смотрит. Он смотрит на Тая, пытаясь разглядеть в синих глазах что-либо, помимо пустоты. Ему нужно, чтобы мальчик увидел эту гигантскую, стонущую махину. Действительно увидел. Потому что, не увидев, так он может ужаснуться? — Что это?

Тай отвечает после долгой, долгой паузы:

— Большая. Большая. Большая Комбинация. — Слова медленно сползают губ, словно он говорит во сне.

— Большая Комбинация, да, — кивает Джек. — А теперь останови ее.

У Нюхача отваливается челюсть.

— Джек, ты сошел… — начинает Дейл, замолкает.

— Я. Не. Могу. — Тай с обидой смотрит на Джека, словно тот и так должен это знать.

— Ты можешь, — настаивает Джек. — Можешь и остановишь. А как может быть иначе, Тай? Или ты думаешь, что нас не замучает совесть, если мы повернемся к ним спиной и отведем тебя к матери, чтобы она напоила тебя горячим шоколадом и уложила в постель? — Он повышает голос и не думает замолкать, хотя видит, что мальчик плачет. Снова трясет Тая. Тот сжимается в комок, но не пытается вырваться. — Ты думаешь, кто-нибудь будет счастлив, зная, как надрываются эти дети, как работают из последних сил, пока не упадут, после чего их заменяют другие? Ты будешь видеть их лица в своих снах, Тайлер. Ты будешь видеть их лица, и их маленькие грязные ручки, и их окровавленные ножки в своих гребаных снах.

— Прекрати! — вмешивается Нюхач. — Прекрати, а не то я тебе врежу.

Джек поворачивается, и Нюхач отступает под его яростным взглядом. Смотреть на Джека Сойера в таком состоянии все равно что смотреть в дин-та.

— Тайлер.

Губы Тайлера дрожат. Слезы текут по грязным щекам.

— Хватит. Я хочу домой!

— Как только ты остановишь Большую Комбинацию. Потом пойдешь домой. Не раньше.

— Я не могу!

— Можешь, Тайлер. Можешь.

Тайлер смотрит на Большую Комбинацию, и Джек чувствует, что мальчик пытается что-то сделать. Ничего не меняется.

Конвейеры движутся, кнуты свистят, иногда кричащая точка валится (или прыгает) с тронутой ржавчиной южной стороны сооружения.

Тайлер переводит взгляд на Джека, и пустота в его взгляде вызывает у последнего жуткую ненависть. «Я не мо-о-о-гу!» — верещит Тайлер, и Джеку остается только удивляться, как такой неделю сумел остаться в живых. Неужели он растратил весь свой потенциал на то, чтобы выжить? Неужели? Джек не может с этим смириться. Злость захлестывает его, и он отвешивает Тайлеру оплеуху. Крепкую оплеуху. Дейл ахает. Голову Тая отбрасывает в сторону, его глаза изумленно раскрываются.

И тут шапка слетает с его головы.

Джек стоял на коленях перед мальчиком. Его отбрасывает назад, он приземляется на задницу посреди Конджер-роуд.

Мальчик… что?

«Оттолкнул меня. Оттолкнул меня силой мысли».

Да. Джек разом ощущает появление новой силы, сверкающей силы, яркостью готовой соперничать с лучом, который вырывался из биты Ричи Секссона.

— Что, что случилось? — кричит Док.

Пчелы тоже почувствовали эту силу, может, даже острее, чем люди. Их сонное жужжание разом усиливается, облако темнеет. Словно они сбились в кучу. Теперь они напоминают кулак, занесенный для удара под серым небом.

— Почему вы ударили меня? — кричит Тай на Джека, и тот вдруг понимает, что мальчик мог убить его, если бы захотел. В Висконсине его сила была сокрыта от всех (за исключением тех, кто обладал особым даром и чувствовал ее). Здесь же… здесь…

— Чтобы разбудить тебя! — кричит Джек. Встает. — Причина в этом? — Он указывает на шапку.

Тай смотрит на нее, потом кивает. «Да. Шапка. Но ты не знал, не мог знать, как сильно уменьшает шапка твой потенциал, пока не снял бы ее с головы. Или кто-то не сшиб бы ее». Он смотрит на Джека. В глазах ум и решительность. Пустоту, туман сняло как рукой. И сам Тай лучится внутренним светом, который чувствуют все… и силой, которую так хотелось использовать в своих целях лорду Малшапу.

— Что я должен сделать? — спрашивает он, Тайлер Маршалл, сын львицы.

Вновь Джек указывает на Большую Комбинацию:

— То, что ты должен, Тайлер. Ты — Разрушитель. — Он глубоко вдыхает, наклоняется к розовому ушку мальчика, шепчет:

— Разрушь ее.

Тайлер Маршалл поворачивает голову, встречается с Джеком взглядом:

— Разрушить?

Джек кивает, и Тайлер вновь смотрит на Большую Комбинацию.

— Хорошо. — Говорит он это скорее не Джеку, а себе. Моргает, широко расставляет ноги, сцепляет руки перед грудью. Меж бровей появляется маленькая вертикальная морщинка, уголки рта поднимаются, как при улыбке. — Хорошо, — шепчет Тай.

Секунду-другую ничего не меняется Потом в недрах Большой Комбинации возникает гул. Ее верхняя часть колеблется, как мираж в жаркий день. Надсмотрщики не знают, как реагировать, воздух наполняет скрежет ломающегося металла. Дети в замешательстве смотрят вверх, по сторонам. Скрежет усиливается, дробится на сотни разноголосых скрежетов. Шестерни начинают вращаться в обратную сторону, шарниры заклинивает, кулачки вырывает из гнезд.

Вся Большая Комбинация качается и вибрирует. Под землей взрываются паровые котлы, на поверхность вырываются столбы пламени и пара. Останавливаются где-то и рвутся транспортеры, которые бежали тысячи лет, подгоняемые миллиардами окровавленных ножек.

Ощущение такое, будто огромный металлический сосуд дал течь сразу в сотнях мест. Джек наблюдает, как дети с нижних уровней спускаются вниз по фермам. Разбегаются во все стороны.

Прежде чем зеленокожие предпринимают попытку остановить массовый побег, пчелы уже окружают огромное сооружение. И когда надсмотрщики пускают в ход кнуты, атакуют их со всех сторон и жалят, жалят, жалят. Одни надсмотрщики падают с транспортеров, другие, обезумев, хлещут кнутами своих же, пока кто-то не сбрасывает их вниз.

Банда Сойера не ждет окончания этого побоища. Королева пчел подлетает к ним, вырвавшись из жужжащего хаоса, делает круг над их поднятыми головами и ведет их назад, к «Черному дому».

Во всех мирах, примыкающих друг другу в бесконечности многомерного пространства, для зла наступают тяжелые времена: деспоты умирают, подавившись куриными косточками, тираны гибнут под пулями убийц, отправляются на тот свет, отравленные сладким вином, поднесенным любовницами, пыточных дел мастера падают замертво на залитые кровью полы. Деяние Тая отдается во всех без исключениях мирах, и везде зло терпит пусть временное, но поражение. В трех мирах от нашего, в большом городе, известном как Лондинорий, Тернер Тофэм, член парламента в течение двадцати лет и педофил с тридцатилетним стажем, гуляя по авеню Пик-а-Дерри, внезапно превращается в факел. Двумя мирами дальше симпатичный молодой сварщик по имени Фредди Карвер с Айлс-Ирза, менее известный член клана Тофэма, направляет факел горелки на свою левую руку и сжигает ее до костей.

Высоко, высоко, на самой вершине Темной башни, Алый Король чувствует боль в животе и, морщась, садится в кресло. Где-то, он знает, случилось что-то очень серьезное и ситуация в его ужасном королевстве кардинальным образом изменилась.

Следуя за Королевой Пчел, Тайлер Маршалл, сверкая глазами, с бесстрашным лицом, едет на плечах Джека, словно мальчик-король. За Джеком и его друзьями следуют сотни и сотни детей, убежавших из-под развалин Большой Комбинации. Они идут как на Конджер-роуд, так и по примыкающим к ней полям. Некоторые дети из нашего мира, многие — из других. Дети пересекают голую равнину, как оборванные армии, продвигаясь к «дверям» в свои миры. Хромающие батальоны детей напоминают колонны пьяных муравьев.

Дети, следующие за бандой Сойера, такие же оборванцы, как и остальные. Половина из них просто голые. Их фотографии мы могли видеть в газетах и на сайтах поиска пропавших детей под заголовком «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Эти лица преследуют во снах безутешных родителей. Некоторые из детей смеются, другие плачут, есть и такие, кто смеется и плачет одновременно. Они не знают, куда идут, но им все равно. Они довольны тем, что Большая Комбинация больше их не держит. Они знают, что обрели свободу. Огромная машина, которая отнимала у них все силы, радость жизни и надежду, превратилась в руины, их же охраняет полог из пчел. Они свободны!

В четыре часа шестнадцать минут пополудни банда Сойера выходит на крыльцо «Черного дома». Тайлер уже едет на мощных плечах Нюхача. Они спускаются по ступеням, останавливаются перед патрульной машиной Дейла Гилбертсона (мертвые пчелы лежат на капоте и в углублениях под «дворниками»).

— Посмотрите на дом, Голливуд, — бормочет Док.

Джек смотрит. Теперь это всего лишь дом, трехэтажный, когда-то, возможно, очень неплохой, но без должного ухода давно уже обветшавший. Более того, кто-то выкрасил его черной краской, от фундамента до конька, даже рамы и стекла. Зрелище грустное, но никак не нагоняющее страх. И он более не меняется на глазах, не пребывает в непрерывном движении, застыл, как и положено дому. Заброшенное жилище старика, безумного, но крайне опасного. Этот старик дал сто очков форы таким монстрам, как Дамер, Хаарман, Альберт Фиш. Теперь зло, когда-то обитавшее в этом доме, покинуло его, рассеялось, его выдуло свежим ветром. Джек должен что-то сделать с этим гиблым местом, он дал слово умирающему Мышонку.

— Док, — говорит Нюхач, — ты только посмотри.

Большая собака, большая, но никак не чудовище, ковыляет по проселку, который ведет к шоссе № 35. Похоже, помесь боксера и дога. Половина головы и одна из задних лап отстрелены.

— Это твой адский пес, — добавляет Нюхач.

Док таращится на собаку:

— Что, что?

— Он самый, — кивает Нюхач, достает кольт, чтобы положить конец страданиям псины, но, прежде чем успевает прицелиться, собака ложится на бок и испускает дух. Нюхач поворачивается к Джеку и Дейлу:

— Она заметно уменьшилась в размерах после того, как выключили эту чертову машину, да?

— Я хочу увидеться с мамой, — подает голос Тай. — Можно?

— Да, — кивает Джек. — Ты не будешь возражать, если по пути мы заедем за твоим отцом? Думаю, он с радостью поедет с нами.

Тайлер устало улыбается:

— Да, заедем за ним.

— Отлично.

Дейл осторожно разворачивается на вырубке и уже подъезжает к проселку, когда Тай восклицает:

— Смотрите! Смотрите! Они идут!

Дейл давит на педаль тормоза; смотрит в зеркало заднего обзора, шепчет:

— О Джек. Святая Мария, Матерь Божия.

Ставит ручку переключения скоростей в нейтральное положение, вылезает из кабины. Остальные следуют его примеру.

Все смотрят на «Черный дом». Выглядит он как обычный дом, но, похоже, еще не потерял всю магическую силу. Где-то остаются открытыми двери: в подвале, в спальне, на грязной кухне.

По эту сторону двери — округ Каули, по другую — Конджер-роуд, дымящиеся развалины Большой Комбинации и Дин-та.

Пчелы вылетают на крыльцо «Черного дома». Вместе с ними выходят дети, которых ведут пчелы. Дети смеются, плачут, держатся за руки. Джеку представляется, что вот так люди и животные выходили из Ноева ковчега.

— Святая Мария, Матерь Божия, — вновь шепчет Дейл. Вырубка перед «Черным домом» заполняется смеющимися, плачущими, бормочущими детьми.

Джек подходит к Нюхачу, который встречает его широкой улыбкой.

— После того как все дети выйдут, мы должны закрыть дверь, — говорит Джек. — Навсегда.

— Я знаю, — кивает Нюхач.

— Есть идеи?

— Скажем так, если ты пообещаешь мне, действительно пообещаешь, не задавать лишних вопросов и больше об этом не вспоминать, я еще до полуночи разыщу кое-что эффективное и в достаточном количестве.

— Что? Динамит?

— Пожалуйста. Разве я не сказал — эффективное?

— Ты собираешься.

Нюхач улыбается, глаза превращаются в щелочки.

— Я рад, что ты на моей стороне. Увидимся на дороге около полуночи. Постараемся не привлекать внимания, но не думаю, что нам может кто-то помешать.

— На обратном пути нам точно не мешали.

Док хлопает Дейла по плечу:

— Надеюсь, в этой части света есть организации, заботящиеся о беспризорных детях, чиф. Думаю, вам понадобится их помощь.

— Святая… — Дейл умоляюще смотрит на Джека. — Что же мне делать?

Джек улыбается:

— Полагаю, тебе самое время позвонить… как там называет их Сара? Цветной отряд?

В глазах Дейла Гилбсртсона вспыхивает огонек надежды. А может, предвкушение триумфа. Джон Реддинг из ФБР, детективы Перри Браун и Джеффри Блэк из управления полиции Висконсина. Он представляет себе, как эта троица вдруг сталкивается со средневековым Крестовым походом детей в Западном Висконсине. Представляет себе, сколько бумаг придется им написать в связи со столь неординарным событием. На это у них уйдут месяцы, а то и годы. Возможно, не обойдется без нервных срывов. И уж конечно, им будет не до Дейла Гилбертсона, начальника полиции Френч-Лэндинга.

— Джек, что именно ты предлагаешь?

— Если не вдаваться в подробности, я предлагаю, чтобы ты переложил всю черновую работу на них, а лавры оставил себе. Как ты на это смотришь?

Дейл обдумывает его слова:

— Это справедливо. Так мы везем парнишку к отцу, а потом их обоих в Арден, к его матери?

— Отлично, — кивает Джек. — Жаль только, что с нами нет Генри.

— Полностью с тобой согласен. — Дейл садится за руль. Через мгновение они уже едут по проселку.

— А как же дети? — спрашивает Тай, глядя в заднее стекло. — Вы собираетесь оставить их здесь?

— Я позвоню в управление полиции Висконсина, как только мы выедем на шоссе, — отвечает Дейл. — Я думаю, они должны незамедлительно включиться в операцию. Как, разумеется, и ФБР.

— Все так, — кивает Нюхач.

— Абсолютно, — соглашается Док.

— Блестящее административное решение. — Джек вновь усаживает Тая себе на колени. — С ними ничего не случится, — шепчет он на ухо мальчику. — Висконсин куда лучше того места, откуда они пришли.

Давайте выскользнем из водительского окна вместе с ветерком и проводим взглядом четверых отчаянно храбрых мужчин и мальчика, который уже никогда не будет таким юным и наивным.

Вырубка перед «Черным домом», уже безопасная, лишенная магической защиты, заполнена детьми с грязными лицами, широко раскрытыми от изумления глазами. Английский здесь далеко не самый распространенный язык, некоторые дети говорят на языках, которые могут поставить в тупик самых блестящих лингвистов. Здесь зарождается мировая сенсация (на следующей неделе «Тайм» откроется статьей «Чудо-дети из ниоткуда») и, как и предугадал Дейл, большой бюрократический кошмар.

Однако они живы, и это главное. Живы и наши парни. Все они вернулись из другого мира целыми и невредимыми, чего мы никак не ожидали. Обычно такие авантюрные сюжеты не обходятся как минимум без одной жертвы, пусть и второстепенного персонажа, скажем, Дока. Но хорошо то, что хорошо кончается. И это может быть конец, если вы того хотите. Ни один из бумагомарак, которые привели вас сюда, не в силах вам в этом отказать. Если же вы хотите продолжить чтение, не говорите, что вас не предупреждали: вам, возможно, не понравится то, что произойдет дальше.

«Драдж рипорт» сообщает: