"Алгоритм невозможного" - читать интересную книгу автора (Плонский Александр Филиппович)10. Сон или явь?Все тот же странный сон снова приснился Солю. Он шел по мрачному, дымному городу, над которым нависало мутное марево. Шел сквозь строй нелепо громоздившихся, неотличимых одно от другого зданий, по улице, где не было даже клочка зелени, а лишь выщербленный асфальт… Шел, одетый в нелепый балахон, подходящий разве что осужденному на казнь. Шел в толпе угрюмых потных людей, похожих друг на друга грубыми манерами, одинаково безликих и серых. Шел, шел, шел неведомо куда. И то ли толпа несла его, то ли он увлекал толпу за собой… Соль чувствовал себя частицей толпы и в то же время оставался человеком иной эпохи, бывшим (не забыл случившегося!) запредельным пилотом. Почему-то такая двойственность не казалась противоестественной. Он как бы участвовал в деловой игре, правилам которой должен был подчиняться. Толпа внесла его внутрь гигантской чаши, окольцованной бес-численными рядами сидений. И словно кто-то шепнул на ухо: — Стадион! В эпоху Соля стадионов уже не существовало. Не было профессионального спорта с его сомнительными нравами. Не регистрировались рекорды, в погоне за которыми прежде прибегали к анаболикам и допингу, изнашивавшим организм. Спортсмены-любители состязались в уютных помещениях или на открытом воздухе, и на некоторых состязаниях незримо присутствовало столько болельщиков, что их не вместили бы все стадионы прошлого, вместе взятые… Соль огляделся: на скатах трибун бесновались букашки-люди. Но вот, заглушив многоголосый рев, трижды прогремел голос-гром: — Внимание… Внимание… Внимание… Три гулких отрывистых раската, и вмиг настороженная тишина… Затем снова загромыхало: — Сейчас… состоится… единоборство… человека… с машиной! Возможности равные! Ставка машины — миллион скларов! Ставка человека — жизнь! Миллион скларов, за это стоит рискнуть жизнью… рискнуть жизнью… рискнуть жизнью… Пауза и снова гром: — Машина удваивает ставку! Кто хочет сразиться за два миллиона? Кто хочет… кто хочет… Мимо Соля, примостившегося в проходе, протрусил плюгавый человечек, смешно растопырив острые локти, похожие на крылья ощи-панной птицы. Выбежал на поле и бочком подступил к чему-то угловатому, шарнирному, с двумя острыми шипами. «Машина…» — догадался Соль. — Вот она, гордость Престона, — прогремело над стадионом. И в ответ — шквал воплей, свиста, рукоплесканий… Человечек размахивал какой-то палкой, пытаясь наугад ткнуть машину, но делал это так неловко, что ему начали кричать: — Чего топчешься? Нападай! Постепенно неуклюжие наскоки и вовсе стали ослабевать, человечек явно выдохся. И тут, бросив палку, он затрусил прочь под свист и улюлюканье, однако молниеносный удар в спину пригвоздил его к земле… То, что произошло на глазах у Соля, было не просто подлым убийством, а вызовом человеческому достоинству. И он, воспитанный на моральных ценностях своей эпохи, не мог его не принять, хотя мозг предрекал: «тебе не победить, ты обречен и ничего не изменишь в этом проклятом мире, все останется как есть…» Соль двинулся к выходу на поле. В этот момент на его плечо легла тяжелая рука и он услышал низкий, глуховатый голос: — Тебя ждет славная будущность. Иди и ничего не бойся! Соль обернулся. На него в упор смотрел человек, крепкий как гранитное изваяние, покинувшее пьедестал. Лицо человека, в морщинах, напоминавших трещины на источенном ветрами и влагой камне, могло бы внушать страх, если бы не было исполнено доброты и вместе с тем твердости, — сочетание, которое присуще только очень сильным и справедливым людям. И такое доверие к незнакомцу испытал Соль, что выбросил из головы фатальные мысли. Когда под крики трибун он выбежал на поле, то лишь одно чувство владело им: покончить с машиной-монстром — воплощенным в металл злом. Остальное было и впрямь как во сне. Смазанные очертания трибун, прыжки и отскоки монстра, несущийся со всех сторон рев, а на его фоне — лязг шарниров и собственное хриплое дыхание… Затем вспышка, грохот чего-то рушащегося и… тишина. На него, глаза в глаза, смотрит человек. Не тот, гранитный, — олицетворенная сила и доброта, — другой. С волнистыми фиолетово-седыми волосами, гладко выбритый, одетый в пуритански-строгий, застегнутый на все пуговицы серый костюм, какие, наверное, носили лет двести назад. Великий Физик! И сна как не бывало. Ни радости (все кончилось благополучно!), ни досады (принял сон за явь!). Одно настойчивое стремление: скорей к Великому Физику, он единственный, кто способен помочь… |
||
|