"Алгоритм невозможного" - читать интересную книгу автора (Плонский Александр Филиппович)6. Петля МебиусаПрошло несколько месяцев исступленной работы. Великий Физик не щадил ни себя, ни УМ. И настал день, когда он, в свою очередь, послал срочный вызов Преземшу. — Только без этих… видеошоу! Приезжай! — Неужели получилось, Павел? — спросил Седов с порога. — А я уже потерял всякую надежду! — Больно уж ты скорый, Абрагам. В науке сроков не устанавливают. — Ну, рассказывай! — Я пригласил тебя не cтолько для рассказа, — торжественно произнес Великий Физик, — сколько для того, чтобы в твоем присутствии осуществить решающий эксперимент. — Какой многозначительный тон! — скрывая волнение, пошутил Преземш. - Ты меня заинтриговал. Это связано с «феноменом Соля»? — Самым непосредственным образом. Похоже, я дал ему объяснение, — с наигранной скромностью подтвердил ученый. — Представь себе состыкованный концами отрезок бесконечно тонкой ленты, причем лицевая сторона одного из концов переходит в оборотную другого. Если двигаться по образованному таким образом кольцу, то рано или поздно окажешься в исходной точке, только вверх ногами. — Лист Мебиуса? — Или петля Мебиуса, как говорят иначе. Так вот, я предположил, что у нашей Вселенной есть зеркальное отображение. Любая точка во Вселенной-1 связана с подобной точкой во Вселенной-2 бесконечной петлей Мебиуса. — Допустим, — осторожно сказал Седов. — Но что из этого следует? — Представь теперь, что на лицевой стороне такой петли Мебиуса наша Земля-1, а на оборотной — ее зеркальное отображение, то есть Земля-2. Вдоль самой петли расстояние между ними бесконечно велико. Однако их разделяет лишь толщина ленты, а она бесконечно мала. Я назвал ее барьером ирреальности, — добавил Великий Физик гордо, словно именно в названии заключалась суть сделанного им открытия. — Насколько я понимаю, это лишь гипотеза? — сдержанно спросил Преземш. — Вот мы ее сегодня и подтвердим, — с ноткой обиды ответил ученый. — Еще раз. — Еще раз? Неужели «феномен Соля»… — Вот именно. Соль ухитрился преодолеть барьер ирреальности. Разумеется, то же самое, но в обратном направлении, сделал его зеркальный антагонист. Произошел обмен, понимаешь? Вот почему у нашего героя сердце справа! Седов вскочил. — Значит, здесь не настоящий Соль? — Они оба настоящие. Две ипостаси одного человека, ясно? Жаль, ничего не помнит. Было бы так интересно узнать о Земле-2. Ведь зеркальная симметрия может распространяться и на исторический процесс. А вдруг им удалось избежать того мерзкого, что омрачило нашу историю, — мечтательно проговорил Великий Физик. — Боюсь, ты противоречишь самому себе! — трезво рассудил Се-дов. — Знаю, Абрагам. Но все в мире построено на противоречиях… — Фантазируешь, Павел! — Ученый без фантазии — нуль. — А тебя не смущает, что амнезия Соля избирательна? Он ведь помнит происходившее до столкновения. И, если не считать «перевертыша», ничего парадоксального в его воспоминаниях нет. — Мне это кажется странным, но не более того. Нельзя исключить, например, избирательную очистку и даже пересадку памяти от Соля-1 к Солю-2 и наоборот. Во всяком случае, по сравнению с зеркальной перестройкой организма это мелочь. — Ничего себе, мелочь! — Все относительно, Абрагам. — А можешь объяснить фантастическое возвращение Соля? — недоверчиво спросил Преземш. — Тоже пустяки? Великий Физик задумался. — То, что произошла телепортация, у меня не вызывает сомнений. Но кто за всем этим стоит? Есть, правда, одно предположение… — Ну? — Пока говорить рано. Седов обиженно хмыкнул. — В школе ты был самым скрытным из нас. Таким и остался! Растолкуй по крайней мере, как Соль сумел перескочить через этот… — Барьер ирреальности? — подсказал Великий Физик. — Вот-вот. Только не забывай, что имеешь дело с абсолютнейшим профаном. — Я связываю уникальную способность Соля с триангулярной составляющей пси-поля, у него она достигает поразительно высокой напряженности. — Триангулярная составляющая… — неуверенно повторил Преземш. — А что это такое? Великий Физик крякнул от досады. — Ты не знаешь элементарных вещей, Абрагам. Смотри, вот система уравнений Бардина-Прано. — Настенный дисплей высветил вязь математических символов. - Если ограничить пределы колмогоризации… — Довольно! — закричал Седов. — Ты что, смеешься надо мной, Павел? В школе мы сидели за одним пультом, и мои способности к точным наукам тебе известны. — Как же, помню. Но думал, ты с тех пор поумнел. Не зря же стал Преземшем! Седов грустно покачал головой. — Мне бы следовало обидеться, да не могу, потому что сам ценю себя не слишком высоко. Оттого, очевидно, меня и избрали президентом. — Ох уж эта скромность паче гордыни, — проскрипел Великий Физик. — Так и быть, попробую объяснить на пальцах. Существуют экстрасенсы, или же сенситивы, телепаты, псиэнергисты. От нормаль-ных людей они отличаются способностью напрямую, без участия посредников — органов чувств, взаимодействовать с окружающей средой, обмениваться с ней высокоорганизованной энергией и ин-формацией. Их пси-поле не локализовано, как у прочих, а волнообразно распространяется в пространстве, оказывая влияние на его потенциал. Кстати, еще один природный дар — ясновидение это простейший частный случай телепортации. — И твои уравнения… — Уравнения Бардина-Прано дают лишь приближенное описание сложнейшего комплекса явлений. Полагаю, что более совершенный математический аппарат позволит досконально объяснить не только эти явления, но даже значительно более сложное — провидчество! — Это уже мистика! — Нисколько. Всему есть материалистическое обоснование. И если пересмотреть представление о времени… Седов сдавил рукой лоб. — Значит, Соль экстрасенс? — Да, причем исключительной силы. Диапазон его сверхчувственного восприятия далеко выходит за рамки обычных, достаточно хорошо изученных проявлений. Удивительно, что сам он об этом не догадывается. Более того, с тех пор, как узнал о ст руктурной перестройке своего организма, испытывает что-то вроде комплекса неполноценности. — Ты с ним продолжаешь сотрудничать? Седову показалось, что Великий Физик старается скрыть смущение. — В этом нет необходимости. Удалось смоделировать его уникальные способности. Сейчас в моем распоряжении генератор триангулярного поля напряженностью в тысячи «солей». Преземш заговорил неожиданно жестко: — Словом, человек превратился в единицу физической величины. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить», так что ли? И ты даже не поинтересовался его дальнейшей судьбой? — Не до того было, — попробовал оправдаться Великий Физик. — Эх, Павел, — с горечью сказал Седов, — люди всегда оставались для тебя на втором плане. — Вот и Соль, уже отработанный материал, да? — Говорю тебе, был занят! — На этот раз в голосе ученого преобладало раздражение. — Кстати, ты тоже мог бы позаботиться о нем. Почему же не позаботился? Преземш мучительно покраснел. — Замечание справедливо. Я не имею морального права осуждать тебя, потому что сам поступил не лучше… Эти слова подействовали на Великого Физика сильнее, чем упрек. — Чего уж там, Абрагам… Действительно, неладно получилось. Но, поверь, я заглажу вину. Вот сейчас закончим эксперимент, и сразу же займусь Солем. Обещаю тебе. Ну, по рукам? Седов облегченно рассмеялся. — Уникум ты, Павел. Почище, чем Соль! — Мы с тобой заговорились, — произнес Великий Физик озабоченно. — Нам пора, пойдем. Они перешли в примыкающую к кабинету лабораторию. В первый момент Седов решил, что она пуста. Однако, приглядевшись, он различил в глубине помещения двухметровую полупрозрачную пирамиду. Рассеянный свет бестеневых поликогерентных ламп скрадыва л ее очертания. — Что ты задумал? — подавляя тревогу, спросил Преземш. — Сейчас узнаешь. — Скажи, эксперимент опасен? — В определенной мере. — Зная тебя, нетрудно догадаться… — Держи свои догадки при себе, Абрагам! — перебил Великий Физик. — И все же… — Я вправе распоряжаться собственной жизнью. — Подожди, Павел, — попросил Седов. — Я хочу перед тобой исповедаться. — Другого времени не нашел? — Его может и не оказаться. — Говори. Но ни одного лишнего слова! — Знай, что я всю жизнь тебе завидовал. — Ты? Мне? — изумленно воскликнул Великий Физик. — Не верю! Это тебе, баловню судьбы, можно позавидовать. Блеску твоей жизни… — Мишуре! — …Круговороту событий, в центре которых ты неизменно нахо-дишься. В твоих руках… — Ошибаешься, Павел! Роль политика в нашем упорядоченном мире ничтожна! К счастью, прошло время закулисных интриг, столкновения партийных интересов, борьбы фракций. Тогда, действительно, роль личности в истории была неадекватно велика. Хитрый и беспринципный политик мог спровоцировать революцию, вспышку национализма, государственный переворот. Но сейчас все это выглядит дикостью. Созданный нашими прадедами механизм общественных отношений напоминает корабль, в котором нет капитанского мостика. Он самоуправляем. И от капитана, неважно, что его именуют Преземшем, практически ничего не зависит. Поверь, я лишь непременный элемент протокола, свадебный генерал, — было в старину такое ироническое выражение… — Прошлый раз ты сравнивал себя с английской королевой, — едко сказал Великий Физик, расценивший слова Преземша как своего рода кокетство. — Зачем же так… — огорчился Седов. — Поверь, Павел, тысячи людей могли бы с успехом меня заменить. Тебя же не заменит никто. — К чему ты клонишь? — Проведи эксперимент на мне. Жизнь самого высокопоставленного политика — ничто по сравнению с жизнью такого ученого, как ты. Доверь мне это, и я буду считать, что родился не зря! Великий Физик был растроган, но в еще большей степени обескуражен. Казалось бы, он, как нельзя лучше, изучил школьного друга. Считал, что за прошедшие десятилетия и сам Седов, и его ровный характер изменились мало. Абрагам так и остался скромным, отзывчивым, далеким от импульсивности, словом, приятным во всех отношениях человеком. Он никогда не рвался к власти и был облечен ею вопреки собственным устремлениям. Ограниченность его ума, которую Преземш сознавал, с лихвой компенсировалась прирожденной осторожностью, взвешенностью решений. Недаром он любил повторять древнюю поговорку: «Семь раз отмерь»… И вдруг такое внезапное предложение! Ни колебаний, ни расспросов, ни сомнений, как будто этот акт самопожертвования Абрагам готовил всю жизнь… Великий Физик не дал выхода своей растроганности. Напротив, нарочито сухо, не оставляя надежды, сказал: — Что за выдумки, Павел! В чем угодно готов пойти тебе навстречу, только не в этом. Уступив, я перестал бы уважать себя. Седов натянуто улыбнулся. — Ну, как знаешь… — Не будем больше терять времени, хорошо? — потеплевшим голосом произнес Великий Физик. — Сейчас я войду внутрь пирамиды и через несколько мгновений окажусь на Земле-2. Пожелай мне по русскому обычаю… — Представляю, какой Сезам раскроется перед тобой, — вздохнул Седов. — Ничего-то ты не представляешь… Да и я тоже! Ну, обнимемся на прощание? — Ни пуха, Павел! — К черту! Великий Физик переступил порог пирамиды и в призрачном свете поликогерентных ламп показался Седову бесплотным, проницаемым для взгляда, зыбким, словно тень на колеблемой ветром занавеси. Вот эта тень коснулась клавиатуры пульта, сгустившись, легла на нее… И… ничего не произошло. — Не понимаю, Абрагам! Этого не могло быть!!! — вскричал ученый, и такое пронизанное отчаянием недоумение было в его голосе, что Седов, не раздумывая, ворвался внутрь пирамиды и прижал голову друга к груди. — Успокойся… Успокойся… — Взгляни на дисплей компьютера! Аркпредит положителен… Сходимость интегрального комплекса вплоть до микропараметров… В чем же тогда дело? В чем?! Что ты на меня уставился? — ни с того, ни с сего рассвирепел Великий Физик. — Радуешься моей неудаче? Седов обиженно отстранился. — Как ты мог подумать… — Прости, Абрагам, сам не знаю, что говорю… — Ладно, сочтемся! Скажи лучше, ты специально застегиваешь пиджак на левую сторону? — Издеваешься надо мной? — снова вспылил Великий Физик. — А где твоя алмазная ветвь? — На месте, где же ей еще быть! — буркнул ученый, нащупывая знак нобелевского лауреата. — Что такое… Исчезла! — Помнишь, как я рассек тебе щеку битой, когда мы играли в сурим? — неожиданно спросил Преземш. — Да подожди ты со своим суримом! — отмахнулся Великий Физик. - Интересно, куда я ее задевал… — Хорошо помню, что бил слева направо. И тебе наложили швы… — Когда это было… — Но шрам-то остался на всю жизнь? — Велика беда, — сказал Великий Физик, машинально трогая левую щеку. — Шрам должен быть на правой щеке, — подсказал Седов. — Ну да, на правой… Что ты пристал ко мне, чего тебе надо? У меня такая неудача, а ты со всякой ерундой… Не обращая внимания на протесты друга, Преземш распахнул на нем пиджак, прижал ухо к груди и… улыбнулся. — Я так и думал, — сказал он удовлетворенно. — Добро пожаловать, Павел-два! — Какой я тебе… — завопил Великий Физик и вдруг хлопнул себя по лбу. - Неужели… Бог мой, какой же я идиот! Неисправимый идиот! Этого же следовало ожидать! Вот тебе и Сезам! — Думаешь, на Земле-2… — И там, и здесь одно и то же! А я-то надеялся… — Что добро — зеркальная инверсия зла? — Я мечтал увидеть антипод Земли, — горестно проговорил ученый, — изначально счастливое общество, которое, в отличие от нашего, не претерпевало уродливых деформаций, не отягощалось злом… Мне хотелось чуда!!! Но Зазеркалье вовсе не страна чудес, открывшаяся перед маленькой Алисой… Значит, можно поставить точку. И на эксперименте, и в моей теории… — Не слишком ли спешишь, Павел? — прервал Седов. — По-моему ты упустил три обстоятельства. — Я? Упустил? Не может такого быть! — возмутился Великий Фи-зик, но все же спросил: — Что это за обстоятельства? — Первое. На Земле-1 ты нобелевский лауреат, а на Земле-2 — нет. Возможно, там не было ни Нобеля, ни его премий… — А если я просто потерял алмазную ветвь? — Допустим. Тогда второе. Шрам на щеке ты тоже потерял? Он сам исчез, дорогой Павел-два! Похоже, не играли мы с тобой в сурим, не были школьными друзьями, а может, впервые встретились несколько минут назад. И еще: тебя подменили, Соля подменили, а космообсервер — нет. Почему? Великий Физик схватился за голову. — Чего-чего, а подобного не ожидал! Ты же сделал великое открытие, Абрагам! Я открыл зеркальную инверсию Вселенной, а ты — дисторсию этой инверсии! — Да я даже никогда не слыхал такого слова! — опешил Седов. — Как ты сказал: дис-тор… — Дисторсия, аберрация, искривление, искажение!!! Хватит с тебя? Постой-ка… Ты, кажется, говорил о трех обстоятельствах. И какое же третье? — С тобой произошло то же, что и с Солем. Помнишь, ты упомянул пересадку памяти? Если так, то Сезам остался закрытым. — Ну, Абрагам… Я-то считал, что знаю тебя! А ты вот, оказывается, каков! Быть бы тебе ученым, а не Преземшем! Считай, что возвратил мне надежду. — Какой из меня ученый, — махнул рукой Седов. — В одном уверен: историю не переделаешь и ничего из нее не вычеркнешь. Пойми это, иначе… Великий Физик не дал ему договорить. — Мы в неоплатном долгу перед предками, потому что оставили их на произвол судьбы. — Если бы это сказал кто-то другой… — Ты посчитал бы его сумасшедшим? Преземш начал терять терпение. — Все, что было, давно прошло! Сегодня человечество счастливо и благополучно! — Им от этого не легче! — Было не легче. Но их уже нет, они — прошлое. — Да, для нас они прошлое, укоризненно проговорил Великий Физик. — Но люди живут в настоящем. Только в настоящем! Говоришь, историю нельзя переделать? А это мы еще будем посмотреть! — Не забыл свою школьную присказку, — улыбнулся Седов. — Уж как шокировал учителей своим «будем посмотреть»! — Ах, если бы сбросить годы… Но, увы, я старик, и времени у меня в обрез. Фауст продал душу за молодость, домогаясь Маргариты, я бы сделал то же самое во имя науки. Мне ведь еще так много надо успеть… — Жаль, что я не Мефистофель, — сказал Преземш. |
||
|