"Преображение любовью" - читать интересную книгу автора (Сартон Мэй)

Глава 4

Все началось с ощущения головокружительного яркого чуда, наполнившего глаза Элис сиянием счастья, а сердце — любовью. Она была ослеплена счастьем, ничего не видела, не понимала, кроме того, что ее мечты сбылись. Но хотя с первой минуты они оба знали, что друг для друга значат, они не торопили события. Даже напротив. Они были уверены, что им принадлежит вечность, но старались насладиться каждым мгновением.

Встретившись на пароме, две группы объединились и провели остаток пасхальных каникул в горах Озерного края. Иногда они отправлялись гулять на нижние склоны, иногда мужчины, давали девушкам уроки альпинизма, а однажды по предложению Титуса они разделились на пары и разбрелись кто куда.

Элис особенно запомнился этот день. Тогда Титус впервые поцеловал ее. Оставшись наконец одни, они покинули лагерь и пошли в горы. День был чудесный, теплый и солнечный, на небе ни облачка. Вокруг пели птицы, их крылья казались прозрачными в лучах солнца. Над холмами стоял пьянящий запах лилового вереска. Взойдя на гребень холма, они остановились в молчании, пораженные красотой открывающегося вида.

Элис медленно обводила глазами панораму, отмечая каждую деталь, стараясь сохранить увиденное в памяти навсегда.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил Титус, обнимая ее за талию.

— О том, что хочу запомнить этот вид, эту минуту, все!..

Он улыбнулся.

— Тогда я дам тебе то, отчего все это запомнится лучше.

Титус осторожно привлек ее к себе, его глаза, полные желания, смотрели в упор. Она вся затрепетала в ожидании, а он склонил голову, ищя губами ее губы, ласково прикоснулся к ним, так мягко и осторожно, словно смертный, которому позволили пригубить нектар из чаши богов. Какое-то время их губы только касались друг друга, нежно даря короткие, почти неосязаемые поцелуи, но затем Титус кончиком языка коснулся складки между ее губами, и тогда Элис медленно раздвинула губы, словно цветок, открывший лепестки. Дрожь охватила Титуса, и он крепче прижал девушку к себе. Проснувшееся в нем желание зажгло в глубине ее тела факел, и Элис страстно прильнула к нему движением простым и старым, как мир.

Внезапно все изменилось. Титус сдавленно застонал, еще крепче прижав ее к себе. В этот момент она осознала, как сильно он ее хочет. Его губы прижались сильнее, требуя ее поцелуя.

— Титус, Титус, — простонала она, не отрывая губ, не ощущая ничего, кроме необходимости удовлетворить жестокое, всевозрастающее желание быть в его объятиях, целовать и любить. Желание разгорелось, превратившись в пожирающий огонь, охвативший все ее тело, в пламя страсти, которое никогда не угаснет.

Оба стремились сделать поцелуй еще крепче, раствориться в нем. Но затем Титус оторвался от нее, отодвинулся, держа ее за плечи на расстоянии вытянутых рук. Он тяжело дышал. Элис чувствовала, что сердце у него бешено колотится. Его взгляд ошеломил ее. Он был полон такого счастья, как у человека, нашедшего чашу Грааля и понявшего, что теперь она принадлежит ему. Вдруг Титус схватил ее за талию и поднял высоко над землей, а затем закружился с ней.

— Я люблю тебя! — кричал он. — Люблю тебя, Элис!

И окрестные горы подхватили крик, эхом передавая его от вершины к вершине, пока весь воздух не наполнился безумным раскатом. Его признание слышалось на многие мили вокруг: «Я люблю тебя, я люблю тебя, Элис!».

От счастья она немного всплакнула, а он поцелуями стирал ее слезы.

— Я не заслужила этого. Но Титус только смеялся.

— Ты заслужила все, что получишь.

Этот намек заставил Элис густо покраснеть, выдавая ее неопытность, и одновременно наполняя еще большим чувством восхищения и ожидания.

Она подумала тогда, что Титус, возможно, захочет овладеть ею прямо здесь, в этих покрытых цветущих вереском холмах, но прошло несколько недель, прежде чем они стали близки. И сделал он это превосходно, увезя ее летом в свой любимый Египет и поселившись в небольшом домике неподалеку от города. Во дворе дома был фонтан, его струящаяся музыка была аккомпанементом той первой длинной ночи любви. Прекрасная ночь. Прекрасная неделя, за время которой они были совсем одни, и Элис обнаружила, что насытиться любовью невозможно. Ей хотелось не только быть близкой Титусу, но стать его частью. Она также обнаружила, что он был опытнее, но с наслаждением обучал ее искусству любви, доводя ее желание до немыслимых высот, разжигая так, что сам со стоном преодолевал пик наслаждения и страсти.

Но бывали и интерлюдии, когда им просто хотелось быть вместе, друг подле друга, чтобы смотреть, слушать, касаться. Спустя неделю Титусу пришлось вернуться к работе, и он брал Элис с собой на раскопки, водил в темные, полные тишины гробницы, читал ей иероглифы на стенах при свете факела, показывал найденные при раскопках предметы древнеегипетской культуры; его рука легко, но настойчиво обнимала ее за талию. Потом они встречались с его коллегами, англичанами и египтянами, во время обедов в ресторане наблюдали за танцовщицами в развевающихся юбках, держа друг друга за руку под столом, зная, что через несколько часов опять окажутся в объятиях друг друга.

Отдельные эпизоды навечно врезались ей в память, например, когда сломался душ, и Титус сам мыл ее, целовал, а глаза его все больше темнели, пока они стояли обнаженные, не в состоянии справиться со своими чувствами, и, наконец, он не выдержал и посадил ее к себе на колени.

Когда они вернулись в Англию, Элис перешла на курс по египтологии в его университете, они нашли небольшой, в эдвардианском стиле домик и поселились в нем вдвоем. Элис поначалу думала, что он найдет квартиру, так как знала, что, несмотря на должность преподавателя колледжа, у него было не так уж много денег, но Титус сказал, что не хочет иметь соседей, потому что намерен заниматься с ней любовью в любой комнате. Она посмеялась над ним, но еще больше полюбила его за это, сознавая, какое удовлетворение и самоуверенность придает ему счастье. Они не говорили о браке. В этом не было необходимости, оба знали, что со временем поженятся и у них будут дети. Элис должна была получить диплом и продолжать работать над докторской диссертацией. Титусу надо было писать доклады, продолжать раскопки, у него открывались неограниченные возможности для профессионального роста. В первое Рождество, которое они встречали вместе, он подарил ей кольцо, сделанное из древнего египетского скарабея, и надел его ей на палец.

— За прошлое и будущее моей любви, — нежно сказал он.

В доме они были одни, сидели на полу перед камином, свет которого озарял комнату, — на этом месте они часто занимались любовью.

— О, Титус, я так тебя люблю, — вздохнула Элис и поцеловала его, но в это время в дымоход подул ветер, от горящих поленьев посыпались искры, и ее неожиданно охватило чувство страха и отчаяния. Вскрикнув, Элис обняла Титуса, прижавшись к нему.

— Никогда не покидай меня, Титус. Умоляю, не оставляй меня.

Он засмеялся, но, увидев ее испуг, обнял медвежьей хваткой, и его близость успокоила ее больше, чем слова.

— Ты же знаешь, что я никогда не оставлю тебя. Я люблю тебя больше жизни.

Постепенно страх прошел, она рассмеялась, но навсегда запомнила это первое зловещее предзнаменование.

Те два года они были безумно счастливы. Элис получила диплом, и, когда эта цель было достигнута, начала задумываться о будущем. Конечно, она получит и докторскую степень, но сейчас ее мысли все чаще стали возвращаться к вопросу о замужестве. Было ясно, что ее родители, узнав и полюбив Титуса, хотят, чтобы он и Элис поженились. Правда, они молчали, но, тактично избегая разговоров на деликатную тему, явно демонстрировали свою позицию. Когда молодые люди приезжали погостить, мама размещала их в разных комнатах, отчего оба ужасно расстраивались.

— Если сегодня ты не окажешься в моей постели, то я ослепну, — шептал ей на ухо Титус в такие моменты, и она начинали хохотать.

Позже, вспоминая об этом, Элис поняла, что тогда была готова к замужеству. Ей льстила мысль, что она будет открыто признана женой Титуса, а не просто подружкой; нравилось, что ее будут называть миссис Ирвин и соответственно к ней относиться. Но главное заключалось в том, что, выйдя замуж за Титуса, она могла всю свою жизнь посвятить ему, сознавая при этом, что и он глубоко предан ей.

Была еще одна причина, заставлявшая ее все чаще думать о замужестве. Случайная встреча на пароме породила не один роман. Двое из их компании тоже полюбили друг друга и уже поженились; свадьбу ускорило назначение будущего мужа на ответственный пост в Австралии. В последнем письме они сообщали, что вскоре ждут первенца. Чувство зависти, вызванное этим известием, было Элис неприятно. «Я становлюсь наседкой», — подумала она, А почему бы и нет? Ей было почти двадцать три года, и она была по уши влюблена. Они могут пожениться, и даже если появится ребенок, это не помешает ей по-прежнему заниматься докторской диссертацией. Многие женщины поступают точно так же. Мысленно она представила, как они все вместе отправляются на раскопки, и Титус несет ребенка на спине.

Элис стала все чаще говорить о свадьбе, обсуждать дату, и, казалось, Титусу это нравится. Она считала, что торопиться не следует. Лучше всего устроить большую свадьбу весной, чтобы представить Титуса всем друзьям и родственникам. Она так им гордилась, так любила. Но как-то вечером, вернувшись из колледжа домой, нашла записку Титуса, в которой он сообщал, что вынужден уехать на несколько дней, и точно не знает, когда вернется. Он не оставил ни адреса, ни телефона, чтобы связаться с ним. Сидя дома, она поджидала его, испытывая всевозрастающую тревогу и замешательство: раньше он никогда так не поступал. В первый вечер он позвонил только для того, чтобы сказать, что вынужден был уехать повидать старого товарища по колледжу. Голос его звучал натянуто и неприветливо, он уклончиво отвечал на вопросы, отчего у нее зародились любопытство и одновременно досада.

Два дня до его приезда показались ей мучительно длинными. За все время их совместной жизни они ни разу так надолго не разлучались. Титус звонил еще раз, но ни слова не сказал о причине отъезда, и это очень рассердило Элис. Она считала, что любящие должны быть откровенны друг с другом во всем, при любых обстоятельствах. У настоящей любви не бывает секретов. До сих пор они серьезно не обсуждали эту проблему, не было необходимости. Она всегда была откровенна с Титусом и считала, что и он поступает так же. Вернувшись, Титус вбежал в дом, обнял ее, крепко прижал к себе, повторяя, что очень любит и что ужасно без нее скучал.

Обезоруженная его порывом, Элис забыла о своих переживаниях и лишь кокетливо спросила:

— Как же сильно ты скучал без меня? Титус рассмеялся.

— Достаточно сильно, чтобы сейчас же отнести тебя в постель и заняться любовью.

Она надула губы, уже расстегивая его ремень.

— Видимо, недостаточно, если способен так долго ждать.

Его глаза заблестели.

— А, так это прямой вызов, резвая потаскушка? Он хотел взять ее на руки, но Элис сделала вид, что ужасно испугалась и побежала наверх, в спальню; он все-таки поймал ее и начал раздевать, но она продолжала подниматься по лестнице. Добравшись до лестничной площадки, они повалились на пол, сбрасывая последние детали одежды. Посмеиваясь друг над другом, они наслаждались этим полным ожидания моментом, когда тела уже горят желанием. Поглаживая рукой ее груди, Титус хрипло сказал:

— Если ты бросаешь мне вызов, будь готова к последствиям.

Элис улыбалась, отвечая на его ласку.

— Я готова. И… 0! Я думаю, ты тоже. Все произошло быстро, слишком быстро, но они были сильно возбуждены и полны страстного желания. Откатившись от нее, Титус издал глубокий вздох удовлетворения, затем рассмеялся, увидев, что они лежат на лестничной площадке.

— По-моему, это прекрасно.

— М-да… — Элис села, только теперь ощутив твердость пола. — Как мы смогли здесь кончить?

Глядя на прядь ее золотистых волос, упавшую на белую, крепкую, с розовым соском грудь, он сказал:

— Кто говорит, что мы кончили?

— Что.? — спросила Элис, широко раскрыв глаза. — Вот здорово! Ты собираешься продолжить?

На этот раз они занялись любовью в кровати, которая занимала почти всю комнату. Позже, когда они, утомленные, лежали, обнявшись, израсходовав все силы, прежние раздражение и гнев Элис были полностью забыты.

Она положила голову ему на грудь, ощущая щекой сильное биение его сердца, и начала играть росшими у него на груди волосами, накручивая их на кончики пальцев. Но вопрос вертелся на языке, и она спросила:

— Почему ты уехал?

Элис почувствовала, как он напрягся, но ответил не сразу.

— Я не хотел уезжать. Мой старый товарищ по колледжу оказался в затруднительном положении, и ему была нужна моя помощь.

— И ты помог?

— Да, надеюсь, теперь все в порядке.

— А что это за товарищ?

— Ты его не знаешь, мы не виделись несколько лет, и я почти забыл о нем.

— Почему же он обратился к тебе за помощью? Титус заколебался, подыскивая ответ:

— Возможно, потому, что я сумел справиться с его трудностями лучше, и потому, что я у него в долгу.

— А какие у него были неприятности? Наклонившись к ней, Титус похлопал пальцем по ее носу.

— Знаешь, ты очень любопытная женщина. У меня могут быть секреты?

— Нет.

— Держу пари, у тебя есть секреты от меня.

— А вот и нет.

— Нет? А как насчет новой шубки, которую ты принесла украдкой; думаешь, я не заметил? За это ты должна быть наказана.

И он начал щекотать ее, зная, что она этого не переносит.

Элис вскочила и стремительно скрылась в ванной, заперлась и открыла только тогда, когда он пообещал больше этого не делать.

Лишь много позже, когда разговор был почти забыт, она вспомнила, что он так и не ответил на вопрос, какие неприятности были у его друга.

Вскоре Элис совсем забыла о происшедшем. Она начала строить более определенные планы насчет свадьбы, которую предполагалось сыграть весной следующего года. Но сперва им предстояли долгие каникулы, и они собирались опять поехать в Египет.

На этот раз Элис ехала как ассистентка и секретарь Титуса.

— Доставлять мне радость в постели — важнейшая часть твоей работы, шутливо заявил Титус.

— Я буду содержанкой, — отшутилась Элис. — За мои услуги будут платить.

— А ты, кажется, довольна?

— Конечно.

— Если бы члены партии женской свободы услышали твои слова, то тебя исключили бы из ее рядов.

Усевшись ему на колени и обняв руками за шею, Элис сказала:

— Ни одна женщина не захочет быть членом этой партии, если ей посчастливится лечь с тобой в постель.

Польщенный ее ответом, он спросил:

— А тебе посчастливилось?

— Возможно. Я думаю, ты просто обязан быть лучшим любовником в мире.

Титус принял деланно суровый и грозный вид:

— Будешь искать другую работу?

— Не буду. Я ведь знаю, лучше тебя никого нет.

Он погладил ее по волосам, и его взгляд стал нежнее:

— Иногда я забываю, насколько ты молода и наивна.

— Я не наивна, — запротестовала Элис, считая себя умудренной жизненным опытом.

— Нет, ты наивна и не знаешь трудностей. Ты одна из немногих счастливиц, которые живут, как в коконе. Единственный ребенок обожающих тебя родителей, сейчас ты под моим покровительством. У тебя всегда все было в порядке. Живешь в воображаемом мире. Ты хоть понимаешь, какая ты счастливая? Иногда я думаю, что надо тебя встряхнуть и заставить посмотреть, какой он, этот реальный мир.

— Я не хочу. Ты — весь мой мир. Всегда и навечно. Не хочу ничего менять, хочу только выйти за тебя замуж и иметь детей. Тогда наша жизнь будет полной и счастливой навеки.

К ее удивлению, его глаза помрачнели и он нахмурился.

Прижав ладонь к его щеке, Элис заглянула ему в лицо.

— Титус, что с тобой?

Он медлил с ответом, но потом повернул голову и поцеловал ее ладонь.

— Ничего, ничего, из-за чего стоило бы волноваться твоей красивой головке.

Затем Титус переменил тему разговора, и Элис забыла о нем, но осталось ощущение, что ее обманули.

Они вели довольно замкнутую жизнь, много работая, иногда выбираясь в общество, но всегда испытывали желание быть вместе.

Однажды вечером, через два месяца после внезапного отъезда Титуса, раздался телефонный звонок. Телефон стоял в холле, и Титус взял трубку. Обычно он оставлял дверь в гостиную открытой, но на этот раз, произнеся несколько слов, закрыл ее.

— Кто звонил? — спросила она, когда он вернулся.

— Обычный разговор об интригах в колледже. Он сел за письменный стол и занялся работой, но когда Элис через несколько минут взглянула на него, то увидела, что Титус сидит, уставившись в пространство; лицо было мрачным, а пальцы так крепко сжимали ручку, что суставы побелели.

Главная беда Элис заключалась в том, что она зачастую говорила и поступала импульсивно. Она уже открыла рот, чтобы спросить, что случилось, но на этот раз сдержалась. В университете ходили слухи о предстоящем сокращении штатов, и дня за два до этого она слышала, что нескольким преподавателям придется уйти. Возможно, разговор шел об этом. Она даже не представляла, что Титуса могут уволить, ведь он был очень хорошим преподавателем, а его работы получили международное признание. Но он мог переживать за своих друзей, которым грозила потеря работы. Элис решила, что должна выждать. Титус сам ей все расскажет, когда будет к этому готов.

В последующие дни Титус выглядел довольным и счастливым, но Элис чувствовала, что с ним что-то происходит. Она попыталась через знакомых получить достоверную информацию о предстоящих сокращениях, но преподавательский состав держал все в строгом секрете, а приятели-студенты знали не больше, чем она.

Как-то в полдень, вернувшись домой, Элис услышала, как Титус разговаривает по телефону. Голос звучал резко, почти отчаянно:

— Но какой толк в этом, Камилла? Ты знаешь, я могу приехать, если это поможет, но Гарри не нравится, когда я приезжаю, и Тим… — Он прервался на полуслове, увидев Элис, и быстро закончил разговор словами:

— Я перезвоню позже. Да, да, обещаю. До свидания.

— Кто это был? — удивленно спросила Элис.

— Это… — Титус провел рукой по волосам, как делал всегда, когда волновался. — Это был мой старый товарищ по колледжу, к которому я ездил. К сожалению, проблема до сих пор существует. Вероятно, мне придется опять туда поехать.

— Но какая проблема? Взгляд Титуса помрачнел. Он хотел что-то сказать, но в это время раздался автомобильный гудок.

— Черт возьми! Это, наверное, Билл, — объяснил он, имея в виду приятеля, одного из преподавателей. — Он обещал подвезти меня до университета, у нас сегодня собрание, а потом руководство устраивает обед, Я заехал только переодеться.

Он подошел к Элис и положил руки ей на плечи.

— Слушай, мне надо кое-что тебе рассказать, возможно, мне стоило рассказать это раньше. Но сейчас нет времени, придется подождать. О'кей?

— О чем ты?

Тут снова раздался нетерпеливый гудок автомобиля, и Титус, покачав головой, нахмурился.

— Я должен идти.

Он чмокнул ее в щеку и пошел к двери, но с порога вернулся, подошел к ней, крепко, почти грубо обнял и страстно поцеловал. Он ушел, а Элис стояла в недоумении: что с ним происходит?

«Может, его все-таки увольняют?» — подумала она с тревогой. Закрывают кафедру египтологии, и он собирался ей это рассказать. Но еще речь шла о нерешенной проблеме его товарища. Может быть, он хотел сказать и об этом? Но минутой позже Элис решила, что Титус все-таки хотел рассказать не о товарище, а о своей работе.

Она приготовила себе поесть и за едой просматривала записи, которые сделала в тот день. В семь часов зазвонил телефон, но, когда она подняла трубку, дали отбой. Спустя полчаса все повторилось. Элис подумала было, что кто-то ее разыгрывает и готова была отчитать звонившего. Но когда телефон зазвонил в третий раз, в трубке раздался женский голос и спросил Титуса. В этом не было ничего необычного, Титусу часто звонили женщины-коллеги, студентки, приятельницы. Но от этого звонка и от этого женского голоса у Элис почему-то побежали мурашки по коже.

— Это вы только что звонили? — спросила она.

— Позовите Титуса. — Голос женщины звучал настойчиво, резко.

— Извините, но его нет, — ответила Элис. — Ему передать что-нибудь?

— Когда он вернется? — коротко спросила звонившая.

— Даже не представляю.

— Он в колледже? Я позвоню ему туда.

— Нет, — быстро ответила Элис, инстинктивно пытаясь оградить Титуса. — Он где-то на собрании. Кто говорит? Чего вы хотите?

— Мне нужен Титус, — сказала женщина нетерпеливо. — Когда он придет, скажите, чтобы он сразу позвонил мне. Это Камилла. — И коротко добавила:

— Впрочем, не беспокойтесь. Я перезвоню ему позже.

Элис медленно положила трубку, озадаченная: кто же эта женщина? У Титуса не было матери и сестер, не было близких родственников, которые бы могли так бесцеремонно добиваться его. А все его коллеги-женщины из колледжа или университета наверняка были вместе с ним на собрании. Даже она не позволяла себе разговаривать с ним таким требовательным тоном, а уж у нее-то, как ей казалось, было больше всех прав на Титуса. С запозданием Элис вспомнила, как он оборвал телефонный разговор и сказал, что разговор был связан с его товарищем по колледжу. Может быть, эта женщина — жена товарища? Возвращаясь к тому разговору, Элис вспомнила, что Титус говорил с женщиной.

Имя, которое он тогда называл, кажется, было Камилла.

Охваченная тревогой и беспокойством, Элис собрала книги и отложила их в сторону, понимая, что не может сосредоточиться на работе. Она решила помыть голову и пошла наверх, в ванную. Стоя под душем, сквозь шум воды она вновь услышала звонок, но к телефону подходить не стала. Обмотав голову полотенцем, Она вытерлась, надела халат и спустилась в гостиную послушать музыку. Но и это не отвлекло ее. В голове беспорядочно мелькали мысли, не складываясь в ясную картину. Элис возмущалась: никто кроме нее не имеет права так настойчиво добиваться Титуса. Она ему как жена. Ну, в данный момент только любовница, но они собираются пожениться. А эта женщина говорила так, как будто была уверена, что у нее есть такие права. Так, может быть, она когда-то тоже была любовницей Титуса?

От этой догадки Элис в раздражении вскочила. Прижав пальцы к вискам, она пыталась сосредоточиться. Была ли Камилла прежней страстью Титуса? Элис знала, что она — не первая женщина в его жизни, он был слишком опытен для этого. К тому же ему за тридцать, и было бы странно, если бы до нее у него не было женщин. Но он никогда не рассказывал о своем прошлом, тем более, о женщинах, да Элис и не хотела знать об этом. Она понимала, что это глупо, но ей хотелось верить, что она — первая женщина, которую полюбил Титус. Он так часто говорил ей об этом, говорил, что ждал ее всю жизнь, а потому Элис выкинула из головы все мысли о других женщинах, которых он когда-то держал в своих объятиях. Их любовь была слишком страстна, слишком чиста, чтобы пятнать ее столь омерзительными картинами. И тем не менее эта женщина из его прошлого. Элис пыталась оставаться спокойной и рассудительной, несмотря на то, что Титусу придется позвонить этой женщине. Возможно, он посмеется над ее глупыми догадками и разыгравшимся воображением. И звонок, и эта женщина, вероятно, ничего для него не значат. Ей не стоит беспокоиться, «ломать над этим свою красивую головку». Именно так сказал Титус два месяца назад, когда вернулся после внезапного отъезда. Тогда ей не понравился его тон, поскольку в нем отчетливо прозвучали нотки мужского превосходства, из-за этого она не обратила внимания, что он так и не ответил на ее вопрос. Сжав губы, Элис резко выключила музыку, не в силах больше переносить ее звук, и внезапно в комнате наступила тишина, отчего пустота в доме стала еще заметнее.

Прокручивая в памяти телефонный разговор Титуса, она вспомнила, что речь шла о каком-то мужчине, который его не переносит. Не была ли Камилла замужем? Но единственной причиной, по которой любой муж не может перенести присутствия другого мужчины, — при этой мысли сердце Элис замерло — может быть то, что Титус и Камилла состоят в связи. Элис пыталась оставаться спокойной, но ее сердце, разум, все чувства взбунтовались. Нет, это невозможно! Не может быть, чтобы мужчина вроде Титуса, который ее так любит и так часто доказывал ей свою любовь, желал связи с другой женщиной. Интуиция подсказывала ей, что Титус не мог иметь связь с замужней женщиной. Он был слишком честен, слишком горд для этого. Да и они были так счастливы, так влюблены в друг друга. Невозможно, чтобы при этом Титусу захотелось даже взглянуть на другую женщину. Элис была в этом полностью уверена.

Но ведь Титус сам сказал, что должен ей что-то рассказать, объяснить, что давно собирался ей о чем-то поведать. При этом он выглядел возбужденно и странно. Ей вдруг стало страшно: впервые со времени их знакомства ее вера в Титуса пошатнулась. Элис уселась в кресло и стала ждать его возвращения.

Телефон зазвонил опять, его резкий звук нарушил мертвую тишину дома. Элис долго не подходила, но телефон все звенел и звенел. Не выдержав, она схватила трубку.

— Да?

Опять звонила та женщина и даже не потрудилась назвать себя. Таким же отрывистым, как у Элис, голосом она спросила:

— Где он? Я должна немедленно поговорить с Титусом.

— О чем? — твердо и настойчиво спросила Элис.

— Неважно, — резко, сказала женщина. — Скажите мне только, где я могу его найти?

— Не скажу, пока вы не объясните, зачем он вам нужен и кто вы.

Камилла грубо рассмеялась.

— Вероятно, вы та студенточка, с которой он живет. Все еще держит вас в неведении насчет меня, не так ли? Что ж, если вы хотите знать, он тоже когда-то был моим любовником. Слушайте, у меня нет времени на объяснения. Пусть Титус вам расскажет, не я. Дайте мне его телефон.

— Нет, черт возьми, не дам! — сердито ответила Элис, потрясенная до слез. — Почему вы не оставите его в покое? Вы ему не нужны. Отстаньте от него.

К удивлению Элис, Камилла опять расхохоталась.

— Послушай, ты, маленькая дурочка, он мне нужен. И всегда приходит, когда мне надо. Потому, что он в долгу у меня, в долгу на всю жизнь!

Потрясенная, ничего не соображающая, Элис пробормотала:

— Но… Я не понимаю…

— Найди его, — зло отрезала Камилла. — Скажи ему, что он мне очень нужен и чтобы немедленно приехал. Это-то ты хотя бы понимаешь?

Элис, не ответив, положила трубку. Она была слишком взволнована, чтобы хоть что-то чувствовать, но, посмотрев на руки, увидела, что они дрожат. Напрасно она обвиняла Титуса, он ни за что не оставит ее одну сегодня, зная, что эта ведьма звонила. Но, как он мог позволить своему темному прошлому вмешиваться в их светлое настоящее? Она чувствовала себя облитой грязью этого прошлого, и внезапно ей показалось, что стены комнаты рушатся на нее, ей хотелось бежать из дома, который она так любила. И во всем виноват Титус, он не должен был Давать номер их телефона Камилле. Он должен был оградить свою возлюбленную от этой мерзости. Она ничего не хочет знать. Просто не желает!

Когда вернулся Титус, Элис ждала его в гостиной, со злостью меряя ее шагами. Она надела ярко-красное короткое платье, недавно вымытые волосы пышной шапкой осеняли лицо, как у женщин на картинах Милле.

— Привет! — сказал Титус и присвистнул от восхищения. — А я и не знал, что мы сегодня вечером куда-то собираемся.

— Мы никуда не собираемся, — отрезала Элис. — Звонила твоя бывшая любовница. И, пожалуйста, не притворяйся, что не знаешь, о ком я говорю. Она сказала, что ты ей срочно нужен. Это Камилла…

— Камилла? — лицо Титуса побледнело. Элис уставилась на него, отметив, какое впечатление произвело на него имя этой женщины. Но, сдержав волнение, она продолжала:

— Да, она звонила весь вечер и дважды даже не потрудилась ответить!

— Что она сказала? — тихо, почти робко спросил Титус, но Элис была слишком зла, чтобы заметить это. Он в первую очередь должен думать о ее состоянии, а не о проблемах этой женщины.

— Что ты должен позвонить ей немедленно. Она не просила, она приказывала. И еще она сказала, что ты — ее должник, всегда им будешь! Поэтому ты должен все бросить и делать то, что она тебе прикажет. Ведь ты так и сделаешь? — добавила она в ярости.

Она хотела выйти, но Титус, придя в себя, догнал ее и схватил за руку.

— Куда ты?

— Куда глаза глядят. И не думай, что я вернусь, пока ты со всем этим не разберешься.

— Послушай, дай мне объяснить. Я давно собирался все тебе рассказать, но теперь ты знаешь. Понимаешь, я…

— Не надо! — прервала его Элис. — Я не хочу ничего знать. Эта… эта женщина — сущий дьявол. Отделайся от нее, Титус, только и всего.

Высвободив руку, она направилась к двери. Титус не пошел за ней, но его искаженное лицо стало белым, как простыня.

— Не надо так, Элис.

— Почему, черт возьми?

— Пожалуйста, останься и выслушай меня. Элис вздернула подбородок, и в ее глазах сверкнуло пламя гнева.

— Я уже сказала, что не останусь. Уладь все, чтобы мы опять могли быть счастливы. И она вышла из дома, хлопнув дверью. Встретив группу друзей-студентов, которым тоже нечего было делать, она отправилась с ними в диско-клуб. В такие места она обычно не ходила: Титус тяготел к классике или джазу, и она разделяла его вкус. Но сегодня ей хотелось громкой музыки, чтобы изгнать все тревоги из головы, чтобы яркие огни дискотеки погасили картины разыгравшегося воображения, а хорошая выпивка ускорила этот процесс. Они пробыли в клубе до двух часов ночи, потом всей гурьбой вышли на улицу и после музыкального гвалта тишина ночи подействовала на них оглушающе.

— Я не хочу идти домой, — заявила Элис бойко, хотя голос ее при этом дрожал.

— Тогда пошли к нам, — предложил кто-то из студентов, и они отправились продолжать вечеринку.

В университетских городках, если где-то идет вечеринка, даже импровизированная, как у них, то весть об этом распространяется быстро, и вскоре набралось много народа, послышался звук открываемых бутылок и пивных банок. Когда в доме было уже тесно, они высыпали на улицу и к ним присоединились соседи, разделяя их веселье. В ту ночь вечеринка прошла прекрасно: полиция не появилась, чтобы их разогнать, и они гуляли до рассвета. Элис напилась дешевого вина, натанцевалась с парнями, которые то и дело спрашивали, не ушла ли она от Титуса и не расстались ли они навсегда. Все закончилось тем, что она оказалась на одной кровати еще с двумя девушками.

Около семи утра появился Титус, прошелся по дому, разглядывая спящих, и когда наконец нашел ее, на руках отнес в машину и отвез домой.

Элис ничего не соображала, пока он не поставил ее, одетую, прямо под холодный душ. Она закричала, заметалась, не понимая, что происходит, и пыталась выбраться. Но Титус держал ее под холодными струями, пока она окончательно не пришла в себя и не начала дрожать.

— Теперь вытрись и надень вот это, — приказал он, подавая купальный халат. — Потом спускайся вниз.

— А можно мне лечь в постель? — умоляла Элис. — У меня ужасно болит голова.

— Делай, что тебе велят. Снимай скорее мокрое платье.

— Сделай это ты, — попросила она.

— Если я прикоснусь к тебе, то только для того, чтобы отшлепать, как ты того заслуживаешь.

— О, дурачок, — и она захихикала. Но у Титуса, казалось, пропало чувство юмора и он, рассердившись, начал трясти ее так, что с разметавшихся волос во все стороны полетели брызги. У нее зубы стучали от холода, а от тряски голова разболелась еще сильнее, но яростный блеск в его глазах изгнал из нее остатки похмельного дурмана.

— Оставь меня, — крикнула она.

— Ты переоденешься?

— Да.

— Поторопись. Я хочу поговорить с тобой. Он вышел, а Элис сняла мокрую одежду и несколько минут простояла под горячим душем, потом переоделась. Она надела пижаму и старый халат Титуса, в который завернулась, как в плед, намотала полотенце на мокрые волосы и сошла вниз.

— Садись сюда.

Он разжег камин в гостиной, но шторы были открыты и в окна проникал утренний солнечный свет. Элис зажмурилась, совершенно потеряв представление о времени. Она пыталась вспомнить, что произошло ночью, но в памяти был провал.

— Выпей это.

Она села в кресло у камина, и он протянул ей чашку очень крепкого, горячего кофе.

— Можно немного молока?

— Замолчи и пей!

Она замолчала, подавленная его гневом.

— Зачем ты ушла и так напилась? — спросил через некоторое время Титус. Не могла придумать более взрослого способа проявить свои чувства?

Она отхлебнула кофе, поглядывая на него поверх чашки.

— Ну, тебе нечего сказать? — зло спросил Титус.

— Ты просил меня молчать, — заметила она, не сумев скрыть самодовольства в голосе, все еще ощущая опьянение.

Он сделал угрожающий шаг в ее сторону, и ей в эту минуту показалось, что он готов ударить ее. Но он только сжал кулаки.

— Зачем ты ушла и так напилась? Он сел в кресло напротив, и Элис стала разглядывать его, пытаясь собраться с мыслями и оценить его состояние. Он был зол, это правда, но здесь было что-то еще. Осторожно подбирая слова, она сказала:

— Когда эта женщина позвонила сегодня вечером, вчера вечером и начала… начала приказывать…

Она поставила чашку и приложила руки к ноющей от боли голове.

— Я так разозлилась, чувствовала себя такой несчастной. Я хотела только одного — уйти, уйти подальше от этого дома. Ты можешь понять?

Он злобно посмотрел на нее.

— Ты могла остаться и выслушать меня, вместо того, чтобы вести себя как школьница, потерявшая своего первого парня.

Он нетерпеливо взмахнул рукой, потом провел ею по волосам.

— Мне кажется, я слишком многого ждал от тебя.

— Да будь ты проклят, — набросилась она на него, внезапно загораясь. Когда эта женщина сказала, что ты всю жизнь будешь делать то, чего ей хочется, тогда у меня появилось право уйти из дома и шататься, где захочу.

— Она так сказала? — произнес Титус, глубоко вздохнув.

— Да, сказала. — Элис наклонилась вперед, глядя на него в упор. — Это правда?

Он ответил не сразу, сжал ладони и поднес их к губам, словно стараясь удержать слова, которые не хотел произносить.

Потом встал и начал ходить по комнате. Он всегда казался слишком большим для этого дома, но сейчас был похож на зверя в клетке, загнанного и злого. Остановившись перед ней, он посмотрел на нее сверху, его лицо исказилось.

— Случилось это давно, так давно, что я почти забыл об этом. Но сейчас я вынужден рассказать тебе все.

— Вынужден? А не потому, что хочешь?

— Нет! — ответ был очень категоричен. — Я надеялся, что никогда не придется тебе об этом рассказывать, но сейчас у меня нет выбора.

Нагнувшись, Титус взял ее за руку. Пытался он этим жестом придать силу ей или себе, или им обоим? Элис встала, крепко сжав его руку, глядя прямо на него. Ее руки слегка дрожали в ожидании того, что он скажет. Но он был спокоен, глаза холодны. Неужели это действительно что-то ужасное, как же тогда она это перенесет? Свободной рукой она быстро коснулась его губ.

— Нет, не говори, я не хочу знать.

Но Титус покачал головой.

— Ты должна знать. Выбора нет. Сейчас нет. — Он сжал зубы. — Извини, я бы все сделал, чтобы не причинять тебе такой боли, — выпалил он. — Я знаю, что это огорчит тебя и на какое-то время испортит наши отношения, но верь мне, дорогая, я пытался уберечь тебя от этого, но, как видишь, не смог. — Обеими руками он взял ее руку. — Я только прошу выслушать меня, а потом мы вместе решим, что делать. Если ты меня достаточно любишь…

— Это можно решить? — прервала она его и вдруг улыбнулась. — Значит, это не так страшно. О'кей, я слушаю.

Она сняла полотенце с головы, отбросила его, волосы упали ей на плечи.

Он взглянул на нее с любовью, но все же сказал грубовато:

— Ты сначала выслушай. — Он положил руки ей на плечи. — Элис, у меня есть сын.

Он почувствовал, как она вся напряглась, лицо ее на мгновение стало скорбным, похожим на маску, она передернула плечами, пытаясь совладать с шоком. Внутри у нее происходила борьба, но все же она смогла выдавить из себя:

— Что ж, в наши дни это не возбраняется. Я так понимаю, что Камилла — его мать?

— Да. Это случилось, когда мы были студентами. Была вечеринка, вроде той, на которую, как я представляю, ты попала прошедшей ночью. Мы отмечали окончание первого года учебы, слишком много выпили и, ну, ты можешь догадаться, что случилось. Я уехал в Египет на все каникулы, а когда вернулся, то узнал, что Камилла на четвертом месяце беременности.

— Она хотела, чтобы ты женился на ней? — спросила Элис.

— Да, но я отказался, — сказал он сдержанно. — У меня хватило здравого смысла понять, что пьяные полчаса не могут стать основой для семейной жизни. Мы едва знали друг друга, и нам было только по двадцать лет. Ни у одного из нас не было денег. Она настояла на том, чтобы сохранить ребенка, я согласился. Я нанялся подрабатывать ночным барменом, чтобы она могла получить диплом, помогали и ее родители. Камилла сказала, что собирается отдать ребенка на усыновление, но когда он родился, решила его оставить у себя. Я опять согласился. К тому времени я узнал ее достаточно и понял, что ни за что на ней не женюсь. Поэтому ее мать присматривала за Тимом, пока Камилла не сдала последний экзамен, потом они вернулись в родной город.

— Тогда все кончилось? — Элис озадаченно посмотрела на него.

— Да, но я обязался материально помогать ей в течение восемнадцати лет и поддерживал с ней отношения — все-таки Тим мой сын. Спустя год или чуть больше Камилла написала, что встретила человека и живет с ним. Они собирались вместе воспитывать мальчика, и она не хотела, чтобы я больше виделся с ним. Она писала, что хочет начать новую жизнь, забыть меня и прошлое.

— И ты согласился? — Элис провела рукой по его задумчивому лицу.

— Я был вынужден согласиться.

Я чувствовал себя обязанным ей. Но я взял с нее обещание рассказать мальчику обо мне, когда он подрастет.

— И она обещала?

— О, да, — его рот скривился. — Она не хочет отказываться от денег на его содержание, ты понимаешь?

— Но так, чтобы муж не знал об этом? — догадалась Элис.

— Не имею представления, да это и неважно. Но она не вышла замуж за этого человека, они просто жили вместе. — Он замолчал, и Элис почувствовала, как он набирается смелости сказать, что было дальше. — Я не видел их и не слышал о них ничего последние десять лет. Недавно Камилла позвонила и сообщила, что у нее проблемы с Гарри, ее сожителем. Она считала, что все может разрешиться, если он официально усыновит Тима, и хотела получить мое согласие. Она настаивала, чтобы я приехал повидаться с юристом и подписать необходимые бумаги.

Он замолчал, не в силах продолжать, поэтому она подсказала:

— Но на этом дело закончилось?

— Я так и думал, но оказалось, что Камилла заподозрила Гарри в измене и боялась потерять его, поэтому решила использовать меня, пытаясь заставить его ревновать. Но это имело обратный эффект: Гарри возненавидел меня и Тима после того, как узнал, кто я. Полагаю, он заподозрил, будто я пытаюсь лишить его статуса отца Тима.

— Ты виделся с сыном? — спросила Элис, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно.

Странное сочетание нежности и сожаления промелькнуло на лице Титуса.

— Очень недолго. Он стал красивым мальчиком. Элис отпустила его руки, ее лицо напряглось.

Он не обратил на это внимания, ему хотелось продолжать:

— Вчера вечером события достигли апогея, — коротко сказал он. — Вот почему Камилла так упорно до меня дозванивалась. — Он перевел дыхание, но Элис внезапно поняла, что еще он хочет сказать.

— Они порвали отношения, — воскликнула она.

— Да, боюсь, что именно это и произошло. Камилла сказала, что скандалы усилились и Гарри начал отыгрываться на мальчике, наказывая его за малейшую провинность и даже несколько раз ударил его. Я не могу допустить этого, Элис. — Он сжал губы. — Возможно, Камилла преувеличивает, но я думаю, что доля правды в ее словах есть. Вероятно, Гарри делал это нарочно, чтобы она бросила его. Она звонила мне раньше, но я пытался не вмешиваться ради Тима и, конечно, ради нас с тобой, — добавил он.

«О, благодарю», — язвительно подумала Элис.

Какое же место во всем этом отведено ей?

— И что же теперь?

— Вчера он выгнал их. Кажется, он хочет привести в дом новую подружку. Камилла пришла домой и обнаружила, что он сменил замок, упаковал ее веши и выставил их за порог. Еще он позвонил в школу, где учится Тим, и предупредил, что не собирается больше платить за обучение. Поэтому, естественно, она обратилась ко мне за помощью. Ты понимаешь, почему, не так ли?

— О, да, прекрасно понимаю, — сейчас Элис протрезвела окончательно. Ее рассудок был ясным, как стеклышко. Развязку истории она поняла прекрасно, еще до того, как он кончил, поняла даже лучше, чем он сам.

— Они жили в доме Гарри?

— Да.

— Значит, теперь Камилла вернется к родителям? — спросила Элис, все еще на что-то надеясь. — Отец у нее умер, а мать работает экономкой в частном доме и живет там же. У них нет пристанища.

— Но ведь Камилла может пойти работать, снять комнату?

Голос Титуса прозвучал грубо:

— Тим два года назад тяжело болел, и ему нужен уход. Камилла бросила работу, чтобы ухаживать за ним.

— Но есть социальное обслуживание, муниципальные дома, — сказала Элис, доведенная до отчаяния, борясь за свое будущее.

— Я не могу позволить, чтобы мой сын рос в дешевых меблирашках, обязанный всем благотворительности, — сказал Титус убежденно; Элис поняла, что спорить с ним бесполезно. Она вскинула голову и пристально посмотрела на него.

— И что из этого следует?

— А то, что я предложил им приехать сюда. Это даст шанс Камилле избавиться от Гарри.

— Сюда? — взвизгнула Элис. — Ты имеешь в виду этот город?

Их глаза встретились.

— Нет, я имею в виду этот дом, Элис. Я предлагал им поселиться в гостинице, но Камилла сказала, что Тим будет очень расстроен. Она хочет остановиться там, где мальчику будет спокойно и…

— Значит, они приезжают надолго? — задыхаясь, проговорила Элис.

— Нет, только на время, пока Камилла не подыщет что-нибудь подходящее.

— Это она тебе так сказала? — спросила Элис и громко рассмеялась. — Ради Бога, Титус, открой глаза! Разве ты не понимаешь, чего она добивается?

Ведь Камилла добивалась этого с тех пор, как снова увидела тебя. А тебе не кажется, что это Камилле надоел Гарри и она решила от него уйти. Поэтому она продумала твое возвращение на сцену, и результат ей понравился: преподаватель колледжа, известный ученый, ездит за границу, до сих пор не женат. И она поняла, что у нее есть идеальное оружие, чтобы заставить тебя вернуться к ней, — твой сын!

— Но это смешно, — сказал, как отрезал, Титус. — Послушай, кроме того…

— Нет, это, черт возьми, не смешно, — вспыхнула Элис. — Она уже едет сюда, не так ли? Чтобы жить с тобой. Делить с тобой дом.

— Наш дом, — поправил Титус. — Ты не права.

Мне только хочется, чтобы мальчик…

— Да, да, твой любимый сын. Ее оправдание для возвращения к тебе. Почему ты не рассказал мне о нем раньше?

— Это было в прошлом. Я не видел его много лет и не чаял увидеть снова. Мне казалось, что незачем тебе рассказывать. Я не хотел огорчать тебя.

— Ну и ну! Зато ты сделал это теперь! — пронзительно крикнула Элис. — Ты сошел с ума, если думаешь, что я буду жить в одном доме вместе с твоей экс-любовницей! Найди ей жилье в другом месте. Сегодня, сейчас!

— Все не так просто, Элис. — Титус коснулся ее руки. — Я еще не кончил свой рассказ о Тиме.

— Не хочу ничего слушать! — Элис отдернула руку, озлобляясь при мысли, что их совместная жизнь окончательно разрушена. — Она обманывает тебя, неужели ты не понимаешь? Если ты позволишь Камилле войти в этот дом, то ее уже никогда отсюда не выпроводишь. Она сделает мою жизнь здесь невыносимой. Она будет стоять между нами, как уже сейчас стоит!

— Нет, я не позволю ей сделать это. Никогда!

Но они должны приехать сюда и оставаться здесь, пока я не подыщу им жилье, которое мне по карману.

Элис уставилась на него, часто дыша, задыхаясь от гнева, не в силах его унять.

— Хорошо. Пусть будет так. Но подержи ее подальше от нас хотя бы неделю; мы уедем в Египет, и тогда она поживет здесь, пока мы не вернемся. За это время Тим поправится и они смогут… — она замолчала, заметив на лице Титуса какое-то движение. — Что еще? — спросила она, предчувствуя новую беду.

Тихим, усталым голосом он сказал:

— Извини, Элис, но поездку в Египет придется отложить.

Потрясенная, она посмотрела на него:

— Все из-за нее, из-за Камиллы?

Титус тяжело вздохнул, но в голосе прозвучало нескрываемое раздражение:

— Да, черт возьми, из-за нее. Но я ничего не могу поделать, Элис, поэтому давай не будем ссориться из-за этого. Прости. Я знаю, ты ждала поездку в Египет, думаешь, я не ждал ее с нетерпением?

Полная разочарования, Элис сказала:

— Откуда я знаю? Я больше ни в чем не уверена. Я думала, что ты беспокоишься обо мне. Думала, что наше счастье важно для тебя.

— Так и есть. Ты это знаешь.

— Тогда докажи это. Пусть Камилла убирается к черту, а мы поедем в Египет, как ты и обещал, — уговаривала она его. — Скажи, что ты сделаешь это, Титус, скажи.

Она пыталась заставить его сказать то, чего ей так безумно хотелось, но наступила долгая, мучительная пауза, а потом Титус произнес:

— Пожалуйста, Элис, не заставляй меня, я не могу сейчас уехать из Англии. Возможно, через несколько недель…

— Будь ты проклят, Титус! Камилла не права, когда говорит, что ты у нее в долгу. Ты ей ничем не обязан! Пусть сама разбирается в своих неприятностях, пусть мальчик приезжает сюда, если ты обещал, но только не она. Не она!

Титус взял ее за руки.

— Они должны приехать вдвоем. Понимаешь, Тим не может…

— Нет, я не хочу ничего слушать! — Она вырвала руки, слезы гнева и разочарования катились у нее по щекам. Но оплакивала она отнюдь не отпуск, который так нелепо разрушился.

Он дал ей выплакаться, потом тихо сказал:

— Любимая, может быть, будет лучше, если ты поживешь у родителей несколько недель. Я что-нибудь придумаю и…

— Может быть, будет лучше, если я останусь у них навсегда, — резко отпарировала она. — Может, будет лучше, если я вообще больше никогда с тобой не увижусь!

Его лицо стало суровым.

— Послушай, дай мне объяснить. Понимаешь, Камилла…

— Камилла!

Камилла! — бешено крикнула Элис. — Мне опротивело это имя. Неужели ты не понимаешь, что она обманывает тебя? Я уверена, что ее россказни о плохом обращении Гарри с твоим сыном неспроста совпали с нашим отъездом. Посмотри на факты, Титус. Подумай!

Он внимательно посмотрел на нее, потом покачал головой.

— Так может показаться, но…

— Это так и есть! — прикрикнула она на него. — Не позволяй ей делать этого, Титус, не давай приехать сюда, встать между нами. Пожалуйста!

— Этого не случится.

— Нет, случится. Я знаю. — Элис положила руки ему на грудь, как бы пытаясь достучаться до его сердца. — Я не могу этого допустить, Титус, я не собираюсь оставаться здесь и наблюдать, как она разрушает нашу любовь. Ты должен выбрать меня или ее.

— Что за идиотизм? Если бы ты набралась терпения на несколько недель, пока…

Глядя ему прямо в глаза умоляющим, но непоколебимым взглядом, Элис повторила:

— Меня или се, Титус.

— Дело не в Камилле, я делаю это для Тима.

— Он — часть ее. Ты никогда не сможешь разделить их. Тебе придется сделать выбор. Выкинь их снова из своей жизни и оставайся со мной и с детьми, которых я могу тебе дать.

Душевная боль отразилась на лице Титуса, и он на мгновение прикрыл глаза, рот скривился, как от боли.

— У меня нет выбора, Элис. Понимаешь… Но она отступила от него, лицо ее побледнело.

— Выбор всегда есть. Камилла шантажирует тебя, заставляя думать, что выбора нет. Что ж, кажется, она победила. Я не собираюсь ждать, пока она погубит нас.

— Элис, я должен им по…

— А как же я? — воскликнула она с досадой. — Мне ты ничего не должен?

— Да, конечно, но…

— Но им в первую очередь. Тогда иди к черту!

Она повернулась, чтобы уйти, но Титус поймал ее за руку.

— Элис, ты сейчас расстроена, и у тебя есть на это право, но если ты дашь мне время…

— Нет, я и часа не хочу быть с ней в одном доме. Его лицо стало жестким.

— Если ты любишь меня, Элис, то останешься.

— А если ты меня любишь, то не позволишь ей приехать сюда!

Он молчал, и она горько рассмеялась.

— Тупик, не так ли? Мы обе шантажируем тебя.

Неожиданно она подошла к нему и поцеловала.

— Я люблю тебя, — сказала она прерывисто. — И буду любить всегда.

Потом повернулась и побежала по лестнице наверх, чтобы одеться и уложить вещи в чемодан.

Он бросился за ней, но она заперлась на ключ и не открывала, хотя он в бешенстве колотил в дверь руками и ногами.

Когда она появилась на пороге, то была готова покинуть дом.

— Не делай этого, Элис, — тихо сказал Титус. — Ты мне нужна. Пожалуйста, не уходи.

Она никогда не видела его умоляющим, никогда не видела такого просящего выражения в его глазах. На какое-то время ее гнев утих, но затем она покачала головой.

— Нет, у меня, как и у тебя, нет выбора, — отрывисто сказала она. И, сняв с пальца кольцо из скарабея, она сунула его ему в руку.

Посмотрев на него, Титус как будто сник, но, вновь охваченный гневом, чуть ли не прорычал:

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя как избалованный ребенок, который не переносит, когда делают не так, как он хочет?

Элис изо всех сил старалась удержать подступающие к глазам слезы.

— Тебе ли так говорить?

Она пожала его висящую плетью руку и спустилась по лестнице, неся свой багаж. Он не последовал за ней, но крикнул:

— Не будь трусихой. Оставайся со мной. Одумайся.

Пройдя через маленький холл, она открыла дверь, остановилась на пороге, освещенная солнцем, и посмотрела на Титуса. Ее лицо потемнело от горя. Она медленно покачала головой.

— Нет, для этого я слишком тебя люблю. Титус смотрел на нее, его лицо побледнело, и в этот момент Элис подумала, что он готов смягчиться. Но он вдруг разжал кулак и швырнул ей кольцо.

— Тогда уходи! — закричал он озлобленно. — Убирайся к черту! Почему я должен переживать, если ты даже ничего не хочешь выслушать? Я никогда не прощу тебя!

Элис посмотрела на него, потрясенная злобными выкриками, и, в свою очередь рассвирепев, крикнула:

— А я никогда не прошу того, что ты позволил своей бывшей любовнице и ее ублюдку погубить наши жизни!

И, рыдая, она выбежала из дома, из его жизни.