OCR Nina amp; Leon Dotan (10.2003)

ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi.russiantext.com ([email protected])

(наши пояснения и дополнения - шрифт меньше, курсивом)

Соломон (Исецкий) Георгий Александрович

ЛЕНИН И ЕГО СЕМЬЯ (УЛЬЯНОВЫ)

©Подготовка текста. Издательство «Современник», 1995

©Оформление, В. С. Комаров, 1995

Издательство «Современник» глубоко при­знательно Зинаиде Ивановне Перегудовой и Ири­не Николаевне Засыпкиной, сотрудницам отдела фондов по Российской империи Государственного архива Российской Федерации за поиск и предо­ставление подлинных фотодокументов для на­стоящего издания.

ГЛАВА 1

Конструирование российской социал-демократической рабочей партии. — Эмбриональный период партии. — «Союзы». - «Кустарничество». - Поручение перевез­ти партию «нелегальщины» в Москву. — Известие о смерти матери Ленина. - «Венок» на могилу умер­шей. - М. А. Ульянова жива, и моя встреча с покой­ницей и А. И. Елизаровой.

В Петербурге, где у меня были революционные со­циал-демократические связи, я пробыл около трех не­дель. Это был интересный момент конструирования Рос­сийской социал-демократической рабочей партии. Партии еще не существовало, и шла работа по ее организации. В революционно настроенных группах и кружках наме­чалось все расширявшееся революционно-социалистиче­ское движение, делившееся на два русла. С одной сто­роны группировались старые, частью реформированные народническо-социалистические силы, с другой — соби­рались и приступали к работе по самоорганизации и по непосредственной революционной работе среди пролета­риата социал-марксисты.

Между теми и другими шли горячие споры. Каждая группа яростно отстаивала свои положения и свое право вести революционную работу на намеченных позициях. Шла энергичная, все расширяющаяся борьба.

Я не имею в виду писать историю русских социали­стических партий во всем ее объеме. Это громадная ра­бота, которая еще ждет своего исследователя. Я наме­чаю лишь некоторые исторические вехи и лишь постоль­ку, поскольку это необходимо для основной цели наме­ченной мною темы. И потому я перехожу к вопросу конструирования Российской социал-демократической ра­бочей партии.

Эмбрионально-организационное ядро этой партии на­ходилось за рубежом. Там работали такие могикане соци­ал-демократии, как Плеханов, Вера Засулич, П. Аксельрод и другие. В России же апостолами-теоретиками этого учения являлись П. Струве с его подголоском М. Туган-Барановским, постепенно скатывавшиеся со своих началь­ных позиций. В практическом же отношении выделялась фигура покойного Ю. О. Мартова (Цедербаума), талант­ливо и самоотверженно работавшего на почве непосредст­венной революционной деятельности.

Партии как таковой еще не было. Это была эпоха эм­бриона ее, носившего название «Союз борьбы за освобож­дение рабочего класса». И внутрироссийским аппаратом этого течения были местные союзы, например, «Петер­бургский союз борьбы за освобождение рабочего класса», «Московский…», «Киевский…» и т. д.

Меня захватило это течение, и я примкнул к нему. Дело, повторяю, было еще в зачаточном состоянии. Преобладала система, изве­стная под презрительным названием «кустарничества». Да оно и было так. Отдельные марксистски настроенные ли­ца, главным образом представители учащейся молодежи и вообще молодежь, на свой страх и риск заводили конспи­ративные связи среди рабочих, соединялись с такими же одиночками, образовывали свой местный «Союз борьбы», вели посильную пропаганду среди рабочих, группировали их в кружки, и, как правило, эти организации быстро­течно кончали свои дни арестами и ссылками. У этих «борьбистов» сильно хромала конспирация, в организацию легко втирались и просто болтливые элементы, а часто и провокаторы, особенно в дальнейшем, в эпоху «зубатов­щины». И эпоха «союзов» отличалась тем, что такие организованные центры быстро захватывались полицией и в том или ином городе после провала обычно наступало на некоторое время мертвое затишье.

В Петербурге у меня были старые связи, и, не примк­нув организованно к работе «Петербургского союза», я сразу же стал работать в нем гастрольно. Между прочим, петербургские товарищи должны были переслать сравни­тельно (по тогдашнему масштабу) значительную партию «нелегальщины» «Московскому союзу». При отсутствии хорошей организации эта операция представляла собою большую задачу. Я предложил свои услуги, так как по своей должности в контроле Московско-Курской ж. д., куда я был назначен из Иркутска, я пользовался бес­платным проездом в первом классе и, таким образом, имел возможность в качестве должностного лица безопас­но провезти с собою эту литературу.

Но еще раз напомню, что организационные связи были так слабо налажены, что в Петербурге мне не могли указать точного адреса, по которому я должен был сдать партию. Таким образом, мы условились, что петербуржцы уведомят кого-то из весьма законспириро­ванных московских товарищей, который и должен был явиться ко мне за литературой, сказав мне известный пароль. Я состоял под негласным надзором полиции, и потому мы условились, что за литературой явятся не­медленно по моем приезде в Москву, так как мне было небезопасно хранить ее у себя.

Я уехал из Петербурга в Москву один, переезд же моей жены с дочерью был отсрочен до весны. Конспира­ции ради я облекся для дороги в контрольную форму — тужурку и шаровары с высокими сапогами. В то время до известной степени считалось шиком носить очень широ­кие шаровары, сильно свисавшие над высокими сапогами как бы вроде двух юбочек. Я решил перевезти литерату­ру на себе, чтобы не подвергаться риску, если бы я ее сдал в багаж. Литературы было около пуда. Она состояла из массы маленьких брошюр, увязанных в небольшие па­кеты. Я всю ее уложил в свои шаровары. Моя невестка, сестра моей жены, известная под партийной кличкой, данной ей Лениным, «Лиза красивая», явилась перед мо­им отъездом помочь мне уложить литературу и произвести «инспекторский» смотр с точки зрения конспиративно­сти… И жена, и Лиза осмотрели меня и нашли, что я имею вид самого настоящего фата-контролера и что нико­му в голову не придет заподозрить во мне «нигилиста»…

Приехав в Москву, я, согласно условию с питерца­ми, немедленно же снял себе комнату и телеграфно со­общил жене мой адрес. На другой день я получил от нее условленную телеграмму, которая должна была означать, что получатель литературы явится ко мне по моему адресу на третий день с установленным паролем, по предъявлении которого я передам ему литературу. Надо упомянуть, что в Петербурге у нас было условлено все до последней мелочи и что ко мне должна была явиться одна девица, которую я не знал и которая дол­жна была назваться (нарочитый псевдоним) «Сумцовой» и установить свою личность ввернутыми в нейтральный разговор следующими словами: «Я могу вас успокоить: жизнь Пети вне опасности». Пароль этот был не совсем абстрактный: Петей мы называли шафера на нашей свадьбе, Петра Гермогеновича Смидовича, не­задолго перед тем эмигрировавшего в Англию (В настоящее время П. Г. Смидович играет в Москве в советском правительстве весьма выдающуюся роль. — Авт. ). Все, по­вторяю, было разработано до последней детали еще в Петербурге, и казалось бы, что все должно бы было пройти совершенно гладко.

Надо упомянуть, что накануне моего отъезда из Пе­тербурга из пришедшего номера «Русских ведомостей» мы узнали, что скончалась Мария Александровна Улья­нова (мать Ленина), что вынос тела в такую-то церковь и похороны состоятся в самый день моего приезда в Москву. Ко мне в Петербурге пришла наша старая при­ятельница Любовь Николаевна Радченко (в настоящее время жена известного меньшевика Ф. И. Дана) и при­несла мне деньги с поручением купить и возложить на гроб умершей венок.

Поэтому я тотчас же после того, как снял в Москве комнату, поспешил к Ульяновым. Час, назначенный для выноса тела в церковь, прошел. Я был в Москве совсем новый человек, не знал, где надо купить венок, поэтому я решил поехать на квартиру Ульяновых, узнать там, где находится церковь, и затем купить венок и пр.

Подъехав на извозчике к воротам дома, где жили Ульяновы, и проходя через двор к их квартире, я был удивлен, не видя никаких следов похоронных аксессуа­ров вроде ветвей елей. Я поднялся во второй этаж. Бы­ло около десяти часов утра. Никаких следов состоявше­гося выноса тела… Я позвонил… Мне открыла сама Мария Александровна. От неожиданности я раскрыл рот и у меня, по-видимому, стало очень глупое выражение лица, потому что Мария Александровна засмеялась.

— Что, Георгий Александрович, — сказала старуш­ка, — верно, вы тоже явились на похороны?.. Как ви­дите, я еще жива, входите, пожалуйста… это умерла моя однофамилица, которую тоже зовут Мария Алек­сандровна, царствие ей небесное…

Появилась и Анна Ильинична. У нее было строгое и сердитое выражение лица. Она безумно, до самозаб­вения любила свою мать, и это совпадение произвело на нее самое удручающее впечатление.

— Знаете, — сказала она, когда Мария Александ­ровна вышла из столовой, служившей им гостиной, — это такая гадость эта ошибка… ведь знаете, нас засыпа­ли отовсюду телеграммами, письмами… вчера многие приезжали с венками… Я так зла… Ведь, подумайте, какое удручающее впечатление это должно было произ­водить на бедную мамочку… вся эта нелепая шумиха…