"Хранитель Виртуальности" - читать интересную книгу автора (Гусев Владимир)Глава 15– В реале вы еще привлекательнее, чем в вирте, – говорит мне Клеопатра, протягивая узкую ладонь. Я, как и накануне в вирте, не пожимаю ее, но целую. – О вас я такого сказать не могу. – Почему? – обиженно приподнимает правую бровь Клеопатра. Одета она классически: темный английский костюм, белая блузка, на лацкане изысканной формы брошь, поверх – распахнутый светлый плащ. – Потому что вы – эталон красоты и в реале, и вирте. А красивее эталона быть невозможно. С ним можно только сравниться. – А говорили, не умеете делать комплименты. – До встречи с вами не умел. Да и теперь не умею. Это – констатация факта, а не комплимент. Клеопатра, улыбнувшись, берет меня под руку. – Куда вы меня поведете? – В музей изобразительных искусств. Вы ведь любите оригиналы? – Еще даже больше, чем вам кажется. Но музейные оригиналы – лишь бледная копия жизни или, как теперь принято говорить, реальности. – То есть в музей мы не пойдем? – Нет. – Клуб, ресторан, театр? – Все это – тоже имитация жизни. В клубе прикидываются значительными, в ресторане – богатыми, в театре наблюдают, как одни люди профессионально прикидываются другими, а сами при этом прикидываются ценителями искусства. – Человеку свойственно жить в виртуальном мире. Если бы вирт не существовал, его следовало бы выдумать. Мы идем по Охотному ряду в сторону Манежа. На нас оглядываются почти все встречные мужчины и женщины; первые – с восхищением и, после того как переведут взгляд на меня, с завистью, вторые смотрят только на Клеопатру – с завистью пополам с ненавистью. А говорят – красота спасет мир… Видимо, ахейские мужи, разрушившие Трою, еще не знали этой прописной истины. – Его не следовало ни выдумывать, ни тем более создавать, – грустно улыбается Клеопатра. Я бросаю на нее косой взгляд. Это что, провокация? Или она действительно так считает? – Почему? – прикидываюсь я, как говорят обыватели, шлангом. Смысл этого выражения от меня ускользает, но пользоваться им я умею. – Подлинного и так было немного, ты сам только что сказал об этом, а с появлением вирта вся жизнь стала нереальной, в прямом и переносном смыслах. Пару секунд я разбираюсь в этих смыслах. Ага, просто каламбур: нереальная теперь означает еще и «виртуальная». Нет, это не провокация. Просто не все идут в ногу со временем, даже молодые привлекательные девушки, которые всегда безошибочно определяют, в какую сторону следует повернуть флюгер своей красоты. Когда в моде физики, они мелькают на физических факультетах, а иногда даже на симпозиумах, когда приходит время программистов – пытаются писать программы или хотя бы пить пиво с хакерами. Но не все девушки обладают этим инстинктом; возможно, в Клеопатре он не выработался – просто за ненадобностью. При таком, как у нее, инстинкте быть красивой все другие инстинкты становятся лишними. – Я тоже иногда тоскую по Настоящему, – тихо, но многозначительно говорю я. – Надеюсь, нам удастся извлечь хоть крупицу его из окружающей нас Нереальности, – говорит Клеопатра, прижимаясь грудью к моему локтю. Грудь у нее упругая и, я уверен, не подвергавшаяся коррекции бюста. Мы свернули на Тверскую и уже подходим к центральному почтамту. Когда-то подобное здание было одним из главных в городе, во время войн и революций противоборствующие стороны стремились захватить его одним из первых. Потом здесь, в самом центре города, собирались московские путаны. Но теперь половина здания отдана в аренду нескольким мелким и крупным фирмам, а вторая, сохранившая верность выполняемой функции, влачит жалкое существование: все общение идет через вирт, почтовые марки перестали выпускать лет пять назад, телеграфные аппараты давно сдали в металлолом. Два десятка кабин с видеофонами для тех, кто не в состоянии заработать на вирт, – вот и все, что осталось от традиционной связи. – В какой гостинице ты остановилась? – В «Метрополе». – Мы, кажется, идем в противоположную сторону? – Нужно же было нам узнать друг друга, прежде чем ложиться в постель! – не понимает смысла моего вопроса Клеопатра и, решительно остановившись, вынуждает меня повернуться на сто восемьдесят градусов. – А теперь, когда мы знаем друг друга целых двадцать минут… – Я знаю тебя уже много дней, – не соглашается Клеопатра. – С того самого момента, как ты спас меня от сатанистов. А вот ты совершенно меня не знал. – Зато теперь… – Теперь тоже не знаешь. Женщину вообще невозможно .познать. Мне, во всяком случае, еще ни разу не удалось этого – ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самой. Но зато теперь ты не будешь меня бояться. – Я? Тебя?? Бояться??? – Мужчины тоже плохо знают себя. Но для женщин вы прозрачны, как партитуры Моцарта. Судя по сравнению, Клеопатра живет в мире еще менее реальном, чем вирт. Кого сейчас интересует Моцарт? И многие ли знают, что такое партитура? А самое забавное – почему она решила, что я ее боюсь? Впрочем, с женщиной лучше не спорить. Это – самое нерациональное занятие на свете. – Пожалуй, к столь красивой девушке действительно не так просто подойти. Но мы уже познакомились, так что мне, наверное, нечего бояться? – Я сама тебя чуточку боюсь, – признается Клеопатра. – Вернее, за тебя. Вдруг ты меня разочаруешь? – Поживем – увидим. Мы вновь сворачиваем на Охотный ряд. – А ты молодец, не стал ни бахвалиться, ни сомневаться. Действительно, зачем гадать? Сейчас все станет ясно как божий день. Мы входим в просторный вестибюль, поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж. Клео вставляет в щель магнитный ключ, тяжелая дубовая дверь медленно отворяется. Клеопатра ставит сумочку на столик, подходит к зеркалу и поправляет волосы. Все правильно, прическа – основной предмет заботы всякой женщины. Она частично заменяет ей ум. Подойдя к Клеопатре вплотную, я жду, пока она увидит меня в зеркале, удивившись, повернется и попадет прямиком в мои объятия. Резко и сильно прижав к себе Клеопатру, я страстно целую ее. Клеопатра не сразу раскрывает губы: слишком неожиданным был маневр. Поначалу она даже пытается выскользнуть из моих объятий. Но, убедившись, что это бесполезно, вся отдается поцелую. В ее возрасте поцелуи еще доставляют наслаждение, и я не лишаю девушку этого невинного удовольствия, предвестника удовольствий противоположных по смыслу, ассоциирующихся со словом «вина», греховных. Как отчаянно она целуется… Словно этот наш затянувшийся поцелуй последний в ее жизни. Наконец Клеопатра, почти задохнувшись, отстраняется от меня. Глаза девушки закрыты. Не позволив ей высвободиться из объятий, я чувствую, как сокращаются мышцы плоского, явно тренированного живота. Она что, уже испытывает оргазм? Ну и темперамент… Чуточку отстранившись, я протискиваю между ее и своей грудью руку, открытой ладонью в сторону упругих полушарий. – Подожди… – останавливает меня Клеопатра. – Рыбу, птицу и девицу берут руками – но вначале их моют! Ишь какая чистоплотная. Я иду в роскошную ванную комнату, включаю воду, через минуту выхожу. Клеопатра уже сбросила плащ и ждет меня в спальне. Постель разобрана – эта девушка явно не любит терять время даром. Что ж, последуем ее примеру. Но снять с себя жакет Клеопатра не позволяет. Зато теперь уже сама впивается в мои губы. Однако! Буквально за каждый снятый с нее предмет одежды мне приходится расплачиваться серией пылких поцелуев! Так я и до вечера не управлюсь… И потом, когда мы уже наконец достигаем постели, дела идут все так же медленно. Я пытаюсь применить силу, но Клеопатра, свернувшись калачиком и выставив во все стороны множество локтей, коленок и даже пяток, в корне пресекает мою попытку. – Я не люблю, когда со мною грубо обращаются. Не разочаровывай меня, пожалуйста, – говорит она, когда я на секунду отступаю, чтобы перегруппировать силы. И мы вновь начинаем целоваться. Наконец Клеопатра разводит плотно сжатые колени. Войдя в нее, я оптимизирую размер своего полового органа. Это удается мне не сразу – оказывается, Клеопатре не нравится, когда фаллос слишком велик. – Мне больно, – чуть слышно шепчет она. – А так? – столь же тихо спрашиваю я, несколько укорачивая фаллос и делая его чуточку менее твердым. Клеопатра не отвечает. Но судя по судорогам, сотрясающим ее живот и бедра, оптимум достигнут. Не знаю, сколько оргазмов Клеопатра испытала, пока я ее раздевал, но на финишной стадии я насчитал пять. – Все… Больше не могу… – просит она пощады. – А ты… Я совсем не нравлюсь тебе, да? – Безумно нравишься! – говорю я и доказываю это, доведя до почти болезненного шестого оргазма и разразившись наконец своим. Потом мы еще долго лежим в объятиях друг друга, изредка перебрасываясь ужасно глубокомысленными фразами, типа «Тебе было хорошо со мной?», «Безумно хорошо. Как ни с кем другим» «А тебе?»… Эта фаза коитуса занимает неоправданно много времени, но, к сожалению, без нее не обойтись. Именно в эти минуты женщина благодаря довольно-таки примитивным химическим процессам, происходящим в ее организме, наиболее остро чувствует то, что у обывателей обозначается словом «любовь». А ради любви женщина готова на все… Например, стать стукачкой. – Поговори со мной, – просит Клеопатра, – Все равно о чем. Ты только не молчи, ладно? – Знаешь, перед моим отделом поставили почти невыполнимую задачу – найти и обезвредить этого самого Заратустру, который учиняет безобразия в вирте. Я целыми днями мотаюсь по виртуальным, странам и страницам, устаю, как собака, даже в постели стал не так хорош, как раньше, а этот Заратустра всегда появляется там, где меня нет. Поможешь его поймать? – А что ему за это будет? – В общем-то ничего. Проведут беседу, при повторном нарушении отлучат на некоторое время от вирта. – А что мне за это будет? – улыбается Клеопатра, и взор ее вновь затуманивается. – Море любви. Аванс – прямо сейчас. Глаза Клеопатры загораются радостью. – Прямо сейчас? После того, что было? – Тебе ведь понравилось? – Безумно. – Бармен, повторить! – щелкаю я пальцами и, отбросив простыню, вновь набрасываюсь на Клеопатру. Не забыть бы потом выдержать паузу, полежать с нею, обнявшись и болтая всякие глупости. Чтоб крепче любила – а значит, и усерднее служила. Часа через полтора, воспользовавшись тем, что Клеопатра вышла в ванную, я быстро обыскиваю ее номер, потом заглядываю в сумочку. Конечно, я не рассчитываю найти здесь какие-то документы – все личные данные зашиты в памяти теркома Клеопатры. Я мог бы воспользоваться своим служебным положением, составить ее фоторобот и отыскать основные сведения в базе данных «Граждане России». Но пока это не нужно. Мне просто интересно, чем Клео живет, чем дышит. Ничего интересного ни в номере, ни в сумочке я, однако, не обнаруживаю. Косметичка, прокладки, противозачаточные средства, флакончик духов… И билет на поезд! На послезавтра, до Смоленска, отправление в девятнадцать двадцать пять. Значит, моя любимая меня скоро покинет, и мы будем встречаться с нею только в вирте. Что ж, меньше мороки. Этот реал-секс так изматывает… Почти так же, как виртаин. |
||
|