"Ричард Длинные Руки – паладин Господа" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 33

Я очнулся, вздрагивая, как будто меня трясла гигантская рука. Тело дрожало, зубы стучали, я обхватывал себя руками, но мои пальцы были такие же ледяные, как и все тело. Мешок с моими мечами рядом, но когда попытался подтащить поближе, решил даже, что он примерз. Когда же я попытался встать, понял, что мешок с мечами не примерз, это я ослабел настолько, что уже не в силах сдвинуть его с места.

Застонал, пальцы вцепились в камни, кое-как воздел себя на ноги. Стены шатаются, сдвигаются, грозя раздавить меня в лепешку. Я заставил себя двигаться к светлому пролому, где солнце, свет, тепло. Стены пытались помешать, ускользали из-под пальцев, но с каждым шагом выход из пещеры расширялся, расширялся…

По глазам больно ударил свет. Я шагнул наружу, вскрикнул. Холодный ветер пронизал, как острыми длинными иглами. В лицо плеснуло горстью колючего злого снега. Перед глазами плыло, я старался держать голову ровно, хотя, конечно, лучше бы лечь, тогда кровь пойдет в мозг. Но лечь — это… для кого-то лечь — расслабиться, для меня лечь — услышать отсчет рефери над головой: «… восемь… девять…».

Издали послышался окрик. Зрение немного очистилось, как из тумана вынырнули гигантские фигуры. Мне почудилось, что приближаются люди-горы. Их разукрашенные лица расплывались, колыхались, словно отражения на воде. В голове звон, я старался не упасть, рука пошарила на поясе, пальцы нащупали молот, но рукоять выскальзывала. Я с ужасом ощутил, что не в состоянии даже снять его с петли.

Они подошли вплотную, это оказались обычные зарги, жуткие отвратительные хари, все ниже меня ростом, но их с десяток, а за ними еще и еще…

Один со смехом ударил меня в лицо. Я захлебнулся кровью, упал на колени. Раны на боку разошлись, кровь потекла теплая, в голове появилась пугающая легкость. Они смеялись громче, я почти потерял чувствительность, только чувствовал, как меня со всех сторон пинают ногами, а я корчусь на снегу… Из легких, словно из продырявленных мехов, воздух выходил со свистом, обжигал горло.

— Это тот, — прогремел в ушах голос, подобный грому, — которого господин велел… Что это у него?

Пинки прекратились. Я чувствовал, как меня перевернули на спину. Сильные руки разорвали на груди рубашку. За шею больно рванули: это сорвали кожаный мешочек с талисманом. Второй болезненный рывок, голову едва не оторвали, другой голос потоньше донесся, как через плотное одеяло:

— А это что за амулет?

И чей-то возбужденный голос:

— Это же сокровище сокровищ!.. Откуда он у такого… Теперь мы богаты!

— Мы?.. А ты при чем?

Сквозь грохот камнепада в голове донесся приближающийся грохот. Из кровавого тумана вынырнул конь, меня ударило горячим и твердым, я невольно ухватился за нечто жесткое, режущее мне пальцы. Меня потащило по камням, затем по ровной земле.

За спиной слышались крики, вдогонку полетели стрелы. Две-три с силой ударились о черный бок могучего зверя, но отскочили с неприятным вжиком. Конь с разбега втащил меня в снег, я заскользил, как бревно, конь проволок меня еще сотню шагов и остановился.

Я разжал пальцы, на них отпечатались зубцы стремени. Конь наклонил голову и обнюхивал меня. Черный рог едва не проткнул мою грудь, я с трудом отодвинулся, ухватился за черную блестящую гриву. Он поднял голову и воздел меня на ноги.

Красные, как горящие угли, глаза смотрели на меня с ожиданием.

— Мой Черный Вихрь… — прошептал я в великом изумлении. — Как ты сумел…

Слова застряли в моем горле, уздечка оборвана. А я помню, что на нем за уздечка… Но на седле приторочены мои доспехи, меч, а в мешке позади седла, как я боялся даже мечтать, шлем, браслеты! Ноздри раздулись, я уловил аромат свежеиспеченного хлеба, жареного мяса.

Едва развязал мешок, посыпались браслеты, выкатился шлем и больно ударил по ноге. Даже не раздумывая над странностями, кто все это положил в мешок, над этим поломаю голову потом, я надел на руки браслеты Арианта и… в голове сразу стало яснее. Я надел шлем, в теле ощутилась прежняя сила. Я торопливо надел доспехи и сразу перестал чувствовать режущую боль в боку, а все раны перестали ныть.

Я поставил ногу в стремя, оттолкнулся и едва не перепрыгнул через, коня, настолько во всем теле заиграла злая мощь. Конь с готовностью ржанул и, повернув голову, посмотрел на меня требовательным взглядом.

— Черный Вихрь, — пробормотал я, — я не знаю, как ты одолел все эти леса, горы и реки… но ты нашел меня!..

Он в нетерпении переступил с ноги на ногу.

— Мы вернемся, — пообещал я, — и я тебе дам отдыхать… сколько сам скажешь. Но сейчас нам кое-что нужно свершить.

В нашу сторону неслись крики. Рассвирепевшие зарги бежали в нашу сторону с дикими воплями. Я метнул молот, выхватил меч и пустил коня вскачь. Меч засвистел, я рубил направо и налево, а когда уцелевшие бросились бежать, я догнал и мстительно зарубил всех до единого.

Черный Вихрь хрипел и свирепо раздувал ноздри. Я посмотрел по сторонам, впереди из пещеры, где я прятался, вышли четверо. Один с торжеством нес мешок с моими мечами.

— Щас, — сказал я мстительно. — Для вас добывал!

И хотя не добывал, а мечи сами упали в руки, правда, неизвестно, на каких условиях, я заорал, моя рука привычно метнула молот, а Черный Вихрь понесся, как все сметающая на пути горная лавина. Я рубил и крушил, они тоже рубили и бросали дротики, но удары натыкались на несокрушимую броню, дротики отскакивали, а мой меч проходил через их тела, как будто они из густого тумана.

Я соскочил, заглянул в мешок, все ли на месте, приторочил позади седла. Черный Вихрь внимательно следил за приготовлениями, от пурпурных глаз шел, казалось, рубиновый свет.

— Погоди, — сказал я, — еще не все…

Я обыскал тела зарубленных, у одного нашел сокровище сокровищ, а еще у одного — талисман, который надо в Кернель. На всякий случай сорвал с их шей амулеты, бросил в мешок. Черный Вихрь следил за мной одобрительно.

— Все, — сказал я и вскочил в седло. Рука нащупала талисман за пазухой. — Можно ехать…

Черный Вихрь с готовностью пошел в галоп, с каждым прыжком набирая скорость. Ветер ударил мне в лицо. Я пригнулся, прячась за его гривой, что охватила меня, как струящееся силовое поле. По бокам засвистело, ветер превратился в ураган.

Дверь с грохотом обрушилась вовнутрь. Я впрыгнул в помещение, заполненное чадом от горящего мяса, где плотными слоями плавал дым. Внизу застыли в изумлении трое широкоплечих мужчин, а четвертый начал подниматься со стула.

Я соскочил со ступеней, первый не успел схватиться за топор, я его развалил надвое, как спелый арбуз. Двое не были трусами, ринулась навстречу, закрывшись щитами и выставив мечи. Двумя ударами я разбил щиты и поразил обоих насмерть.

Рыцарь взревел:

— Ты кто?

— Ангел господень, — ответил я страшным голосом. — А ты, мразь и пепел, срань болотная…

Он, сперва оторопевший от моих слов, побелевший, вздохнул с облегчением, ангелы так не разговаривают, ринулся на меня с поднятым мечом. Я подставил щит, он нанес по нему три тяжелых удара, что разбили бы любой другой в щепки.

Глаза его округлились.

— Ты еще не поверил, — сказал я люто, — так убедись…

Я взмахнул мечом. Лезвие отсекло ему руку в локте. Меч с половинкой руки упал на пол. Рыцарь закричал, глаза смотрели на меня с ужасом, его доспехи оказались не прочнее листа бумаги. Я взмахнул мечом снова. Рука со щитом упала на пол, а он стоял передо мной с жалкими культяпками вместо рук.

— Еще не убедился? — сказал я. — Тогда получи! Третьим ударом я срубил ему обе ноги в коленях. Он рухнул на спину, рот его раскрылся в беззвучном крике. Я выдернул из щели факел, прижег огнем обрубки, останавливая кровь.

— Ну как? — сказал я свирепо. — Теперь видишь, что я и есть Карающий Ангел, сволочь?.. Поживи таким, что ты задумал для другого!.. А потом я придумаю, чем тебя, гада…

С едкой горечью в сердце подошел к столу. Изуродованное тело Гендельсона, как распластанная рыба, заняло все столешницу. Пустая глазница зияет, подобно входу в глубокую темную пещеру. В надбровной дуге обнажилась кость, а остатки красного мяса свисают красными сосульками. Другой глаз закрыт, культяпка правой руки лежит на груди.

— Прости, — проговорил я со стеснением в сердце. — Я не мог даже представить, что в тебе силы и твердости больше, чем в тысяче рыцарей Зорра… И уж больше, чем во мне…

Я положил руку ему на лоб, надо уходить, а как прощаться, не знаю… под пальцами ощутилось тепло. То ли он только что умер и еще не успел застыть… Я поспешно приложил ухо к груди. Едва слышно и с большими перерывами что-то робко тукает, словно слабенький цыпленок пытается клевать непосильно огромные для него зерна.

— Господи, — взмолился я, — только не дай ему умереть!.. Вот сейчас это совсем уже дурь…

Я схватил его на руки, не очень-то он и похудел, страшно представить, сколько же весил вначале, вынес в коридор и примостил на седле. Черный Вихрь следил за моими руками внимательно, а потом посмотрел на меня с немым вопросом в глазах.

— Надо, — ответил я. — Теперь, как ветер… в Кернель!

Он несся даже быстрее вихря, никто не успевал ухватиться за оружие. Мы пронеслись напрямик через весь второй лагерь, что перед руинами восточного города, сшибали с ног, опрокидывали, разбивали копытами черепа и грудные клетки. Я боялся метнуть молот, вдруг не догонит, а меч в моей руке так никого и не задел. Хотя пару раз руку сильно тряхнуло, но я не уверен, что зарги, а не стропила шатров. Тело Гендельсона лежало передо мной, свесившись руками и головой на одну сторону, ногами на другую. Я держал его одной рукой, но когда оно начало сползать вниз, я торопливо убрал бесполезный меч и ухватился обеими руками.

Зарево увидел издали, а когда Кернель показался в поле зрения, над ним снова полыхал огонь. Драконы уже улетали, но по всей длинной стене поднималась черная кишащая масса. На вершине стены цепочкой люди отталкивают длинными шестами приставные лестницы.

Основной удар, как я увидел сразу, нацелен в ворота. Туда устремились едва не сотни людей с одним-единственным бревном в руках, но это бревно было огромное, длинное, так что его могли ухватить сотни рук, а торец окован железом.

На них, на бегущих, со стен сыпались стрелы, камни. Многие падали, но другие подхватывали бревно, не давая его уронить, все неслись в едином порыве, затем — страшный удар в ворота. Их отшвырнуло, но бревно не выронили, а, раскачивая под хриплый вой, начали мерно бить в ворота.

— Спасай, — взмолился я Черному Вихрю. — Ты же как-то промчался сюда так быстро?.. Мне нужно в крепость!.. Но я не могу сейчас драться…

Он повернул длинную аристократическую голову, в его полыхающих глазах был укор. Я ответил умоляющим взором. Он вздохнул, помчался, ветер начал бить в лицо сильнее. Я ухватил одной рукой тело Гендельсона, другой обнял Черного Вихря за шею, копыта стучали все чаще.

Мы ворвались во вражеский лагерь. Черный Вихрь разметывал все, что попадалось на пути, своим непостижимо плотным телом, а потом мы понеслись через ряды воинов. Это напоминало, как если бы он мчался через густую траву…

Копыта стучали все чаще, а крики становились тоньше и тоньше. Затем барабанная дробь копыт оборвалась. Меня вжало в седло. Гендельсон застонал, изо рта потекла кровь. Ветер рвал ноздри, выворачивал веки. Я успел увидеть, как стремительно надвигается крепостная стена с десятками людей. Одни неутомимо отпихивают лестницы, что всего лишь отвлекающий маневр, другие стреляют торопливо, уже не прицельно, враг наступает тесной массой…

Я застыл в смертном страхе, ожидая страшного удара в стену, но снизу уже быстро летели навстречу каменные плиты двора. Послышались крики, люди разбегались. Копыта ударились о камни, выбив четыре снопа длинных шипящих искр. За спиной послышались треск, яростные крики, звон железа.

Ворота рухнули, а зарги, бросив бревно, лезли в пролом. Защитники рубились отважно, но, попирая раздробленные врата, вперед ломился трехметровый гигант в рогатом шлеме. Защитники пробовали закрываться щитами, он разбивал их огромным топором с такой легкостью, словно скорлупы лесных орехов. Его рубили мечами, в него с силой били копьями, но лезвия соскальзывали с выпуклых доспехов, не оставляя следа, копья со звоном отпрыгивали.

Он упорно пер вперед, озверевший, опьяненный победами. Я поспешно сорвал с пояса молот, швырнул. Гигант как раз заносил меч для нового страшного удара. Молот ударил его в переносицу, вмял забрало. Во все стороны брызнули красно-черные струи. Он покачнулся и завалился на спину, придавив грузным телом не меньше десятка соратников.

Защитники замка заорали победно. Я повернулся в седле, меня со всех сторон окружило острие копий. Я закричал:

— Есть здесь лекарь?.. Лекаря быстрее!

Со стены быстро спустился высокий благородного вида сеньор с седыми волосами и седой бородой. За ним спешили пятеро прекрасно вооруженных рыцарей в дорогих доспехах. Я взглянул в их грозные сияющие неземным светом лица, яростные и красивые, понял с душевным трепетом, что передо мной паладины.

— Кто вы, сэр? — потребовал старший паладин резко. — Вы сразили фон Робертса, это очень опасный наш враг, но ваше появление… характерно только для нечистой силы!

Я вскрикнул:

— Да, а где ваш отец-настоятель?.. К нему срочное дело!

Паладин смотрел строго, бросил так же резко, не отрывая от меня испытующего взора:

— Позовите святейшего Августина. Как можно быстрее.

Я слез с коня и бережно снял Гендельсона. Рыцари хмуро смотрели на его изувеченное тело. Из ворот приземистого здания показалась группа спешащих людей в черных сутанах с низко надвинутыми на глаза капюшонами. Я торопливо вытащил талисман, вложил его в ладонь Гендельсона и сжал ему пальцы. Во главе священников быстро шел очень худой человек. Сутану на нем трепал ветер, словно одета на крест, но из-под края капюшона на меня взглянуло бледное лицо с глазами, полными неземного света. Я не видел радужной оболочки, не видел зрачков, не видел даже глазных яблок, только чистый неземной свет из глазниц.

При виде меня священник переменился в лице, быстро-быстро перекрестился.

— Что за испытание нам?

Голос его был резкий, требовательный, неприятный, взыскующий. Я указал на Гендельсона.

— Отец… святой Августин, этот человек привез вам талисман, который усилит защиту Кернеля. Он сделал все, чтобы доставить его сюда… Так неужели вы не спасете ему жизнь?

Мой голос задрожал, а в глазах защипало. Старший паладин пошевелился, взгляд его не отрывался от моего лица. Рыцари молчали. Священник попытался разжать пальцы Гендельсона, но тот держал свое сокровище крепко. Я похолодел, это могло быть трупное окоченение, сказал с отчаянием в голосом:

— Сэр Гендельсон!.. Мы в Кернеле!.. Вы можете отдать…

Пальцы дрогнули и начали разжиматься. Августин торопливо выхватил драгоценность, ахнул и в благоговении опустился на колени. Его священники опустились тоже. Паладин взглянул на них, на Гендельсона, медленно опустился на одно колено. Его рыцари тоже опустились так же по-рыцарски, не по-христиански. Потом пришла в движение вся площадь, уже запруженная народом: все опускались кто на колени, кто на одно колено, в зависимости от ранга.

Со стороны ворот было тихо, после гибели гиганта уцелевшие зарги отступили в беспорядке. Я сказал с мукой:

— Люди!.. Это человек умирает!.. Помогите же…

Паладин сказал негромко:

— Уже послали.

Через толпу протолкался человек, который показался мне сделанным из сахарной пудры — снежно-белая роскошная чалма, надвинутая на такие же снежно-белые кустистые брови, седые волосы опускаются из-под чалмы по бокам и переходят в неимоверно длинную белую бороду. Одет в белые одеяния такой снежной хрустящей белизны, что борода сразу потерялась на его фоне. Белые пышные усы огибали верхнюю губу, совершенно накрыв ее, и сливались с бородой, полностью растворяясь с ней, так что и усы могли быть какой угодно длины.

И только лицо, обожженное солнцем, живое, яростное, выделялось броско, как крик в спящем городе. Он весь казался вылепленным из хрустящего морозного снега.

Бегло осмотрев распростертого Гендельсона, он сказал с удивлением:

— Любой другой на его месте уже бы давно умер… Что поддерживает в нем жизнь — не знаю, но и этого мало… Перенесите его в мои покои. Я сделаю все, что смогу.

— Сделайте, — сказал я умоляюще. — Он… он хороший человек! Очень хороший… несмотря ни на что!

Снова паладин взглянул на меня остро и прицельно. Рыцари подхватили Гендельсона и понесли вслед за лекарем. Лекарь торопливо семенил, оглядывался, без нужды показывал ручками, куда идти и как нести.

Пожилой паладин сказал чуть мягче:

— Я герцог Веллингберг. Отца Августина, которого вы льстиво назвали святым, уже знаете… У меня к вам есть вопросы, сэр…

— Сэр Ричард, — ответил я с поклоном. — Ричард Длинные Руки к вашим услугам, сэр. Кстати, в моей земле знают, что отец Августин стал святым. Но в моей земле есть такая странность, мы иногда знаем, что случается в будущем. Жаль, что это бывает так редко… и не по нашему выбору.

Святой Августин смотрел на меня строго. Неземной свет его глаз пронизывал меня насквозь, лицо окаменело, он весь напрягся, даже отступил на шаг. Герцог Веллингберг непонимающе посмотрел на него, на меня, сказал:

— Вы доставили нам церковную реликвию, что, безусловно, укрепит Кернель. Возможно, даже сделает его несокрушимым. Значит, вы на стороне христианского воинства, хотя вид ваш и странен…

Я сказал поспешно:

— Рассматривайте это как… боевую маскировку. В таких доспехах, как у вас, да еще с красным крестом во всю спину и во всю грудь мы недалеко бы ушли от Зорра.

Герцог кивнул, в глазах все еще оставалось сомнение, но он сказал ровным голосом:

— Вам покажут комнату, где можете отдохнуть. Обедаем мы все вместе в большой трапезной, вас позовут. К сожалению, время обеда уже миновало…

— Это ничего, — ответил я. — У меня осталось немного мяса в мешке.

— Сдайте на кухню, — велел он мягко. — У нас не принято… есть в уединении.

— Как скажете, — пробормотал я. — Но моему другу окажут всю помощь?

— Самую лучшую, — заверил герцог. — Ведь это он привез талисман, не так ли?

— Так, — ответил я и посмотрел ему в глаза твердым взглядом.

Он не отвел глаза, всматривался, я чувствовал, как его пронизывающий взор в самом деле видит меня целиком со всеми грешками, мелочностью, страстишками и подловатостью, потом суровая улыбка тронула его губы.

— До свидания, сэр Ричард. Я удовлетворен. Если у отца Августина есть вопросы…

Священник с пылающими глазами отшатнулся.

— Нет, — сказал он. — Дорогой герцог, вы не понимаете… Даже я не понимаю, многое не понимаю!.. Но я не хочу об этом говорить и даже думать, дабы не впасть в грех ереси. У меня…

Со стен раздался долгий протяжный крик:

— Зарги!.. Зарги идут на приступ!.. С Юга — драконы!

Герцог встрепенулся, словно стал выше ростом, вскрикнул громким голосом:

— На стены!.. К катапультам!.. Не дадим прорваться через, врата!.. С нами теперь полная защита Кернеля. Мы с божьей помощью выстоим!.. Отец Августин, поскорее отнесите Сердце Крепости на алтарь.

Сам он ринулся по лесенке на стену, прыгая через две ступеньки. Я оставил Черного Вихря посреди двора, побежал следом, на стене одетые в железо поверх кожаных доспехов воины разворачивали небольшую, но добротно сколоченную катапульту. Один коренастый воин с натугой принес, откинувшись назад всем корпусом и держа обеими руками, огромный круглый булыжник.

Герцог вскинул голову, крикнул:

— Быстрее! Уже идет прямо на нас!

Воин бухнул булыжник в широкую ложку. Второй выждал пару секунд, резко взмахнул рукой. Герцог ударил по колышку. Освобожденная балка с огромной скоростью распрямилась. Я услышал треск, катапульта подпрыгнула, заходила ходуном, еще пяток таких выстрелов — и развалится, хотя и бьет балкой не в дерево, там широкими ремнями привязана толстая подушка.

Дракон несся, растопырив крылья, чуть-чуть подрагивал ими, корректируя полет. Горящие дикой злобой глаза смотрели прямо в меня. Я содрогнулся, нащупал молот.

Внезапно дракон дернулся, изогнулся, крылья захлопали беспорядочно, судорожно. Я успел увидеть, как тонкое горло раздулось, словно он заглотнул исполинское яйцо, но проглотить не сумел. Крылья колотили вразнобой, дракона занесло, он резко пошел вниз.

Я не видел, где он упал под стеной, но земля вздрогнула, донесся глухой удар. Сразу трое подростков притащили огромные валуны, еще двое принесли гранитную глыбу. Коренастый воин суетился, покрикивал.

Герцог сразу как будто помолодел, сказал в мою сторону со сдержанным ликованием:

— Ну как? Молодцы, ну орлы!..

— Стрелки, — сказал я с огромным уважением. — Прямо в глотку! Это же надо так точно!.. Или просто повезло?

Но коренастый воин, слыша наши речи, отмахнулся с непосредственностью простолюдина, что не догадывается выжать из похвал материальную пользу. Глаза не отрывались от неба, где реяли драконы.

— При чем тут… Дракон — дурак, он хватает все, что летит мимо. Привык гусей ловить…

— Гусей? — спросил я. — Он ест гусей?

— Да, — подтвердил коренастый угрюмо. — Только за это их надо уже перебить, верно?.. Но вообще-то они хватают все, что летит мимо пасти. Даже если видят, что это горшок с кипящей смолой, все равно ухватят. Сказано, создания дьявола дурнее, чем создания господа бога!

Он засуетился, с двумя воинами начали разворачивать катапульту чуть в сторону. Оттуда неслись сразу три крупных дракона. Герцог молча пошел по стене дальше. Еще через десяток шагов нам преградил дорогу установленный на станине огромный лук. Двое крепких воинов с усилием крутили ворот, толстая дуга потрескивала, сгибалась. Третий, рыцарь, следил за небом. Белая накидка с огромным красным крестом на груди трепетала, будто в ужасе. Стрела, размером с рыцарское копье, послушно отодвигалась вслед за толстой тетивой из скрученных женских волос. Наконечник, на который пошло лезвие боевого рыцарского топора, медленно приближался к дуге.

— Готовься! — прокричал рыцарь. — Давай еще чуть… Еще… Стоп!

В синем небе с большой скоростью увеличивался красный дракон. Сперва с воробья, потом с ворону, а когда приблизился к башне, я содрогнулся, этот дракон крупнее самого огромного быка, красные кожистые, как у летучей мыши, крылья в размахе не меньше чем метров сорок…